Что происходит вокруг СПС и почему?

На модерации Отложенный Стремительно развивающаяся вокруг СПС интрига заставляет задаться двумя вопросами: 1) что, собственно, происходит?; 2) почему, собственно, происходит то, что происходит? Второй из этих вопросов гораздо интереснее. Что происходит, достаточно ясно. В стране существует некая социальная группа, уже давно находящаяся в положении этакого всад-ника без головы – то есть лишенная адекватного политического представительства. Ее именуют то «правым» электоратом, то «либеральным», то «демократическим» – впрочем, все эти определения сомнительны, особенно последнее. 

Точнее было бы обходиться без отчетливо идеологических эпитетов и говорить просто о «продвинутых (advanced) группах», «людях-XXI», которым посвящен одноименный ис-следовательский проект Фонда «Общественное мнение», или о «креативном классе», как предпочитает выражаться один из фигурантов обсуждаемого сюжета Георгий Бовт. На-блюдателями неоднократно отмечалось, что на самом деле этому слою свойственна не ка-кая-то специальная идеологическая воспаленность, а, напротив, сугубые рационализм, прагматизм и даже конформизм. Его претензии к власти носят не столько принципиаль-ный характер, сколько, как говорит тот же Бовт, стилистический – и впрямь, одна только физиогномика большинства персон, ассоциированных с той же «Единой Россией» (а рав-но и с иными парламентскими партиями) жестко препятствует опознанию их креативным классом в качестве «своих». Впрочем, к стилистике дело не сводится. Есть ведь такая с трудом разложимая на компоненты категория, как «приличный человек», явно включаю-щая не только эстетические, но и этические элементы, пусть даже соотношение их удель-ного веса неясно (и, вероятнее всего, этика менее значима, чем эстетика). Однако туман-ность и субъективность этой категории не лишают ее операциональности, поскольку не мешают ей быть значимым мотиватором политического выбора – или отказа от него. 

Всадник, то есть креативный класс, лишен именно удовлетворяющей этому критерию «приличия» головы. Он не очень-то стремится отрастить ее самостоятельно – вероятно, потому, что занят более интересными, с его точки зрения, делами, сулящими гораздо большие выгоды и удовольствия и гораздо меньшие издержки и неприятности. Однако это не значит, что он в принципе не желает ее иметь. В конце концов, креативный класс объ-ективно – в социологическом смысле слова – существует, что доказано многими исследо-ваниями (дающими, правда, разброс оценок в диапазоне от 10% до 20% избирателей). Этим он, кстати, выгодно отличается от, например, социал-демократического электората, наличие которого в России исправно декларируется, но так и не получает никакого экспе-риментального подтверждения. Следовательно, этот класс имеет общие интересы, воз-можно, не всегда проявляющиеся в открытой форме, но тем не менее способные при оп-ределенных условиях актуализироваться. Потому и не прекращаются попытки привинтить всаднику подходящую голову. Собственно, именно этой метафорой и описывается проис-ходящее на так называемом «правом фланге» (уже сказано, что эта привычная дефиниция не вполне точна, но лучшей не видно) в течение последних 10-15 лет. 

Сейчас нет смысла обсуждать, почему ни одна из привинченных голов так и не прижи-лась, тем более что причины тут были разные и далеко не всегда состоявшие именно и только в несоответствии претендентов критерию «приличия». Так или иначе, «не срос-лось». Теперь мы наблюдаем очередную попытку такого рода. Надо признать, что она не выглядит изначально обреченной. Никто не демонстрирует ни малейшего желания всерьез представить происходящее как слияние СПС с двумя партиями-спойлерами – Леонид Гозман открыто отказывает им в статусе реально существующих («Не может быть партии инопланетян, потому что нет инопланетян /…/ В реальной жизни есть Барщевский, кото-рый назвал себя "Гражданской силой", и есть Богданов, который называл себя "Демокра-тической партией". Я могу с полной уверенностью сказать, что ни Барщевского, ни Богда-нова не будет в этом проекте. Это было наше первое и необходимое условие. И оно вы-полнено».). Известные на данный момент публике лидеры нового проекта (Гозман, Бовт, Титов, а также обещанный Чубайс, которого как-то трудно представить рядовым членом проектируемой структуры), не кажутся заведомо стилистически неприемлемыми для креативного класса, к тому же набор лиц наверняка будет расширяться и трансформиро-ваться. Возможно, эти люди и смогут достаточно убедительно артикулировать взгляды и интересы креативного класса; возможно (хотя и гораздо менее вероятно), они даже смогут сделать нечто для их защиты – все зависит от того, насколько глубоко они будут интегри-рованы в процесс принятия политических решений. Возможно, впрочем, что в очередной раз не получится ничего, и всадник поскачет дальше в уже привычном для него безголо-вом состоянии. Но это покажет только будущее – и в медицинской практике никогда нельзя сказать заранее, приживется ли трансплантируемый орган.

Все это довольно банально. Но почему интрига развернулась именно сейчас, почему с та-кой скоростью – и почему ее инициированность Кремлем никем не отрицается и никак не маскируется? That’s the point. 

Самый простой (и самый успокоительный) ответ на этот вопрос: ну, когда-то же это надо было делать – почему бы и не сейчас? Жить с таким перекошенным партийно-политическим спектром как-то некрасиво, да и неудобно; обвинения в удушении либе-ральной оппозиции надоели; все мыслимые угрозы справа и слева успешно минимизиро-ваны; да и президент наш, как тут же вспомнили некоторые эксперты, «имеет имидж че-ловека либеральных убеждений»; значит, пришло время поставить галочку в еще одну пустующую клеточку.

Однако регулярно высказывается предположение, что спешное развертывание нового «правого» проекта каким-то образом связано с надвигающейся перспективой полномас-штабного финансового кризиса, по сравнению с которым все нынешние катания на «аме-риканских горках» покажутся цветочками. Какая именно тут связь, чем, если долбанет, помогут новые «правые», и последует ли такой кризис на самом деле, решительно непо-нятно; но предположение звучит все чаще, отчего делается как-то не по себе. Поневоле в сознании начинают роиться самые невероятные сценарии: например, тот, что по аналогии с 1998 г. экстренно формируется команда камикадзе, которой будет поручено осуществ-ление каких-то сверхрешительных мер по спасению экономики и на которую потом, как у нас водится, будет возложена вся ответственность за их болезненные последствия, в том числе и за самоё необходимость аврала. Тут можно воображать все, что угодно, вплоть до временной замены Путина на премьерском посту Чубайсом, которому не впервой дейст-вовать в соответствии с принципом Густава Носке «Кто-то же должен быть кровавой со-бакой» и к репутации которого это ничего бы не добавило, и последующего триумфально-го возвращения Путина под старым лозунгом «Во всем виноват Чубайс» (то, что не уда-лось Черномырдину в 1998 г., у Путина могло бы и получиться). Но это, конечно, фанта-стика и паранойя. 

Однако можно допустить и более мягкий подвариант той же версии. Большой кризис дей-ствительно ожидается; и его главной жертвой, естественно, станет как раз тот самый креа-тивный класс, уже довольно долго наслаждающийся стабильностью и ростом потребле-ния. Когда эти наслаждения кончатся, креативный класс неизбежно почувствует себя об-манутым и преданным – тут-то то и актуализируются его коллективные политические ин-тересы, до поры пребывавшие в дремлющем состоянии. Причем перевести стрелки на США, на виртуальную природу финансовых рынков и т.д., конечно, не удастся. Ответст-венность будет возложена на действующую власть и больше ни на кого (внутри страны никаких иных субъектов, которых можно было бы обвинить в доведении до кризиса, про-сто нет). Оставлять в такой ситуации креативный класс вообще без политического пред-ставительства – причем системного, такого, которое могло бы канализировать, ввести в приемлемые рамки его недовольство – опасно. Значит, его нужно сконструировать, при-чем срочно. Что и происходит. 

Тут есть три существенных момента. Во-первых, избранный нашими политическими ме-неджерами темп и образ действий позволяет косвенно оценить время, по их предположе-ниям оставшееся до кризиса. Оно невелико.

Во-вторых, можно – опять же косвенно – оценить степень уверенности этих политических менеджеров в устойчивости выстроенного ими режима в условиях кризиса. Она также не-велика. В-третьих, окажется ли достаточно для канализации потенциального недовольства креа-тивного класса одной лишь артикуляции его интересов – или, кроме слов, потребуются и дела, то есть упомянутая выше интеграция новой политической силы в процесс принятия решений? Вероятнее всего, риторикой отделаться не удастся. Просто потому, что люди не дураки, а креативный класс – тем более. Впрочем, и тут никаких гарантий некатастрофи-ческого развития событий нет.

Разумеется, все это в высшей степени гадательно. Но, как писал Уилки Коллинз, «разре-шите мне заметить здесь мимоходом, как все это интересно!».

Святослав Каспэ