Жить как на Западе и немного с ним воевать

Нашей элите с блеском удалось использовать внешнюю политику для воспроизводства собственной власти, выдав свои интересы за национальные и сделав Запад гарантом авторитарной системы.

Российское либерально-демократическое сообщество, несмотря на разобщенность, все же определилось со своим отношением как к политической системе, так и к той форме капитализма, которые возникли в России. Есть понимание и их ущербности, и необходимости их реформирования. Да, сохраняются различия в подходе к путям «выхода». Однако либерально-демократическая среда начинает конкретный разговор о том, что нужно делать. Пример такого разговора — подготовленная оппозиционными либералами стратегия «300 шагов к свободе», которая заслуживает того, чтобы стать предметом обсуждения. В свою очередь правящий класс также осознает, что система начинает пробуксовывать и нужно искать способы ее модернизации. Свидетельством такого понимания является деятельность Института современного развития под эгидой президента Дмитрия Медведева.

О днако до сих пор в России отсутствует внятная либерально-демократическая позиция по внешнеполитическому «пакету». Речь идет о понимании национально-государственных интересов России, ее роли на мировой сцене, отношений России с Западом и своими соседями. Одиночные голоса либеральных публицистов тонут в хоре националистов, изоляционистов и империалистов, которые доминируют в экспертном и политическом сообществе.

Даже люди, либерально настроенные в отношении внутренних проблем России, оказываются традиционалистами, когда речь заходит о НАТО, Косово, Балтийских государствах, Украине, Грузии и, конечно, США. В итоге получается, что немалая часть либерально-демократического спектра поневоле становится элементом поддержки традиционного государства. Между тем без концептуализации внешнеполитического «пакета» невозможно формирование либерально-демократического вектора развития России. И в этом осмыслении нуждаются не только либералы, но и прагматики внутри правящего класса, уже заговорившие о цене, которую стране приходится платить за продолжение нынешнего международного курса.

«Russia is back!» — «Россия возвращается!»

Достижением путинской эпохи является обеспечение для России роли «самостоятельного центра силы, суверенного в своих делах», — с гордостью убеждают нас кремлевские пропагандисты. Согласно новой Концепции внешней политики РФ, одобренной президентом Дмитрием Медведевым, произошло «укрепление позиций России в мире», которое требует «повышения ее ответственности за происходящее в мире». И действительно, произошло усиление России, но как спойлера, который чаще блокирует решения Запада, чем продвигает свои и даже не умеет воспользоваться своим «Нет!», которым пользуются другие, например, Китай. Правда, нашей элите удалось с блеском другое: выдав свои интересы за национальные интересы России, использовать внешнеполитический ресурс для воспроизводства своей власти. Кстати, этот факт свидетельствует о недостаточности внутренних резервов самосохранения правящего класса.

Кремль опробовал разные модели международного обеспечения своих позиций. В 90-е гг. и на этапе раннего Путина политический класс пытался встроить Россию в рамки западной системы, но со своим «уставом», что было обречено на неудачу — какая цивилизация согласится инкорпорировать инородное тело? Начиная с 2004—2005 гг. элита начала экспериментировать с новой моделью выживания. Обосновывая ее, Сергей Лавров выдвинул идею мировой «Тройки» — США, ЕС и России, которая «сможет направлять мировую лодку». В новой Концепции внешней политики эта идея звучит так: «равноправное взаимодействие России, ЕС и США». Причем мир вместо прежних блоков, по мнению Кремля, должен перейти к «сетевой дипломатии», что означает свободу от долгосрочных обязательств (Вашингтону такая дипломатия должна понравиться!).

Кремлевские архитекторы предлагают миру этакий постмодерн, который включает возврат к ялтинскому порядку и балансу сил, но при партнерстве Запада и России и при невмешательстве Запада в наши внутренние дела и сферы влияния. Короче, речь идет о возврате к геополитике, но без ценностного вектора (это и есть «деиделогизация», о которой говорит Дмитрий Медведев). «Давайте играть «по понятиям», — предлагает Москва западной цивилизации. Наша правящая команда пытается в сфере внешней политики совместить несовместимое — быть с Западом и против него, т.е. то, что она делает внутри страны, скрещивая единовластие и выборы.

Налицо модель выживания политического класса, который стремится пользоваться благами западного мира, при этом отвергая его стандарты. Такая модель работает по принципу: прагматизм — все, принцип — ничто. Москва может до надрыва защищать целостность Сербии, но одновременно подрывать целостность Грузии и угрожать расколом Украине. Воспользовавшись дезориентацией западного мира, Кремль сумел превратить Запад в фактор российской внутренней жизни, сделав его инструментом легитимации политического режима.

Ошарашенное авантюрностью нашей правящей команды, западное сообщество неожиданно для себя стало гарантом, обеспечивающим выживание класса рантье, сырьевой модели капитализма и авторитарной власти, которая опирается на антизападную риторику. Кремль сумел использовать либерально-демократическую цивилизацию для поддержки антилиберального феномена, который начал угрожать интересам Запада, развращая его бизнес и политический класс. Дело о взятках концерна «Сименс» в России, а также кооптация западных политиков в ряды российских бюрократов — это только некоторые примеры того, как российский политический класс пробивает броню западного пуританизма.

Об умении стрелять себе в ногу

Вначале казалось, что Запад принял российские правила игры. Стремление западных лидеров не рассердить Кремль, вовлечение Шредера, Берлускони, Ширака, Проди, а недавно и Саркози в систему неформальных обязательств в отношениях с Кремлем — все это должно было говорить, что Запад сдался. Заявление Буша о том, что в российском ДНК, «нет и грана демократии» подтверждало, что и миссионерская Америка готова принимать Россию такой, какая она есть. Еще недавно, когда лидеры малых стран заводили разговор о специфичности «российской демократии», то получали по ушам от Ширака и других адвокатов Кремля.

Путинские предупреждения Западу о том, что Кремль не потерпит причитаний о нарушениях демократии в России, были излишни — западные лидеры и не думали осуждать Кремль и никогда не выдвигали Москве серьезных претензий. Исключением стала Ангела Меркель, которая в силу собственной биографии не только понимает драму российского посткоммунизма, но и пытается найти пути влияния на него. Но, увы, немецкий канцлер повязана коалиционными обязательствами и прочими ограничителями, в том числе и интересами немецкого бизнеса, требующего от Берлина гарантии благоприятных для себя условий в России.

И все было бы прекрасно, не начни Кремль, решивший, что западных слабаков можно игнорировать, пытаться определить пределы их терпения — и прессингом «Газпрома», и игнорированием ЕС, и «уроками» в отношении Грузии, Эстонии и Украины. Мюнхенский спич Путина стал последней каплей, которая заставила Запад начать реагировать. Независимость Косово, решение о размещении ПРО в Польше и Чехии и расширении НАТО на восток — это ответ Запада на «Russia is back!». Кремль сам заставил западное сообщество начать воспринимать Россию как вызов. И никакие объятия Берлускони и подмигивания Саркози этого процесса сдержать не могут. Успешная, казалось бы, тактика Кремля обернулась чередой его поражений, которые могут иметь стратегический смысл, выталкивая Россию во внесистемное поле.

Между тем ясно, что «самостоятельный центр силы» — не что иное, как мыльный пузырь. И дело даже не в том, что российский военный бюджет в 25 раз меньше американского. Дело в том, что благодаря усилиям своей элиты Россия превратилась и в сырьевой придаток развитых стран, и в их должника. О каком суверенитете может идти речь, если корпоративный долг России западным банкам (490 млрд долл) равен ее золотовалютным запасам, если ее финансовая стабильность зависит от курса доллара и процентных ставок Федеральной резервной системы США, а в конечном итоге от того, кто будет избран следующим президентом США?

Может ли быть глобальным игроком страна, благосостояние которой определяется поступлениями от продажи нефти и газа (63,7% российского экспорта)? Да и в целом может ли претендовать на формирование своей политической галактики, государство, которое предпочитает двигаться в зоне неопределенности? Между тем даже ближайшие союзники России — Беларусь и Армения — начинают искать более привлекательные центры притяжения.

Какова будет дальнейшая реакция Запада на стремление его сырьевого придатка участвовать в управлении миром, пока неясно. В большинстве государств западного сообщества у власти оказались политические пигмеи, которые имеют проблемы со стратегическим видением. Западу приходится выбирать между парадигмами, выдвинутыми двумя столпами мировой политики — Киссинджером и Бжезинским. Первый принят в Кремле и пользуется доверием российских лидеров. Второго в Кремле терпеть не могут, считая чуть ли не главным врагом России.

Киссинджер, следуя своей излюбленной realpolitik, призывает не «переусердствовать с попытками повлиять на политическую эволюцию России». Бжезинский, напротив, предлагает Западу «создавать внешние условия» для того, чтобы и Кремль осознал, что демократия в его интересах». Понятно, какую позицию поддерживает сам Кремль. Но приходится напомнить, что реализм Запада в отношении России, к которому призывает Киссинджер, закончился кризисом в наших отношениях. Вопрос в том, сможет ли Запад найти гибкую формулу осуществления совета Бжезинского.

После прихода в Кремль Дмитрия Медведева Запад занял выжидательную позицию, надеясь на смену и риторики, и курса. Но первые шаги Медведева во внешней политике вызвали на Западе трудно скрываемое разочарование, которое лишь говорит о том, как плохо западные политики и наблюдатели понимают логику кремлевских коридоров. Ведь для того, чтобы выглядеть сильным в глазах элиты и общества, Медведев вынужден, какими бы ни были его личные воззрения на мир и Россию, продолжать прежний курс «вставания с колен». Лишь укрепление его позиций в Кремле может расширить его поле маневра и дать ему возможность внести коррективы в этот курс. Но в этом и состоит ловушка нынешнего президента: без коррекции антизападной внешней политики нет возможности и для либеральной коррекции политики внутренней.

Было бы упрощением причину кризиса в отношениях России и Запада усматривать исключительно в ценностных различиях. Ведь даже не имитирующий демократию Китай имеет с Западом почти дружеские отношения. Очевидно, дело еще и в модели выживания правящих классов. Китайская элита ее решает за счет объятий с Западом, а российская — за счет любви-ненависти, что превращает отношения в коммунальную кухню.

О либеральной позиции

Для формирования либерального взгляда на роль России в мире необходимо, думается, осмысление четырех вещей.

Во-первых, нужно разделить интересы политического режима и интересы России и рассматривать внешнюю политику с точки зрения того, обеспечивает ли она трансформацию страны, либо сохранение статус-кво. Мантра «Россия встает с колен» либо известное и активно цитируемое высказывание Джорджа Кеннана (автора доктрины сдерживания СССР), который говорил, «пусть русские сами разберутся со своими проблемами как знают», отражают одно и то же явление — мы имеем дело с защитниками традиционного государства. Их оказывается немало и с нашей, и с западной стороны, и некоторые из них, призывая строить отношения между Западом и Россией на основе интересов, даже не подозревают, что они помогают держать Россию в XIX веке.

Кстати, в этом контексте внешне успешная «трубная дипломатия» Кремля оказывается откровенно антинациональной. Возникают вопросы: а есть ли чем заполнить «трубу» и как решается проблема дефицита газа на внутреннем рынке; насколько агрессивность «трубы» ведет к единению Европы против России; в интересах кого используются полученные дивиденды?

Во-вторых, Россию нельзя модернизировать без поддержки Запада и непосредственного включения ее в евроатлантическое пространство. Установка на роль «самостоятельного центра силы» выгодна элите, которая уже успешно интегрировалась в Запад в личном качестве и не дает обществу воспринять западные стандарты. Конечно, трудно представить, что Запад, с трудом и стенаниями переваривающий Восточную Европу и своих мигрантов, вдруг согласится заняться перевоспитанием России. Трудно представить, что сама Россия вдруг согласится лишиться части суверенитета и начнет выполнять требования бюрократов из ЕС. Но и Германия, и Франция вряд ли могли предвидеть, что они отбросят свою привычную государственность. И США не думали, что придет время, когда маленькие страны в НАТО начнут выдвигать свои требования и блокировать их интересы. Наступают времена, когда невероятное становится возможным, и неизбежно то время, когда безопасность в самом широком смысле — и России, и Запада — потребует их интеграции в единое сообщество. Вопрос в постановке цели и политической воле.

Для России интеграция с Западом — единственный выход из тупика, из которого она не может выбраться самостоятельно. Интеграция скорее всего будет означать преобразование и ЕС, и НАТО, и за интеграцию придется платить обеим сторонам. Причем в этой интеграции в итоге будет важна не цель, а сам процесс. Да, именно так: движение — все, цель — ничто. Итогом интеграции может оказаться сообщество совершенно нового типа, которое трудно сегодня представить. Но чтобы процесс пошел, со стороны России должна быть готовность принять стандарты либеральной цивилизации, которые радикально отличаются от российской «модели демократии». Со стороны Запада должна быть готовность к миссии и терпению. Если бы Запад пригласил Россию присоединиться к НАТО и ЕС, это было бы стратегически прорывным шагом со стороны Запада, который бы застал врасплох наших строителей консолидации на антизападной основе.

Почему Запад так и не сделал этого? Отсутствие и воображения, и стратегического мышления. Но для того, чтобы Запад начал размышлять об этом шаге, в России должны быть силы, которые способны не только артикулировать идею интеграции, но и убеждать общество в том, что это единственная гарантия успеха российской модернизации. Более того, включение России в западное сообщество может оказаться и единственным условием ее влияния на Запад — изнутри, а не извне. Если Польша и Греция сумели через интеграцию повысить свой мировой вес, то почему Россия не укрепит свою мировую роль не через противопоставление себя либеральной цивилизации, а через вхождение в нее?!

В-третьих, нужно объяснять обществу, кому и зачем выгодна демонизация западных структур и в первую очередь НАТО. Этот альянс действительно враг, но враг не России, а ее политического класса, для которого продвижение НАТО к границам России несет подрыв устоев, которые он пытается защищать. Сегодня при всех его ошибках НАТО в большей степени является «демократизатором», чем военным союзом. Но чем воинственнее наша элита борется с НАТО и пугает его потенциальных членов, тем больше она усиливает в альянсе оборонительный аспект, заставляя своих соседей искать под крышей НАТО защиты от России.

Нужно рассматривать интеграцию в структуры Запада наших соседей как мост к либеральной цивилизации, который должен облегчить движение в этом направлении и России. Кстати, отношение к интеграции в Запад Украины и Грузии может стать критерием принадлежности к либерально-демократическому флангу — все те, кто доказывает, что вступление Украины и Грузии в НАТО опасно для России, играет на стороне традиционалистов.

В-четвертых, российские либералы не должны испытывать неловкость в критике Запада особенно в тех случаях, когда Запад во имя своих текущих интересов готов проводить политику попустительства в отношении российского класса рантье. Либералы должны видеть опасность упрощенческого отношения определенных западных сил к России — как примитивного «продвижения демократии», которое может осложнить жизнь демократам в России, так и «реализма», который означает отказ от ценностных критериев в отношениях с российской элитой во имя осуществления эгоистических интересов Запада.

Лилия Шевцова