ПРО, Черное море и невозможные санкции

Последние два года американское направление российской внешней политики исходило из тезиса-предположения, что Соединённые Штаты разместят в Польше ракеты-перехватчики, а в Чехии – многофункциональный радиолокатор. Администрация Дж.Буша-мл. объясняла необходимость таких мер ракетной угрозой Ирана.

Российская сторона неоднократно заявляла, что считает планы по размещению элементов ПРО вблизи своих границ нарушением интересов Москвы. Время от времени Россия предлагала использовать отечественные РЛС в Габале (Азербайджан) и Армавире взамен создания американских ударных средств в Польше и РЛС в Чехии. Также было предложено создать центр обмена информацией об обнаруженных ракетных пусках в Москве.

17 сентября президент США Барак Обама относительно неожиданно объявил о том, что Вашингтон отказывается от развёртывания элементов системы ПРО в Восточной Европе. Стало складываться впечатление, что отказ от этих планов снимает один из главных раздражителей в двусторонних отношениях между Россией и США. Одновременно возник вопрос об асимметрии в принятии столь значимых внешнеполитических решений. В дискурсивном пространстве стали формироваться своеобразные ориентиры, выстраиваемые на предположениях, что взамен Вашингтон ждёт от России существенных уступок по Ирану, а именно поддержки жёстких санкций против этой страны и отказа от поставок ей зенитно-ракетных комплексов С-300.

Уже через неделю президент России Дмитрий Медведев призвал Иран продемонстрировать, что национальная ядерная программа является мирной. У Ирана появилась такая возможность 1 октября на встрече «шестерки» (это так называемый формат «P5 1», т.е. пять членов Совета Безопасности ООН плюс Германия) с представителями Тегерана. В частности, в заявлении российского президента отмечалось: «Это будет возможным, если Иран подойдет к Женевской встрече с готовностью сфокусироваться на ядерном вопросе, принять практические шаги к восстановлению доверия к своей ядерной программе и к обеспечению ее транспарентности, а также продемонстрирует готовность к полномасштабному сотрудничеству с МАГАТЭ».

В заявлении также утверждалось, что Россия планирует в ближайшее время добиваться «конкретных и проверенных результатов в отношении иранской ядерной программы», а информация о строительстве Ираном завода по обогащению урана без ведома МАГАТЭ «является источником серьезных обеспокоенностей».

Ситуация медленно шла к определённому повтору сценария предыдущей встречи «шестерки» с Ираном в июле 2008 года. Тогда Ирану впервые было предложено заморозить производство ядерного топлива на шесть недель в обмен на отсрочку введения санкций. За это время от Ирана предполагалось добиться согласия на полную остановку ядерной программы в обмен на пакет экономических и дипломатических стимулов. Сентябрь 2009 года создал иные перспективы развития. Теперь за введение санкций высказалась уже и Москва, а её позиция была самым естественным образом предопределена жестом Вашингтона в вопросе о ситуационном отказе от размещения элементов ПРО в Восточной Европе.

За день до Женевской встречи тональность заявлений со всех сторон неожиданно и даже в значительной мере непредсказуемо смягчилась. Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад впервые заявил о желании страны закупать обогащенный уран для реактора в Тегеране у третьих стран: «Мы готовы поставить 3,5%-ный уран, который они обогатят до 19,75% и поставят нам обратно», – пояснил он международным журналистам. А затем Ахмадинежад впервые выразил готовность провести прямые переговоры с президентом США Бараком Обамой. Первый подобный жест в сторону официального Вашингтона со стороны иранского руководства за тридцать лет.

В свете приведённых заявлений Ахмадинежада вопрос о санкциях решено было не поднимать. «Упор сделан на вовлечение, а не на давление», – процитировало агентство Reuters одного из участников встречи в Женеве с американской стороны. Делая ставку на перспективный диалог, Тегеран был, однако, предупреждён о санкциях, кстати, уже четвертых по счёту, в случае отказа раскрыть ядерное досье. Новый deadline – декабрь.

Давайте кратко проанализируем сложившуюся ситуацию и наметим варианты её развития с учётом долгосрочных интересов переговорных сторон, государственных и внегосударственных акторов.

Прежде всего, стоит осознавать, что Белый дом не отказывается от ПРО, а переходит к так называемому «развитию ПРО по всему спектру». От системы, основанной на неотработанных технологиях, решено отказаться. Что окончательно определило такое заключение, сказать довольно сложно. Есть военная составляющая, есть сугубо политическая. Восточноевропейские элементы ПРО препятствовали стремлению Евросоюза стать универсальной политической единицей, «старая» и «новая» Европы если не ссорились, то очевидным образом преднамеренно разделялись Соединёнными Штатами. В конечном счёте, страдали трансатлантические отношения.

Теперь администрация Б.Обамы предлагает отказ от ставшей традиционной структуры на основе стационарных установок в пользу эшелонированной универсальной и адаптируемой системы, базирующейся на мобильных (устанавливаемых и на земле, и на кораблях) радарах. Нетрудно предположить, что всё это будет, среди многих других вещей, способствовать реконфигурации космической составляющей ПРО для предупреждения ранних запусков.

Первые технические подробности новой ПРО были обнародованы главой Пентагона Р.Гейтсом: «[у США] есть возможность разместить новые радары и перехватчики в Северной и Южной Европе, которые в краткосрочной перспективе обеспечивают ПРО против более непосредственных угроз от Ирана и других [потенциальных противников]». Большинство наблюдателей в России сконцентрировали своё внимание лишь на свидетельстве, что о полном отказе от защиты от иранских ракет речь совсем не идет. Но давайте предположим, о каких территориях-акваториях в «Северной и Южной Европе» может, в принципе, идти речь?

Представляется обоснованным допущение, что системы морского базирования, в том числе размещение крейсеров Aegis, планируются в Баренцевом и Чёрном морях. Да, подобный сценарий никогда не оказывался в центре внимания военно-политических наблюдателей. Но это, конечно, не означает, что ничего подобного быть не может. Более того, определённая внутренняя логика прямо или косвенно оправдывает и подтверждает рассматриваемое допущение:

1) президентом США Б.Обамой провозглашено, что отныне США считают «своей главной угрозой не межконтинентальные баллистические ракеты, которые только предстоит разработать потенциальному противнику Ирану, а ракеты малой и средней дальности»;

2) Б.Обама, последовательно и жёстко критиковавший внешнюю политику Дж.Буша-мл., не чувствует себя связанным планами предшественника, и в этом отношении пересмотр формата ПРО можно рассматривать в одном ряду, к примеру, с потенциальным закрытием тюрьмы в Гуантанамо;

3) в контексте нынешней американской внешней политики Вашингтон не стремится разглядеть вероятные «положительные моменты» от условного разделения Европы, риторика «продажи Восточной Европы» и «де-факто конца стратегического альянса» с Варшавой и Прагой не имеет ничего общего с реальностью.

С учётом вышеперечисленного, уже не кажется странным, что через неделю после объявления Б.Обамы об отказе от развёртывания элементов ПРО в Польше и Чехии Пентагон провёл микрооперацию по «техническому сливу»: «Для защиты от иранских ракет средней и меньшей дальности лучше всего расположить элементы ПРО на территории Турции и вокруг неё, в Чёрном море». А через неделю после Женевской встречи «шестерки» с представителями Тегерана первые лица министерства обороны США заявили, что «Плацдармом для размещения объектов американской системы ПРО может стать Украина».

Правила большой политической игры диктуют правила высказываний. По словам главы украинского МИДа П.Порошенко, размещение элементов ПРО на территории Украины «будет неконституционным». Он уточняет: «Я считаю, что это вызов. Конституция Украины не предусматривает наличия на своей территории любых военных баз, представителей вооруженных сил любых других государств. Это касается и сотрудничества в рамках противоракетной обороны».

Ключевым моментом в предлагаемых стратегических построениях и их медийном сопровождении выступает тезис, в соответствии с которым речь идёт о национальной системе ПРО Соединённых Штатов и, значит, они вольны размещать её на своих кораблях – никакого ущемления интересов или безопасности России или иных стран тут нет.

Важная техническая деталь. Система Aegis позволяет перехватывать ракеты на восходящем участке траектории. Однако здесь возникает одна проблема: должна быть достаточная дальность для перехвата. Было бы удобно разместить, например, в Персидском заливе группировку, которая будет осуществлять перехват иранских ракет, но достаточно маленькое пространство не позволит обеспечить эффективную защиту этой группировки, тем более при использовании диверсифицированных средств. По этой причине не представляется возможным использование «Манаса» в Киргизии и «Инджирлика» в Турции. В самом первом приближении разворачивать систему Aegis придётся в Чёрном море.

Известно, что Иран может с большей вероятностью нанести удар (ракетами Shahab-3) по Израилю. Возникает естественный в такой ситуации вопрос: «Может ли Израиль себя защитить?». Ответ тоже известен. Да, может. У него есть собственная система ПРО, которая, кстати, была разработана Соединенными Штатами и которая позволяет осуществлять перехват на высоте до 70 км на конечном участке траектории. А «внизу» уже можно использовать систему Patriot PAC-2. Но что ещё можно сделать для потенциальной защиты Израиля? – Вновь очевидное: можно развернуть корабли с системой Aegis в Чёрном море.

В качестве «ответной меры» Соединённым Штатам Израиль будет тактически предъявлять Москве самые разнообразные доказательства помощи российскими учеными Ирану в развитии программы ядерного оружия. И уже в этом свете становится очевидным, что сентябрьское американское решение по восточноевропейскому компоненту ПРО является своего рода пробным шаром. Москве предложено продемонстрировать, насколько она договороспособна в вопросе введения санкций против Тегерана. При этом, естественно, никто не забыл об открытой поддержке высшим российским руководством президента М.Ахмадинежада в ходе июньского саммита Шанхайской организации сотрудничества в Екатеринбурге.

Как меры принудительного воздействия по отношению к нарушителю положений международного права, санкции не являются гарантированно эффективными. В Вашингтоне известна система аргументации «против санкций». Очевидно, что после их введения становится невозможным:

1) даже потенциально влиять на внутриполитические процессы в Иране;

2) остановить приход китайских (и даже индийских) компаний и финансовых институтов в Иран, что, в конечном счёте, приведёт к формированию неблагоприятного для США и ЕС делового климата, для «обратного» переформатирования (не только на уровне контрагентов, но и инвестиционно-экономической инфраструктуры) которого потребуются многие годы;

3) практически определить момент, когда Иран перестанет нарушать свои обязательства и, значит, можно будет ставить вопрос о поэтапном снятии мер воздействия.

Угроза санкций остаётся пока чисто символической. Необходимо осознавать, что Иран внимательным образом наблюдает за КНДР; это подталкивает его на схожие провокации и преувеличение достижений своей ядерной программы, чтобы «продать её подороже». При этом большинство встречных предложений Тегеран адресует Вашингтону, Лондону и Парижу, а не Москве и Пекину.

Каким бы оно ни было вчера и сегодня, но сотрудничество в нефтегазовой сфере определяет базис ирано-американских и ирано-европейских отношений. (Под этим углом зрения целесообразно анализировать и возможное размещение элементов ПРО в Баренцевом море.)

Адресовано США и описанное выше предложение президента М.Ахмадинежада закупать обогащенный уран, хотя у Ирана и США нет действующего соглашения, разрешающего сотрудничество в атомной сфере.

Москва ввязывается в опасную игру с Вашингтоном и Тегераном. Порой кажется, что Москва не видит нежелательных для себя сценариев. Не оценивает их критически. «Более экономичная и высокотехнологичная» система ПРО – лишь часть американского или/и трансатлантического замысла. Цена вопроса не совпадает с величиной суммарных затрат на радары и противоракеты. Всё это – выражаясь категориями военных, «оперативно-тактические характеристики». Но обязательно стоит помнить и о сугубо стратегических вещах. О лидерстве в глобализации, о целеполагании внешней политики и дипломатии, об естественных пределах собственной ответственности и объективной возможности неответственного поведения игроков, для которых роли партнёров и противников могут довольно быстро «перезагружаться».