Уолл-стрит охватила классовая борьба?

Первое, что бросается в глаза, когда наблюдаешь за нынешними реакциями на банковский крах, это то, что . . . никто не знает точно, что нужно делать. Это обусловлено тем фактом, что неопределенность является частью игры; то, как будет реагировать рынок, зависит не только от доверия, проявленного игроками к государственным интервенциям, но также, и даже в большей степени, от того, насколько по их мнению они могут доверять другим игрокам: невозможно учесть эффект своих собственных действий. Таким образом, мы вынуждены принимать решения, не владея знанием, которое помогло бы нам сделать просвещенный выбор, или, говоря словами Джона Грея (John Gray): 'Мы вынуждены жить так, как будто являемся свободными людьми'.

Однако, поскольку нам без устали твердят, что доверие и вера являются определяющими факторами, мы должны также задаться вопросом, насколько тот факт, что американская администрация, запаниковав, повысила ставки, увеличил опасность, которую теперь она пытается отвратить. Невозможно не заметить насколько обращение президента Буша к американскому народу после терактов 11 сентября похоже на то, что последовало за финансовым крахом: можно подумать, что это два варианта одной речи.

В обоих случаях он упомянул об опасности, нависшей над "American way of life", американским образом жизни, и подчеркнул необходимость быстрых и решительных действий, которые помогут этой угрозе противостоять. Дважды он призывал к временному отказу от американских ценностей (гарантий индивидуальных свобод, рыночного капитализма) во имя спасения этих же самых ценностей. Неужели этот парадокс неизбежен?

Стремление 'делать хоть что-нибудь' в данном случае сродни инстинктивному побуждению действовать, охватывающему нас, когда мы оказываемся вовлеченными в процесс, на который никак не можем повлиять. Порою случается и так, что мы действуем, чтобы не приходилось говорить или думать о том, что мы делаем. Например, чтобы незамедлительно отреагировать на проблему, мы выделяем 700 миллиардов долларов, вместо того, чтобы спросить себя, откуда возникла эта проблема.

Вернемся к 15 июля сего года, когда сенатор-республиканец Джим Баннинг (Jim Bunning) обрушился с критикой на президента Федеральной резервной системы США Бена Бернанке (Ben Bernanke), утверждая, что его предложение доказывает, что 'социализм в Америке живее всех живых': 'ФРС хочет быть регулятором системных рисков. Но ведь ФРС - это и есть системный риск. Расширять полномочия ФРС - то же самое, что дать парнишке, который, играя в бейсбол на улице, разбил Ваше окно, еще большую биту, полагая, что это разрешит проблему'.

Баннинг был первым, кто публично озвучил суть суждения, обосновывающее противодействие Республиканской партии федеральному плану спасения. Его довод заслуживает более пристального рассмотрения. И тогда станет очевидным, что осуждение плана спасения было сформулировано в терминах 'классовой борьбы': биржа, Уолл-стрит против улицы, Мэйн-стрит . Почему мы должны помогать тем, кто виновен в этом кризисе (Уолл-стрит), и позволять простым заемщикам (с Мэйн-стрит) платить высокую цену? Не является ли это идеальным примером того, что в экономической теории называется 'моральным риском'? Он определяется как 'опасность того, что какое-либо лицо совершит аморальные действия, поскольку понимает, что страховка, законы или институты защищают его от ущерба, который его действия могут причинить'. Иначе говоря, если я застрахован от пожара, я могу с большей халатностью относиться к мерам противопожарной безопасности (а, в крайнем случае, могу даже сам устроить пожар в застрахованных зданиях, которые приносят убытки). То же самое справедливо и в отношении крупных банков: разве они не защищены от масштабных убытков, обладая при этом возможностью сохранить свою прибыль? Вполне вероятно, что Майкл Мур (Michael Moore) уже написал открытое письмо, обличающее план спасения как грабеж века. Столь неожиданное единство взглядов левых и республиканцев-консерваторов дает нам пищу для размышлений.

Они единодушны в своем презрении к крупным спекулянтам и главам компаний, которые извлекают прибыль из своих рискованных решений и при этом защищены от банкротства 'золотыми парашютами'.

Не является ли крах Enron в январе 2002 года чем-то вроде ироничного толкования понятия 'общества риска'? Тысячи наемных рабочих, лишившиеся рабочих мест и сбережений, подверглись риску, причем другого выбора у них не было. Те же, кто, напротив, не только владели исчерпывающей информацией о рисках, но и возможностью вмешаться в ситуацию (руководители), минимизировали свои риски, продав до банкротства принадлежавшие им акции и опционы. Если тезис о том, что мы живем в обществе рискованного выбора, является истинным, тогда получается, что некоторые (руководители с Уолл-стрит) делают выбор, в то время как другие (обычные люди, выплачивающие ссуды) принимают на себя риски . . .

Так что же, план спасения действительно является 'социалистической' мерой, зарей государственного социализма в США? Если это действительно так, то только в крайне своеобразном смысле: эта 'социалистическая' мера нацелена в первую очередь на помощь не бедным, а богатым, не тем, кто берет займы, а тем, кто их выдает. Таким образом, высшая ирония заключается в том, что банковская система считается приемлемой, когда служит для спасения капитализма, а социализм - пагубным, за исключением тех случаев, когда позволяет стабилизировать капитализм.

А если 'моральный риск' все же является частью фундаментальной структуры капитализма? Иначе говоря, проблема возникает потому, что разделить их невозможно: в капиталистической системе благосостояние Мэйн-стрит зависит от процветания Уолл-стрит. Таким образом, когда популисты-республиканцы выступают против плана спасения, они поступают дурно из добрых соображений, а сторонники финансовых вливаний поступают хорошо из дурных соображений. Если изложить эту мысль в более изысканной терминологии пропозициональной логики, их отношения не являются транзитивными: то, что хорошо для Уолл-стрит, не обязательно является таковым для Мэйн-стрит, но при этом Мэйн-стрит не может процветать, если дела на Уолл-стрит идут плохо. И эта асимметрия априори дает преимущество Уолл-стрит.

Все это явно показывает, что нейтрального рынка не существует: в каждой конкретной ситуации, координаты коммерческого взаимодействия всегда регулируются политическими решениями. Таким образом, истинная дилемма заключается не в том, чтобы понять, должно ли государство вмешиваться или нет, но в какой форме оно должно это делать. И здесь мы сталкиваемся с настоящей политикой, борьбой за определение фундаментальных 'аполитичных' координат наших жизней. Все политические проблемы в некотором смысле находятся вне партий, они относятся к вопросу: 'Какова природа нашей страны?'.

Таким образом, именно дебаты вокруг плана спасения являются истинной политической проблемой касательно решений, которые предстоит принять о фундаментальных аспектах нашей социальной и экономической жизни, вплоть до воскрешения призрака классовой борьбы (Уолл-стрит или заемщики? Государственная интервенция или отказ от оной?). Здесь нам не удаться найти какую-либо 'объективную' просвещенную позицию, мы должны будем принимать решение, исходя из политических убеждений.

Так каков же выход? Великий немецкий философ-идеалист Эммануил Кант в ответ на консервативный девиз 'Повинуйтесь, не рассуждая!' выдвинул встречный, но не 'Рассуждайте, не повинуясь!', а 'Повинуйтесь, но рассуждайте!'. Когда нас подвергают шантажу, подобному нынешнему плану спасения, мы должны не забывать, что речь идет о шантаже, и, соответственно, пытаться устоять перед популистским искушением дать волю своему гневу и таким образом подставить себя под удар. Вместо того, чтобы подобным бессильным образом выражать свои чувства, мы должны взять себя в руки и превратить свой гнев в твердое намерение размышлять, думать в истинно радикальной манере, задаться вопросом о том, что собой представляет общество - чей конец, возможно, скоро наступит,- которое допускает возможность подобного шантажа.

Славой Жижек

* Мэйн-стрит - обычное название главной улицы в небольших городах США, а также олицетворение малого бизнеса (поскольку на таких улицах обычно сконцентрированы небольшие частные магазины). В этом смысле Мэйн-стрит противопоставляется Уолл-стрит как символу крупного капитала