Что обнаружило всеобщее введение ЕГЭ?

Манипуляции отдельных недобросовестных людей в школах заменили на государственную манипуляцию – чтобы обмануть, в итоге, самих себя

Короткий ответ: очень многое, включая и очень важное, и очень плохое, и позитивное.

Начнем с того, что всеобщее введение ЕГЭ оказалось чем-то похожим на шоковую терапию. Шок возник (ещё некоторое время продолжится) как следствие того, что ЕГЭ и наша школьная образовательная культура пока мало совместимы. То есть, мы ввели в школу новый институт, не подумав о его совместимости с существующей в школе культурой. Во всех подобных случаях культура берет реванш. Все негативы этого введения – отсюда, от реванша культуры.

Можно ли было этого избежать? Можно, если мы говорим о ЕГЭ только как о технологическом институте. Для этого нужно было осуществлять политику постепенного внедрения технологии независимой оценки знаний в ходе школьного обучения и в ходе переводных (из класса в класс, или из ступени в ступень) мероприятий. Например, в Перми городские образовательные власти уже несколько лет проводят муниципальные «ЕГЭ» на входе в 1-ый класс, на выходе из 4-го и 7-го. Помимо того, что это даёт важную для управленцев информацию об уровнях и динамике, это создает культуру, образует привычку и у школы, и у детей.

В ряде школ письменные независимые тестовые контрольные стали нормой уже несколько лет. До выпуска из школы ребенок выполняет не менее сотни таких контрольных, а учитель десятки раз переживает это испытание. Рефлексия учителя и ребенка обеспечивает прогресс с обеих сторон. Политику мягкого распространения такой культуры Минобрнауки нужно было проводить давно, но оно этого не делало, хотя именно подобная политика – его первейшая обязанность.

Во-вторых, введение ЕГЭ вызвало огромную и неоднозначную реакцию в обществе (на порядок более сильную, чем, например, монетизация льгот). Такая реакция создаёт в нашем «бесчувственном» обществе тенденцию к гражданской рефлексии. Много раз, глядя на опросы ВЦИОМ по тем приоритетам, которые наше общество проявляет, обнаруживал, что интерес общества к образованию стоит на одном из последних мест и гораздо дальше, чем интерес к войне в Ираке. Тяжелое положение с нашим образованием – это, во многом, следствие того, что обществу оно не интересно, находится на периферии его интересов. ЕГЭ начал менять эту ситуацию, ибо сделал явным многое тайное. Общество увидело то, что его явно насторожило. В прямом контрасте с этой настороженностью мы наблюдаем реакцию на ЕГЭ властей. Образовательные власти подталкивают себя и нас к оценке об успехе ЕГЭ, преуменьшая ошибки и проблемы. А политические власти явно стараются сбить критику и интерес к этой проблеме, ограничиваясь возможностью коррекции, а не исправления ошибок. Но ведь в последующие годы ЕГЭ не отменят, а, следовательно, многое «опять повторится сначала», вовлекая в процесс «страстей» новые поколения родителей и школьников. Впрочем, возможно, это, наконец, разбудит наше спящее гражданское общество.

В-третьих, для профессионалов явным разочарованием стали сами результаты ЕГЭ. Когда в одном из лучших наукоградов средний балл по математике оказывается около 50, это не просто удручает. Результаты, в целом, говорят о том, что, действительно, ситуация с образованием «является самой серьезной угрозой нашей конкурентоспособности» (президент РФ). Тем более удручает то, что образовательные власти удовлетворены этими результатами, и все обсуждения идут вокруг того, что нужно поправить с ЕГЭ, а не об общем образовании в целом. Результаты ЕГЭ стали внутренним подтверждением деградации нашей средней школы наряду с постоянно ухудшающимися результатами, получаемыми благодаря внешним мониторингам PISA.

В дальнейшем отдельно остановлюсь на других проблемах, выявленных с введением ЕГЭ.

Теперь – о проблеме абитуриентов для технических вузов (о низких баллах абитуры).

В технические вузы пришли те, кто есть для них в «фонде» нашей абитуры, то есть те, кто к ним готовился. У меня не было ожиданий лучшего. Во-первых, потому что из школ ушли многие лучшие учителя, особенно математики и физики, во-вторых, подавляющее большинство школ не имеет классов физики и химии. Доска, мел и тряпки – орудия школьного физика (химика) – пролетария. В-третьих, повышение квалификации и переподготовка таких учителей по-прежнему идут в ИПК, где нет, и никогда не было для этого ни кадров, ни оборудования. В-четвертых, много способных ребят, которые в советские времена ориентировались на оборонку, тяжелую промышленность, транспорт, связь и, следовательно, акцентировали свои усилия на математике, физике, химии, теперь переориентировались на экономику, менеджмент и право. ЕГЭ по обществознанию сдает 50% абитуры. А по физике? Химии?

Однако определенная доля ответственности лежит и на самих технических вузах. Тенденция снижения доли абитуры, идущей на математические и естественнонаучные факультеты, наблюдается и в странах ОЭСР (особенно в США). Но в этих странах власти стараются развернуть университеты к школам, превратить университеты в локомотивы реформирования и улучшения школ. И университеты всё более охотно берут на себя эту роль, потому что осознают свою решающую социетальную роль в обществе, и понимают, что им без более сильной абитуры не выжить. У нас лишь единичные университеты (МГТУ им. Баумана, ГУ-ВШЭ, МГППУ) стараются не забывать о своем социетальном предназначении и о том, что школам нужно многое дать прежде, чем сможешь с них получить взамен.

Провал в МГУ им. Ломоносова по тестированию значительной части поступивших на математические специальности – это нормальный результат от разницы в уровне этих тестов и в уровне ЕГЭ. И это говорит о том, что ЕГЭ по математике должны состоять из трех ЕГЭ: один для тех, кто пойдет на гуманитарные специальности; второй – для тех, кто пойдет на инженерные специальности; а третий ЕГЭ – для тех, кто пойдет на математические специальности. Но для этого нужно менять многое в школах. Мы ведь введение ЕГЭ не совместили с какой-либо серьезной стратегией реформирования школьного образования. Да и стратегий таких у нас не было. Одни разговоры и декларации.

Сегодня все разговоры о ЕГЭ идут почти исключительно вокруг приёмной кампании и есть опасения, что эта ситуация сохранится. Между тем, его первичной функцией была независимая оценка знаний. Удалась ли она? Мне кажется, что отнюдь не на 100%. Во-первых, информация о нарушениях (т.е. о коррупции) шла буквально лавиной. Не один, а много регионов буквально погрязли в ней. Московские школы не оказались в лидерах, хотя в действительности они – абсолютные лидеры. Почему так случилось? Потому что чем крепче школа, тем честнее она вела «игру» с ЕГЭ. В самой Москве больше проиграли (относительно) десятки элитных школ, где ЕГЭ проводили предельно прозрачно и добросовестно. А слабенькие школы ловчили, на глазах у всех подкидывали детям решения, словом, повышали себе те баллы, которых не могли добиться честной организацией учебы. Поэтому пока чистой независимой оценки не получилось. Что мы скажем успешным и добросовестным детям, чьи места в вузах заняли многочисленные 100-бальники, например, из кавказских регионов?

Все эти нечистые «игры» говорят о том, что если по коррупции в вузах ЕГЭ нанес удар, то ситуация с его проведением резко расширила коррупцию в школах. В одном месте убыло, а во втором – немерено прибыло. Вот и весь баланс!

Думается, что то, как ввели ЕГЭ, уже сказывается, а дальше скажется еще больше на качестве общего образования и на уровне образованности следующих поколений. Причем скажется отрицательно. Экзамены на аттестат контролировали весь список предметов школьной программы. Метод введения ЕГЭ узаконил возникшую в последние годы чрезвычайную практику выросших, как грибы после дождя, экстернатов? Уводя своё чадо в экстернат, родитель (а таких десятки и сотни тысяч) проплачивал в экстернате «рисование» хороших отметок по всем предметам, не утруждая ребенка обучением. Но при этом три – четыре предмета он обеспечивал сильными репетиторскими услугами. В результате, его чадо, не обремененное многопредметным ежедневным кошмаром, получало успешную порцию знаний только по тем избранным предметам, экзамены по которым принимал избранный им вуз. То есть он обучался только по этим 3 – 4 предметам. В итоге, он гарантированно попадал в вуз и гарантированно сохранял здоровье.

То, как ввели ЕГЭ – прямой путь к этой модели. Когда нам запрещают, когда нами кукловодят, мы, имея вековой опыт несвободы, быстро адаптируем себя к запретительным и кукловодительным институтам, а также постепенно адаптируем и сами институты. Именно этот процесс идет уже год. Зачем горбатиться по всей школьной программе, когда можно уложиться в три предмета? Эта рефлексия означает конец целостного общего образования, а заодно и конец школы как уникального социального института, который обучает, формирует, воспитывает и т.д. новые поколения.

Почему так получилось? Да потому, что на давно существующую в цивилизованном мире независимую оценку знаний навесили вторую функцию – входного билета в вуз. И эта вторая функция в действительности убила первую, убила идею независимой оценки всех полученных выпускником школы знаний. Теперь важны только те знания, которые включены в этот входной билет в вуз. Все остальные знания, воплощенные в 11 годах обучения, в этот билет не включаются и, следовательно, закон рационального поведения исключит их из того меню, из которого формируется целостное знание индивида, его комплексно обустраиваемая личность.

Думается, аргументы о том, что экзамены на аттестат были предметом манипуляции в школах, известны и правильны. Да, оценки на аттестат часто завышались (конечно, тайно, хотя и заметно), медали выдавали слишком многим. Теперь мы манипулируем шкалой оценок по ЕГЭ, причем в открытую. Мне стыдно смотреть в глаза финнам, если они узнают, что в России 21 балл по математике – это «зачёт». Кого мы обманываем? Президента, которому министр докладывал, что 96 – 97% выпускников успешно справились…? По-моему, мы манипуляции отдельных недобросовестных людей в школах заменили на государственную манипуляцию. Чтобы доказать самим себе, что мы якобы хорошо учим, сегодня манипулируем шкалой, а завтра будем манипулировать уровнями КИМов. Мы обманываем только самих себя и превращаем все цели построения инновационной экономики, знаниевого общества в пустые грёзы. Для такой экономики и такого сообщества нужно продвинутое население. А не население с 21 баллом по математике. Нужно, чтобы ЕГЭ по иностранному языку сдавали все, а не 5, 10, 15% выпускников – доля, которая консервирует нашу национальную «немоту».