О Владимире Путине, надоевших вопросах и суверенной демократии

Дешифровка "тайных смыслов", якобы содержащихся во всех публично произнесенных Владимиром Путиным словах, превратилась в любимую забаву российских, а еще больше - зарубежных политологов и политических журналистов. Причем, как я заметил, чем меньше тот или иной эксперт знает Путина лично и чем хуже знаком с реалиями российской жизни и политики, тем смелее и решительней он эти "тайные смыслы" обнаруживает и тем революционнее их расшифровывает.

Апофеозом этого шаманского путиноведения я считаю пронесшуюся с месяц назад по зарубежным СМИ волну комментариев на тему, какие изменения политики России демонстрируются Кремлем, распространившим фотографии "голого торса Путина", сделанные, как известно, во время поездки президента в Туву. Серьезные издания всерьез обсуждали эту проблему и, разумеется, делали серьезные выводы: все это неспроста - публикацией этих снимков Кремль заявляет о своих возросших геополитических аппетитах и амбициях, а сам Путин- о том, что он и далее будет играть главную роль в российской политике.

Классическим отечественным примером такого шаманизма я считаю недавнюю статью одного блестяще образованного и многоопытного либерального автора, который в качестве подтверждения своей идеи о пренебрежительном отношении российского президента к идеалам западной демократии и либерализма приводит путинскую фразу "После смерти Махатмы Ганди и поговорить (о демократии. - В.Т.) не с кем". Путин столько раз публично демонстрировал свою брутальную до цинизма язвительность по отношению к некоторым политическим мифологемам Запада, что только очень предвзятый комментатор может не оценивать данную реплику по шкале "удачная-неудачная шутка", а раскопать в ней признаки глубокого внутреннего авторитаризма Путина и недооценку им новейших достижений западной демократии.

Не рискну утверждать, что сам я являюсь лучшим в стране специалистом по личностным характеристикам нынешнего президента России, но все-таки мой личный опыт общения с Владимиром Путиным, а также многолетнее внимательное наблюдение за его словами и действиями и постоянный их анализ, отразившийся и в моих многочисленных публикациях, Путину посвященных, дает мне право относить большую часть как отечественного, так и зарубежного путиноведения к жанру политической графомании и психологического, как я это уже оценил выше, шаманизма.

Владимир Путин очень последовательный и очень предсказуемый политик - никаких загогулин в его действиях не было, нет и, думаю, не предвидится. Другое дело, что Путин с высоты своего положения и сопутствующей этому положению ответственности и исходя из гораздо большего, чем у всех комментаторов его поступков, объема информации, иногда принимает конкретные решения, кажущиеся нам нелогичными или неожиданными. Кроме того - и об этом мне не раз доводилось писать, никто из внешних наблюдателей не может до конца просчитать всю сумму ограничений (фактически - ограничений якобы беспредельной власти президента), которые в каждый отдельный момент не позволяют ему сделать то, что он хотел бы, или заставляют сделать то, что, возможно, при иных обстоятельствах он никогда не сделал бы.

И второе в этой связи. Конечно, у Владимира Путина, как и у любого человека и как у любого политика, тем более занимающего столь значимый пост, наличествует определенный, по некоторым пунктам весьма значительный разрыв между тем, что он говорит, тем, что при этом думает, и тем, что делает. И это нормально. Ведь совпадение всех трех позиций есть клиническая характеристика идиотизма.

Но все-таки берусь утверждать, что подозрений в неискренности Путина гораздо больше, чем реальных проявлений этой неискренности. И по большей части его слова чаще всего совпадают с его делами (правда, иногда нужно обращать внимание не на его последние, а на ранее произнесенные слова). По моим наблюдениям, Путин бывает неискренним в трех случаях. Во-первых, когда не знает, как коротко и убедительно объяснить то или иное свое действие и быть правильно понятым. Во-вторых, когда принимает какое-то решение под давлением непреодолимых для него обстоятельств, в первую очередь обстоятельств, в наличии которых не принято исповедоваться публично человеку вообще, тем более президенту. В-третьих, когда по каким-либо причинам затронутая тема ему неприятна - даже если ему есть что на сей счет сказать публично. (Четвертый случай предполагает сохранение какого-либо государственного секрета и, соответственно, относится к профессиональным обязанностям президента, а не к его личностным характеристикам.)

Согласимся, что все это вполне естественные причины, не имеющие никакого (во всяком случае- прямого) отношения к внутреннему демократизму или, напротив, авторитаризму. При этом, понятно, что Путин, как всякий современный начальник, сочетает в себе оба эти качества.

Кстати, есть два давно уже проявившихся показателя неискренности Путина (во всяком случае, для меня). Первый - предельная краткость ответа на вопрос (часто - с плохо скрываемой, но неизвестно к кому или к чему обращенной иронией). Второй - агрессивность ответа, причем объектом агрессии иногда становится не затронутая тема, пусть даже неприятная, а тот, кто данный вопрос задал. Видимо, зная за собой этот грех, Путин, в последнее время вообще чувствующий и ведущий себя очень уверенно, теперь такую агрессивность почти не проявляет. А в первый срок своего президентства частенько ею злоупотреблял.

Но и до сих пор агрессивность ответов Путина проявляется в тех случаях, когда ему постоянно задают один и тот же вопрос. Впрочем, в последнее время он и в таких ситуациях взял за правило скорее иронизировать, чем агрессивно нападать. Так, между прочим, и родилась упомянутая выше его реплика относительно Махатмы Ганди. Путину просто надоело постоянно отвечать на вопрос о том, есть ли в России демократия и не собирается ли он установить в нашей стране диктатуру.

На встрече с зарубежными экспертами из клуба "Валдай", стенограмму которой легко найти на президентском сайте, Владимир Путин, естественно, проявил обычные для себя пропорции искренности-неискренности и привычные ему алгоритмы ответов на вопросы. Причем, повторюсь, в последнее время Путин очень уверенно чувствует себя и в своей официально-политической, и в исторической роли, что объясняется его убежденностью в правильности (в целом) проводимой политики. Замечу, что при этом он никогда не иронизирует над первой своей ролью (ибо это высший государственный пост), но очень часто - над второй, что уж никак не свидетельствует о самовлюбленности, порой Путину приписываемой.

На один из некомфортных вопросов президент, как обычно, отшутился - в данном случае ответил анекдотом. При этом, как часто с ним случается, не учел, что наши анекдоты, являющиеся высшим проявлением свободы мысли по отношению к реальности, западной аудитории часто либо непонятны, либо, по меркам нынешней политкорректности этого основного института цензуры на Западе, скандальны. С аналогичным случаем мы столкнулись в прошлом году, когда Путин пошутил относительно зависти, которую должно испытывать к подвигам президента Израиля. Никто из зарубежных комментаторов даже не понял, что это был всего лишь парафраз известного всей России анекдота о Сталине и Рокоссовском, но мимо "неполиткорректности" данной реплики эти комментаторы пройти не смогли. Лично я не нахожу ничего предосудительного в том, что президент России мыслит и говорит по нормам и в стилистике родного языка и образа мысли, а не руководствуется (точнее - не всегда руководствуется) заемными и весьма сомнительными (для меня) чужими правилами.

Странно, однако, что все специфические особенности речи Путина, кстати, очень правильной, хотя и с нередкими просторечными вкраплениями (но не реже - с литературными оборотами и из высокой литературы взятыми примерами), почти всякий раз расшифровываются каким-то непременно зловещим образом. И обязательно так, как хотелось бы самим "дешифровальщикам".

Вот, например, Путин на сей раз очень откровенно объяснил причины отставки правительства Михаила Фрадкова. Во-первых, многие министры стали работать плохо. Во-вторых, необходимо сформировать правительство, которое будет дееспособным как минимум на весь связанный с президентскими выборами и переходом власти от одного президента к другому период. Реакция некоторых участников встречи и многих комментаторов - это недемократично. Такое впечатление, что лозунг "Пусть рушится вся Россия, лишь бы торжествовала демократическая процедура!" может быть начертан на штандарте реального президента реальной страны. А ведь даже студентам политологических факультетов позволяется сравнивать книжные схемы с реалиями конкретной политической ситуации.

Кроме того, разве назначение в нынешнем сентябре премьер-министром Виктора Зубкова означает, что его правительство не будет обязано сложить свои полномочия после того, как у страны появится новый президент?

Разве эта конституционная норма отменена Путиным?

Следующее: если вы анализируете ход политического процесса в России, то не стоит ли взять за отправную точку национальные интересы нашей страны и в первую очередь с этой позиции оценить, стоило ли сохранять правительство Михаила Фрадкова до мая будущего года?

Наконец, если уж кто-то берется анализировать политические действия президента России, то нелишне вспомнить, что не менее чем года два назад Путин прямо сказал, что самым проблемным для страны будет период с марта по май 2008 года, то есть время, когда новый президент уже будет избран, но еще официально не вступит в должность. И, таким образом, как минимум два года назад Путин публично предупредил всех о том, что консолидация власти именно в этот период рассматривается им как важнейшая задача, за решение которой снимать с себя ответственность он не намерен. Может быть, Путин неправильно оценивал значимость этого периода? По-моему, верно, так как в такой ситуации Россия окажется впервые в своей политической истории. Сравнение с весной 2000 года некорректно, так как тогда президентом был избран Путин, по известному указу Ельцина уже президентом (пусть и исполняющим обязанности) являвшийся, и никакой передачи власти от одного человека к другому в этот период фактически не осуществлялось.

Словом, прежде чем произнести приговор "Это недемократично!", стоит многое вспомнить и многое проанализировать. В том числе и оценить то, что в данном случае Владимир Путин совершенно открыто продекларировал и политическую цель формирования правительства во главе с новым премьером, а не скрыл ее. И получается, что операция "Преемник", безусловно, разворачивающаяся, подчинена не эгоистическим интересам Путина (чего, правда, не скажешь о некоторых других политических игроках из его команды), а интересам страны.

В трактовке этих интересов, конечно, мнения могут быть разными.

В ответах Путина зарубежным членам клуба "Валдай" был еще один момент, привлекший внимание комментаторов - это пассаж о суверенной демократии, расцененный многими как чуть ли не отречение нынешнего президента от этой концепции (а попутно и как крест на политической карьере основного идеолога этой концепции).

Действительно, как бывало и ранее, Владимир Путин несколько отстраненно и индифферентно отозвался о суверенной демократии. И, кстати, не помню, чтобы он проявил к этой концепции более горячее отношение когда-либо ранее что публично, что в ходе тех встреч с ним, в которых я участвовал. И что бы это могло значить? На мой взгляд, совсем не то сенсационное, что кому-то показалось, а именно - что президент категорически против этой концепции и скоро упоминание о ней будет изгнано из политического языка российской власти. Приведу всего два доказательства, хотя их может быть и больше.

Вспомним, какие два вопроса чаще всего задавали Путину последние два года. Первый (его начали задавать сразу же, как Путин был избран на второй президентский срок) - не останется ли нынешний глава Кремля президентом и в 2008 году? Второй вопрос, появившийся как раз два года назад: как Путин относится к концепции суверенной демократии?

Я глубоко верю в плюрализм и свободу западной прессы, но иногда у меня складывалось впечатление, что наши зарубежные коллеги, идущие на очередную встречу с президентом России или на его пресс-конференцию, получали откуда-то задание: обязательно спросите о третьем сроке и о суверенной демократии, а далее - о чем хотите.

Прав я в своих немотивированных подозрениях или нет, не важно. Одно ясно - вопросы о третьем сроке (от которого Путин уже многократно отрекся) задавались не из журналистского любопытства, а для того, чтобы ни в коем случае не позволить нынешнему президенту России этой возможностью воспользоваться. Почему-то нашим западным коллегам было очень важно, чтобы успешный президент России не остался во главе ее еще на четыре года. Чем уж он их так пугает, пересказывать можно долго (как видели недавно, даже голым торсом), но они упорно, раз за разом, лишая себя возможности задать оригинальный вопрос, возвращались к третьему сроку - дабы, если он вдруг на него решится, поймать его на обмане.

Поскольку вопрос о третьем сроке действительно серьезный (конституционный), Путин и отвечал на этот вопрос всегда серьезно, хотя было ясно, что выслушивать одно и то же и повторять в ответ одно и то же ему просто надоело.

Выше я уже отмечал, что нынешний президент с раздражением, часто плохо скрываемым, реагирует на вопросы, которые ему с постоянством, достойным лучшего применения, задают. Вопрос о "суверенной демократии", от которой, как мне кажется, по мнению тех западных журналистов, что этот вопрос постоянно задают, президент России должен отречься так же определенно, как от третьего срока, явно из разряда этих надоевших.

Но как бы он Путину ни надоел, как бы ни вытягивали буквально клещами из Путина это отречение его западные собеседники (прямо как инквизиторы из Галилея), президент всего лишь от этой концепции отстраняется, дистанцируется, но не отрекается. И на последней встрече с членами клуба "Валдай" не отрекся. Но поскольку надоели и допекли, да и потребовали еще прокомментировать слова его подчиненного, к этой концепции имеющего непосредственное отношение, Путин ответил многозначной фразой, толковать которую каждый мог так, как ему хочется: описал иерархические отношения между ним и Сурковым. Не знаю уж, какой очередной "тайный смысл" извлекли из этого ответа те, кто был на встрече в "Бочаровом Ручье", но к суверенной демократии отношения это точно не имеет.

И здесь от психологически-лингвистического доказательства перехожу ко второму, самому главному. Можно представить (хотя это и фантастично), что Владимир Путин запретит своим подчиненным и даже целой "Единой России", которая уже взяла концепцию суверенной демократии себе на вооружение, употреблять эти два слова в единой сцепке. Но Невозможно представить, чтобы Владимир Путин или его преемник (даже если это будет "не его" преемник) не проводили политику максимальной независимости России в решении ее внутренних дел и международных проблем, максимальной суверенности России в качестве одного из главных игроков на арене мировой политики, политику отказа России от противоречащих ее стратегическим и оперативным интересам обязательств перед другими странами, а также от построения демократических институтов, максимально отвечающих особенностям и традициям страны, менталитету ее граждан и их представлениям о приемлемом и справедливом государственном, политическом и общественном устройстве, причем строительства в те сроки, которые, с одной стороны, обеспечивают достижение искомой цели, но с другой - не чреваты революционно-контрреволюционными срывами, гражданскими волнениями и иными формами силового противостояния "новых красных" и "новых белых" в нашей стране.

Единая государственная идеология запрещена в России конституционно. Данная норма, безусловно, есть реакция на закрепление в качестве такой идеологии коммунизма (марксизма-ленинизма) в СССР. И Владимир Путин, пока он президент, не может позволить себе пойматься на тот дешевый прием, на который его пытаются поймать: ты, дескать, скажи, что ты за суверенную демократию, а мы объявим всему миру, что президент России навязывает гражданам страны единую государственную догматику.

Однако всем пора уяснить себе, что Россия как страна и как нация от своей суверенности и своей демократии, от своей суверенной демократии никогда не откажется - тут ведь дело не в одном человеке, даже и президенте.

А что до надоевших вопросов, приведу такой пример. Мне вот тоже надоело отвечать на вопрос о том, есть в России свобода печати или нет. Поэтому я отвечаю всякий раз по-разному, в зависимости от того, кто этот вопрос задает: своим студентам подробно и во всех нюансах, зарубежным коллегам (если только это не мои друзья, с которыми можно обсудить все серьезно) - предельно лапидарно. Чаще всего так: как хотите, так и считайте. А иногда и шучу: нет, говорю, никакой свободы - так и напишите, я вот только пишу и говорю, что хочу, а остальным нельзя. Должен отметить, что этот вариант ответа очень привлекает западных коллег. Они его всегда аккуратно записывают. Не слежу, правда, что из этого ответа цитируют.

А вот по поводу суверенной демократии я отвечаю терпеливо и подробно, хотя и мне этот вопрос изрядно поднадоел. Отвечаю так по двум причинам. Во-первых, из просветительских соображений - чтобы знали собеседники, какую политику будут проводить все следующие президенты России. Во-вторых, из-за того, что эта концепция позволяет даже самым непонятливым объяснить, почему мы действуем так, а не иначе. Извините, говорю, это у вас там протекторат-вассалитет, а у нас - суверенность, да еще демократическая. Сами решаем, в чем состоят наши интересы и как нам их отстаивать. На том стояли и стоять будем. А о 90-х годах забудьте - это было давно и неправда.