Зачем полковнику оленьи рога, а майору — кроличьи уши?

Казалось бы, при нынешнем упрощении нравов дело это совершенно заурядное. Музыкантов одного из военных оркестров Ленинградского округа заподозрили в том, что они подзаработали на стороне. То есть сыграли за деньги частным образом без оформления официального договора и передачи гонорара в кассу родной воинской части.

Несмотря на невысокий уровень угрозы для общества, которую таит данное деяние, этой невинной проказой, практикующейся повсеместно, занялась прокуратура Ленинградского военного округа. Занялась в то время, как у военных прокуроров и без того работы выше крыши: хищения в особо крупных, убийства сослуживцев и мирных обывателей, дезертирство на почве побоев и издевательств, суицид и гибель военнослужащих в результате несчастных случаев. А тут музыканты сделали людям приятное, получив при этом, как утверждает информагентство «БалтИнфо», тысяч 15-20 на весь коллектив из 12 человек. Сущие слёзы.

На днях главный военный прокурор Фридинский заявил, что за последние 10 лет офицерская преступность в российской армии достигла наивысшего уровня. Офицеры совершают каждое четвёртое преступление в армии. В прошлом году количество офицерских преступлений возросло более чем на треть, а число российских генералов и адмиралов, привлечённых к уголовной ответственности, увеличилось за последние пять лет почти в 7 раз.

Правда, в истории с музыкантами есть пикантный момент, который, несомненно, привёл в сильное возмущение высшее окружное начальство. Служивые выступили в питерском ночном клубе на дне рождения некоего клиента, который пожелал, чтобы они... были зайчиками или кроликами - символами развратного журнала Playboy.

Вышло, в общем, глумление над армией с особым цинизмом. Но необходимо сказать, что выставление человека в погонах в идиотском виде - это прерогатива не только частных клиентов. Сами же военные командиры дадут им сто очков вперёд. Сравнительно недавно я наблюдал по телевизору нечто совершенно запредельное. На Первом канале шёл какой-то помпезно-китчевый концерт. На сцене ансамбль министерства обороны подпевал какому-то нашему поп-идолу, который вопил что-то такое про северных оленей. Так вот, люди в форме подняли над фуражками растопыренные пятерни, что символизировало оленьи рога, и раскачивались из стороны в сторону с такой чудовищной амплитудой, что это грозило падением.

Мне было не смешно. Мне было искренне жаль этих уже немолодых людей. Мне было неловко смотреть на седовласого хормейстера, приплясывавшего и палочкой задававшего направление наклонов влево-вправо... Впрочем, публика приняла этот прикол на ура.

Всё это, как и многое другое, формирует образ человека в погонах. Который в последнее время претерпел изрядные изменения.

О том, как было в период тоталитаризма, могу судить на примере моего отца, закончившего свою последнюю войну в Берлине в звании полковника артиллерии. А его первая война началась в 1914 году. (Во избежание недоумённых возгласов и недоверчивых взглядов сообщаю: я родился после Второй мировой, когда отцу было 54 года). Вполне понятно, что армия периода тоталитаризма представляла собой часовой механизм, где каждое колёсико не мыслило своего существования без решения общей задачи и любые приказания исполнялись беспрекословно. Всяческое отклонение от установленных норм как на службе, так и в быту считалось нелояльностью к системе. Подчас на почве своеобразно понимаемой офицерской чести происходили дикие истории. Отец рассказывал, как в 1935 году офицер застрелился из-за сущей нелепицы. Садясь на лошадь, он непроизвольно с шумом выпустил газы. Товарищи засмеялись, не зная, к чему это приведёт.

Через несколько лет после войны сказались последствия контузии, из-за чего отец к 60 годам потерял зрение.

Надо сказать, что раз и навсегда установленный порядок он не нарушал никогда. И лишь за две недели до смерти, когда ему было 89 лет, он перестал ежедневно бриться. Сейчас в это трудно поверить.

Он тоже не верил в то, как в застойные годы изменился человек в погонах. Не имея возможности видеть, он питался как официальной информацией, передаваемой по радио, так и рассказами родственников и соседей. Когда ему однажды сказали, что видели на улице пьяного офицера, он обозвал «информатора» лжецом и не разговаривал с ним целый месяц. По нынешним временам это всего лишь детские шалости. Тогда дело ещё не доходило до пьяных драк с применением табельного оружия, оргий в стилистике Древнего Рима, воровства эшелонами и военно-транспортными самолётами. Тогда офицеры, поставленные бороться с наркотрафиком, не умирали от передозировок.

Нет, тут никто не идеализирует то время и его людоедские нравы. Когда отца в 1938 году арестовали в Ленинграде как троцкиста, моя мама с пятилетней дочерью в принципе должны были умереть. От них шарахались, как от прокажённых, и невозможно было найти ни работы, ни жилья. Отец и, соответственно, семья уцелели благодаря двум обстоятельствам. Он выдержал девять месяцев пыток и не подписал самооговор. А потом Ежова сменил Берия, и тюрьмы начали освобождать для того, чтобы швырнуть в них новых врагов народа.

Здесь речь идёт всего лишь об имидже. И пили тогда офицеры. Но встретить на улице пьяного человека в погонах было труднее, чем столкнуться со снежным человеком. И подличали (не говоря, конечно, об иезуитах из НКВД с садистскими наклонностями). Но при этом внешне всё выглядело благообразно. То есть в соответствии с уставом гарнизонной службы. Офицер был в обществе уважаем. И он себя ставил достаточно высоко. И эта самооценка опиралось на его прочную материальную базу, основанную на его важной роли в милитаризованном государстве.

Сейчас вроде бы начали военную реформу. Вместо кастрированных дивизий будут боевые бригады, офицерам обещаны не нищенские пособия, а зарплаты в несколько тысяч долларов. И главное - не имитация службы, а реальная, содержательная работа. В конце концов, должны же чем-то подкрепляться утверждения о том, что мы - вставшая с колен сверхдержава, которая любому пасть порвёт? Если это так, то совсем скоро из репродукторов польётся старинная советская песня «Когда поют солдаты, спокойно дети спят». И это радует в том отношении, что подобравшиеся и застегнувшие расхристанные кители господа офицера, может быть, перестанут материться на улицах. И, может быть, я больше никогда не увижу, как это случилось со мной в подмосковной электричке три года назад, как подполковник медицинской службы лузгает семечки.

Более того. Не исключено, что в России вновь возродится служивое сословие, каста офицеров со своим кодексом чести, нарушить который - смерти подобно.

А пока армия наша переживает новую напасть. С 2009 года ради выполнения плана стали призывать... уголовников. Около 100 тыс. молодых людей с погашенной и снятой судимостью оказались на службе в вооружённых силах России, заявил представитель Генштаба генерал-майор Евгений Бурдинский.

Сможет ли противостоять армия напору уголовной «чести» и уголовной «морали»? Известно ведь, что тюремные нравы легко распространяются и на тех, кто никогда на «зонах не чалился», в том числе и на офицеров, которые поневоле станут «вертухаями» собственных солдат.

Или у нашей армии достаточно нравственного ресурса, чтобы противостоять любым напастям?

Не знаю...