Почему вымирают мужчины России?

Умер мой знакомый. Мне его очень жаль, но невольно подумалось: какая типичная для российской провинции судьба! У него было гуманитарное образование, много мыслей о судьбах мира (в юности), еще больше проектов разбогатеть (это попозже), всевозможные несколько чудные заработки – реклама, заказные статьи и исследования; две жены, трое детей, почти никакой собственности, любовь к дорогому коньяку, поездкам на такси и вообще к красивой жизни, хроническое безденежье и всегда элегантные, не по сезону легкие (или не по сезону темные) ботинки. И, наконец, – смерть в 44 года от инсульта. 

На похоронах, конечно, говорилось о безвременно ушедшем, погибшем в расцвете творческих сил, о том, что особенно горько, когда умирают молодые и т.п. А теперь, как ни цинично это звучит, его смерть, отразившись в статистике, пополнит смертность в трудоспособных возрастах, раздел «смерть от болезней системы кровообращения». 

Наверное, бестактно поводу трагического события – безвременной смерти человека, у которого были надежды и планы, радости и горести, родные и близкие, – пускаться в общие рассуждения. Но ведь есть эта жуткая, болезненная проблема в России – ранняя мужская смертность. Беспрецедентно высокая для периода относительного «процветания», в котором мы якобы находились еще совсем недавно, и необъяснимая даже наступающим кризисом.

Это еще и непопулярная и неудобная проблема, которую большей частью обходят молчанием. Если о ней и говорят, то или с чиновничьим равнодушием и обязательным перечислением мудрых государственных решений и мер, после которых всем непременно наступит счастье, либо с надрывом, как о «геноциде русского народа», без подробностей, а потому неубедительно. Проблема есть, а моего знакомого больше нет, так пусть моя статья станет ему своеобразной эпитафией.

Четыре года я была заместителем декана по воспитательной работе и в этом качестве оформляла материальную помощь студентам. И вот мы с коллегами как-то обсуждали, что в среднем по университету в семестр у одного студента умирает отец. Смерть матери – редкость, а смерть отца – если и не рядовое событие, то гораздо более ожидаемое. Причин, как правило, две: инсульт или инфаркт (словом, «болезни системы кровообращения») и несчастный случай. Нужно сказать, что почти все 90-е годы и в начале 2000-х несчастные случаи (смерть от внешних причин: утопления, случайного отравления, ДТП и т.п.) в перечне причин смерти стояли на втором месте после инфарктов и инсультов, опережая онкологические заболевания. 

Подобную статистику один из чиновников Министерства здравоохранения и социального развития назвал в своем выступлении «безжалостной». Это он, конечно, для красного словца сказал. Статистика безжалостной не бывает, она бывает точной или неточной, полной или неполной, корректно или некорректно интерпретируемой. Но она всегда бесстрастна и беспристрастна. Родилось столько-то человек в год – посчитала, добыли столько-то нефти или произвели столько-то автомобилей – посчитала тоже. Умерло столько-то людей – и это посчитает. И еще статистику часто упрекают во лжи, это тоже наговор. Статистика не лжет, лгут те, кто ее собирает и публикует (или скрывает), те, кто ее интерпретирует.

 На сайте Федеральной службы государственной статистики (ФСГС) помещен краткий аналитический материал «Динамика смертности населения России». Завершается он, как и положено, оптимистической тирадой, что «остается надеяться, что наблюдаемое улучшение ситуации является началом долговременной положительной тенденции». Положительная тенденция заключается в том, что «в 2006 году отмечено существенное снижение смертности населения. По предварительным оценкам показатель ожидаемой продолжительности жизни мужчин впервые за последние 8 лет превысил пенсионный возраст, увеличившись на 1,5 года (с 58,87 лет в 2005 г. до 60,37 лет). У женщин этот показатель поднялся не столь значительно – на 0,8 лет (с 72,4 лет в 2005 г. до 73,23 – в 2006 г.)». 

Вот радость-то: наконец-то наши мужчины стали в среднем доживать до пенсии, не самой, кстати, поздней в мире! Правда, это оптимистическое высказывание теряется на фоне весьма пугающей статистики. В этом же материале признается, что в России началось снижение «численности населения в трудоспособном возрасте. … число лиц рабочих возрастов на начало 2007 года сократилось по сравнению с соответствующим периодом прошлого года на 176 тыс. человек и этот процесс будет нарастать». А что делать – «остается надеяться…»

«В целом по стране превышение числа умерших над числом родившихся осталось на том же уровне, что и в январе-августе 2007 г. – 1,3 раза, в 7 субъектах Российской Федерации оно составило 2,0–2,4 раза», – сообщает тот же сайт ФСГС в краткой справке о демографической ситуации в январе-августе 2008 года. Превышение смертности над рождаемостью в демографии называется естественной убылью населения. Иными словами, убылью, вызванной естественными причинами. В противовес ей есть еще миграционная убыль, снижение численности населения из-за миграционного оттока. 

Еще раз повторяю: статистика, даже статистика смертей, бесстрастна, но этот термин все же звучит жутковато. Особенно если вспомнить, что убыль это началась в 1992 году, с началом печально знаменитой «шоковой терапии». Шок был такой сильный, а терапия настолько радикальной, что убыль оказалась (и казалась) действительно естественной. 

И все-таки смертность относительно молодых мужчин даже на фоне общей безрадостной демографической картины России смотрится удручающе. Не хочется повторять казенное словосочетание «смертность в трудоспособном и репродуктивном возрасте». У чиновников, которые его произносят, невольно проскальзывает укоризна в голосе. Вот мол, какие неблагодарные. И реформы для них, и повышение-совершенствование-интенсифицикация, а они норовят обвести власть вокруг пальца, теперь вот придумали умирать в самом что ни на есть трудоспособном и репродуктивном возрасте. Никакой ответственности! Вот и строй рыночную экономику с таким несознательным населением!

А тем временем самые пугающие цифры нашей демографической статистики – показатели смертности мужчин в возрасте от 45 до 59 лет. В этих мужских возрастах коэффициент смертности превышает среднероссийский, отнюдь не маленький (больший, чем в среднем по развивающимся странам). К примеру, в 2007 году коэффициент смертности в возрастной группе 45–49 лет был 16,7, в возрасте 50–54 – 23,6, в возрасте 55–59 – 31. Коэффициенты эти показывают, сколько мужчин данного возраста умирает в год в расчете на 1000 мужчин этой же возрастной группы. Чтобы было понятно, насколько чудовищны эти показатели, достаточно сказать, что максимально возможный коэффициент смертности для всего населения 35–50 в зависимости от возрастной структуры населения. Но это так называемое естественное вымирание, то есть, как говорит моя подруга-филолог, перефразируя Гоголя, когда «выздоравливают, как мухи», почти безо всякой медицины, как кривая вывезет или Бог распорядится, это уж каждому по вере его. 

Отмечу, что коэффициенты в более молодых возрастных группах тоже, надо сказать, не маленькие. Повозрастные коэффициенты мужской смертности росли почти постоянно (с небольшим незначительным снижением) весь период с начала 90-х до 2005 года, только к 2007 году начали немного снижаться.

За 110 лет, с первой всероссийской переписи 1897 года, средняя продолжительность жизни у мужчин выросла примерно в два раза. Но произошло это в основном за счет существенного снижения младенческой и детской смертности, в самых активных возрастах (25–39 лет) смертность уменьшилась незначительно. А вот смертность мужчин старше 40 лет, по данным того же аналитического материала ФСГС, даже повысилась. Внимание: кризис среднего возраста в России может оказаться смертельным! Даже сквозь сухие строчки официальной справки прорывается обыкновенный человеческий ужас.

Для того чтобы выявить причины этой демографической трагедии, необходима скрупулезная аналитическая работа, и она демографами ведется. Пишутся статьи, издаются монографии, публикуются аналитические материалы. А мужчины меж тем продолжают вымирать, потому что чрезвычайная ситуация требует чрезвычайных мер, а не реформирования системы здравоохранения «в соответствии с рыночными условиями».

При этом проблемы демографии обсуждаются в обществе в основном под углом повышения рождаемости, которая последнее время так волнует наше государство. То есть раз всякие несознательные граждане принялись так безответственно вымирать, необходимо озаботиться производством новых подданных. Поэтому разработаны меры по стимулированию рождаемости, чтобы на свет появилось побольше девочек, многим из которых придется раньше времени хоронить своих отцов, и побольше мальчиков, у которых есть значительный риск умереть раньше своих матерей. И это, кстати, опять не пустой пафос, а статистика. «При сохранении в дальнейшем современного (2005 г.) повозрастного уровня смертности мужчин России из нынешнего поколения 16-летних юношей до 60 лет не доживет 47%, т.е. около половины, в конце XIX века такая вероятность составляла немногим более половины (55%)». Это опять та же Федеральная служба государственной статистики сообщает.

Проще всего отмахнуться от проблемы, сказав сакраментальное: «Пить надо меньше!». Да, надо. Максимальной величины ожидаемая продолжительность жизни мужчин в России достигла в 1986–1987 годы – целых 65 лет! После печально знаменитой антиалкогольной кампании, между прочим. Хотя демографы ее действие оценивают по-разному. Так, есть замечания о том, что зимой 1984–1985 года была эпидемия гриппа, которая вызвала повышение смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, так что повышение продолжительности жизни в 1986–1987 годах могло быть еще и реакцией на ее предыдущее снижение. Тем не менее, снижение смертности от травматизма в эти годы многие демографы расценивают как эффект бесславно закончившейся борьбы с «зеленым змием». 

Но если не получается меньше, то можно пить хотя бы… лучше. Статистика смертей от случайных отравлений алкоголем в России оказалась такой значительной, что эту причину смерти выделили отдельной строкой. В 1992 году от нее умерло 18 человек в расчете на 100 тысяч населения, в 1995-м – 30, 2006-м – 23, в 2007 году – 15. Есть тенденция к снижению, тут то ли ситуацию подправили, то ли статистику. Можно еще, конечно, аккуратней ездить. В 1992 году от транспортных травм погибло 30 человек в расчете на 100 тысяч населения, в 2000-м – 27, в 2005-м – 28, в 2007-м – 27… Статистика эта общая, и для мужчин, и для женщин. Но мужчины все же и пьют, и машины водят больше и чаще женщин, в России уж точно. 

И от самоубийств, и от убийств они погибают чаще. В Белоруссии несколько лет назад проводилось масштабное исследование, в результате которого выяснилось, что мужчины в среднем в 7 раз чаще (!) кончают жизнь самоубийством. Вот такой слабый сильный пол. Белоруссия, конечно, сейчас – другая страна, но слишком много у нас общего, чтобы игнорировать такие данные. 

Были войны, революции и репрессии, было, в конце концов, «безвременье», которое «вливало водку в рот». Что и говорить, российским мужчинам было несладко. Именно они в основном воевали, шли в лагеря и ссылки, но все-таки даже в период между двумя мировыми войнами средняя продолжительность жизни мужчин в России росла. И после войны, несмотря на последствия ранений, напряжение индустриального возрождения, послевоенную нехватку продовольствия, продолжительность жизни у российских мужчин потихоньку увеличивалась. 

Да, действительно, как говорят некоторые демографы (и сторонники рыночных реформ с готовностью эти аргументы повторяют), проблема высокой смертности, особенно мужчин, актуальна в России давно. Но график «Ожидаемая продолжительность жизни мужчин при рождении» выглядит все-таки очень символично. Да, с середины 60-х годов этот показатель стал снижаться, были только небольшие периоды повышения или застоя. Да, выше 65 лет он так и не поднялся за всю историю нашей страны. Но на графике видно, как в 1992 году кривая продолжительность жизни падает вниз, как в пропасть, с 63 до почти 57 лет, чтобы подняться чуть выше пенсионного порога к середине 90-х. А потом (примерно с 1998 (!)) рухнуть снова ниже пресловутых 60 лет. Теперь вот опять мужчины имеют в среднем шанс пожить немного на пенсии. И нам всем «остается надеяться», что начавшийся экономический кризис не перечеркнет и это скромное достижение.

Но ведь не секрет, что наш современный мир в значительной мере сотворен мужчинами, приспособлен ими под себя. А в такой «маскулинной» стране, как Россия, это и подавно верно. Конечно, и у нас принимают в правительство женщин, даже блондинку вот сделали министром, но все же общая конструкция мира, в котором мы живем, создана мужчинами, ими он и управляется. Так что ж, это сами мужчины, говоря словами Воланда, собой управили так, что стали так безнадежно и так массово вымирать? Или одни мужчины выстроили мир, в котором другим так неуютно? В буквальном смысле до смерти. 

Именно мужчины управляют (или думают, что управляют) зверем под названием «свободный рынок», и именно мужчины в основном сочиняют реформы, которые все больше и больше, несмотря на все заявления и заверения, оставляют нас один на один с этим зверем. В коммерческой сфере, особенно на ведущих позициях, как раз большинство мужчин. Женщины в значительной степени «отсиживаются» в сфере социальной. Бедновато, но спокойно. А мужчины кидаются в рынок, стремятся доказать свою «адаптированность, вписанность и конкурентоспособность». Как же, «если ты такой умный, то почему ты такой бедный?» Поди-ка ответь! Вот и гоняются, бедные, за мамонтом, о котором большинство из них 9 тысяч лет все никак не может забыть. Но часто оказывается, что по сравнению со «свободной конкуренцией», особенно в России, мамонт – просто ягненок. 

Парадоксально, но к либерально-рыночным ценностям терпимей относятся часто именно те, кто по собственной воле выбыл из конкурентной борьбы и занял позицию наблюдателя. Это и в исследованиях обнаруживалось, и мною в личных беседах замечалось. Они все еще верят в невидимую руку рынка, не зная, как крепко и больно она может схватить за горло. Эта отстраненность не мешает им, правда, страдать и угасать от безденежья, безнадежности, обессмысленности жизни. «Если ты такой умный, почему ты…»

Но и победители, «вписавшиеся в рынок», успешно адаптированные к нему, часто признаются в ненависти к тем правилам, по которым им приходится играть. Но играют, играют, играют, не решаясь или не умея выпрыгнуть из этого колеса, и глушат тоску тем, что еще больше зарабатывают, еще больше оттесняют конкурентов, больше покупают, больше пьют… И над ними тоже дамокловым мечом висит эта горькая статистика. 

Сколько я выслушала в поезде исповедей бывших инженеров, а теперь бизнесменов – мелких и не очень, и даже иногда скорее крупных – о том, как жалко им было бросать работу и сколько всего они с ребятами придумывали – куда там американцам! А теперь они продают: канцтовары, двери, мебель, квартиры, что-то еще, очень техническое и очень мужское. Один такой бывший инженер, теперь успешный (по его словам) ловец мамонтов, то есть, простите, бизнесмен, со слезой в голосе рассказывал, как открыл однажды учебник математики и понял, что все забыл. «А ведь я был лучшим на курсе!» – искренне переживал он. В погоне за мамонтом математика оказалась не нужна. 

Были и более трагические исповеди: о том, как потерял всех друзей, что никому не верит, особенно женщинам, которые сплошь продажны. Что всегда очень хотелось много денег, особенно когда был нищим студентом, а теперь понятно, что самого важного на деньги и не купить. Новорусская хандра, одним словом.

На российского мужчину ценности свободного рынка даже после войн, репрессий, тоски застоя и всяческих лишений произвели поистине убийственное впечатление. А многие так его ждали, так хотели попробовать себя! Женщины проиграли в конкурентной борьбе и выиграли лишние 10–13 лет жизни. В среднем, конечно, но все равно впечатляет. Русский капитализм, как и русская рулетка, оказался «с секретом». Играя по его правилам, кто-то может выиграть, и много. Кто-то может проиграть, а кто-то может умереть. Просто так, по статистике. 

Анна Очкина