Как я стал сторонником коммунизма

Когда в СССР разразилась "перестройка", я был уже вполне взрослым человеком, отслужившим в советской армии, поработавшим на заводе, обзаведшимся семьей, и, наконец, получившим высшее образование в престижном университете страны.

В университете я прослушал лекции, посетил семинары и коллоквиумы и сдал экзамены, кроме прочих предметов, — по научному коммунизму, политэкономии, истории КПСС, научному атеизму и даже по логике.

Но когда грянула "перестройка", когда враги Советской власти перешли в наступление и, под предлогом реформирования "тоталитарного социализма" в "социализм с человеческим лицом" на базе "общечеловеческих ценностей" и "нового мышления", приступили к демонтажу социалистической системы, — тогда произошла моя личная трагедия: у меня, вполне взрослого и, в общем, не глупого, человека с высшим обществоведческим образованием, ни в душе, ни в уме ничего не воспротивилось событиям "перестройки" и не возникло желания встать на защиту того социально-экономического строя, в котором я родился, счастливо вырос и стал человеком, и за который в годы Великой Отечественной войны погибли оба моих деда. Я оказался совершенно не способен, несмотря на своё образование и жизненный опыт, разглядеть суть всех "перестроек", "ускорений" и "гласностей".

Что меня ослепило? Что сделало меня совершенно невосприимчивым к страданиям миллионов советских людей, брошенных в адскую топку буржуазной контрреволюции?

Напротив, вместо того, чтобы "хату покинуть и пойти воевать", я стал, по сути, подельником всех тех предателей-власовцев, которые безжалостно рушили и кромсали по живому мою социалистическую Родину. Я бросил учительство и с головой бросился в омут предпринимательства. Я оказался среди миллионов тех, кто, позабыв свои советские корни, свое советское воспитание, возжелали разбогатеть.

Что со мной произошло?

Наверное, я плохо учился. Я действительно пропускал много лекций именно по тем предметам, которые перечислил выше, и которые, наверное, помогли бы мне правильно сориентироваться в перестроечных событиях, отнесись я к их изучению более прилежно. Но лекциям по научному коммунизму и истории КПСС я предпочитал самостоятельные занятия в научной библиотеке по древнегреческой философии, экзистенциализму и психоанализу.

Я вспоминаю: а был ли среди нас, тогдашних студентов-историков начала 80-х, хоть один, кто бы искренне, из чисто научного интереса, пытался проникнуть в суть марксизма-ленинизма, штудировал работы классиков не для сдачи экзаменов, а пытаясь понять законы развития общества? Не могу вспомнить. Были записные отличницы, прилежно строчившие конспекты скучных лекций; были чинные комсомольские активисты, зазубривавшие историю КПСС для продвижения по партийной линии; были просто, сколь дисциплинированные, столь и туповатые, студенты, опасавшиеся лишения стипендий за пропуски занятий, и были еще немногочисленные, так называемые, "диссидентствующие элементы", которые открыто насмехались над "всем этим коммунистическим бредом", сыпали антисоветскими анекдотами и на лекциях либо спали, либо занимались другими делами. Пропускать лекции разрешалось только по уважительным причинам. У меня было алиби — ребенок, которым я частенько прикрывался, а замдекана мне говорил: "Лучанов, вам не кажется, что вы прикрываетесь своими семейными проблемами?".

Но что меня отвращало от этих занятий? И на лекциях, и на семинарах всегда царило какое-то строгое единомыслие, ни от кого из студентов, даже от "диссидентствующих" не звучало неожиданных вопросов, не возникало дискуссий в процессе занятий. И преподаватели на этих занятиях даже не провоцировали студентов на подобную активность, читали лекции и проводили семинары бездарно, скучно и серо, как будто "отбывали номер". В их глазах не было огня, в их речах не было дерзания, поиска истины. Всё уже найдено и определено. Вероятно, это были такие священные предметы, которые по определению не допускали никаких толкований и дискуссий. Зато я видел с избытком этот "огонь" в глазах и речах преподавателей, рассказывающих нам о трагических страницах истории нашей страны — тут тебе и "перегибы коллективизации", и "сталинские репрессии", и ошибки советского командования накануне Великой отечественной войны и, конечно, про штрафные батальоны и заградотряды. Рассказывали почти шепотом, заговорщически, но так увлеченно, так самозабвенно, наслаждаясь и даже упиваясь своими откровениями, почти причмокивая. Таких преподавателей у нас уважали и даже любили, почитая их за героев, несущих нам, темным неофитам, тяжкое бремя правды о недавней истории своей страны.

Были другие любимые нами преподаватели, которые легко и доходчиво, "без бумажки" (после речей Брежнева это выглядело как "высший пилотаж"), доносили до нас знания о предмете, и которые, вроде, ни в коей мере не позволяли себе антисоветские выпады. Свой антисоветизм, если не антикоммунизм, они проявляли иначе, как фигу в кармане. В лекциях по истории или по методологии истории они просто не упоминали классиков марксизма-ленинизма. Шпенглер, Тойнби, Хейзинга и другие обильно цитировались в их лекциях, но ни Маркса, ни Ленина, ни, сами понимаете, Сталина, в их штудиях сроду не бывало. Классики марксизма-ленинизма не являлись субъектами исследований и поисков наших прекрасных преподавателей. И в наших студенческих головах исподволь формировалось представление, что наука истории — сама по себе, а марксизм-ленинизм — сам по себе.

В 9 классе я познакомился со "Студенческими тетрадями" Марка Щеглова, советского литературоведа и поэта. Это была такая маленькая книжечка-брошюрка с дневниками московского студента послевоенных лет (1947-1953 гг.), умершего в год моего рождения, но невероятно близкого мне по духу. Я почти слезно выпросил эту книжку у старшей сестры своего школьного друга, студентки-филолога. Это было удивительное чтение, которое повлияло на мою дальнейшую жизнь: во-первых, я твердо решил поступать в университет на исторический факультет, во-вторых, у меня благодаря этой книжке сложился романтический образ alma mater, как места, где царит свобода мысли и духа. А вспомнил я сейчас про дневники Марка Щеглова в связи с его записью о дискуссии в университете по фильму М.Донского "Воспитание чувств". (В прокате — "Сельская учительница".) Представьте себе, 1948 год! "Кровавая гэбня", по версии либероидных историков а ля сванидзе, подмяла под себя все вокруг, и не было свежего воздуха. А тут, в московском университете проходит открытая дискуссия, где все высказывают свою точку зрения, ничего не опасаясь и не боясь последствий. А какова атмосфера, которую передает Марк Щеглов! Не удержусь, процитирую отрывок из дневника:

"Д. говорил необыкновенно страстно, горько и убедительно. Прекрасные, мудрые и романтические слова, сказанные им о величии и чистоте любви (чувство, ради которого — если понимать его широко — в наш век все дороги ведут к коммунизму), о нашей молодежи, о нас, о тех, кто сидел перед ним в зале: "Вы и служители великой идеи освобождения человечества, и сами источники этой идеи, и люди, претворяющие эту идею в жизнь... Ваши яростные будни, кажущиеся вам подчас скучными и серыми, за рубежом вдохновляют людей на жизнь и борьбу, заставляют их верить в торжество разума, красоты и справедливости. Что за жизнь, как она прекрасна! (Широкая, светлая улыбка.) Не все ли равно — черный, татарин, еврей! (Ликующий разворот рук.)... О родине ("святая, единственная в мире земля, каждый комочек ее целовать"), о проклятии денег за рубежом и о свободе наших рук от этой грязи, о жизни и смерти — физической и духовной, которая может наступить гораздо раньше ("думайте о том, чтобы больше заработать, остаться в Москве, удачно вылететь замуж, больше есть, мягче спать — и вы уже мертвы") — прекрасные, горячие слова умного, честного, страстного художника запомнятся на всю жизнь.

Так и стоит сейчас перед глазами огромная аудитория, сотни молодых, жадных глаз, и на сцене маленькая темная фигурка, быстро двигающаяся, жестикулирующая. — коренастый человек с большой лобастой и взлохмаченной головой, произносящие удивительные слова, страстно, до крика убеждающий, возмущающийся и славословящий.

По окончании вечера Д. устроили овацию. Было уже больше полуночи, но никто не спешил расходиться, и в ночном университете гулко и долго звучали взволнованные голоса".

Удивительная картина потрясающего духовного подъема и свободы. Всего этого я уже не застал, когда пришел в университет студентом. Первое, что меня неприятно поразило и разочаровало — скабрезные надписи и рисунки на партах alma mater. И за все годы моего студенчества я ни разу не видел объявления о подобных дискуссиях, или о встречах с поэтами или писателями. Музыкальные клубы с тупым прослушиванием музыки западных рок-групп и визит в 1982 году Виктора Астафьева с его уже в то время антисоветскими настроениями — не в счет.

Уже тогда, в студенческие годы, при всей той каше, которая творилась и варилась в моей голове, у меня хватало ума, чтобы рефлексировать над таким, например, высказыванием Маркса: "У входа в науку, как у входа в ад, должно быть выставлено требование: здесь нужно, чтобы душа ваша была тверда; здесь страх не должен подавать совета". Я пытался понять, о каком страхе говорит Маркс. Мой самостоятельный вывод уже тогда был однозначен: речь идет о страхе развития, который одолел современных мне идеологов. Ведь все же знали тогда и другую хрестоматийную фразу Маркса: "Философы лишь различным образом объясняли мир; но дело заключается в том, чтобы изменить его". Меня окрыляли эти слова. Да, думал я, Ленин и партия большевиков изменили мир в Октябре 1917 года. Но, ведь изменение не бывает раз и навсегда, "все течет, все изменяется". Но почему же тогда все так замерзло вокруг? Получается, что советская наука об обществе, марксизм-ленинизм, не смогла преодолеть страх развития? Вопросы, вопросы, которые некому было задать и которые понемногу затушевывались.

На втором курсе я решил писать курсовую работу на кафедре философии. Взял тему "Идеальное и духовное". Начал с изучения большой статьи Э.В. Ильенкова "Проблемы идеального". Корпел над статьей философа месяца три-четыре, мало что понял, а скорее, вообще, ничего не понял. В своей курсовой, написанной в виде тезисов (сказалась увлеченность на тот момент Дао Дэ Цзином), я попытался, во-первых, сформулировать понятия идеального и реального социализма, и, во-вторых, попытался обосновать понятие духовного как религиозного. С кафедры меня, понятное дело, с позором изгнали и посоветовали при этом радоваться, что не изгнали из университета. С тех пор меня надолго перестали интересовать вопросы социализма, и на следующий год я переметнулся в группу занимающихся психоанализом истории.

Наш курс окончил университет в 1984 году. Никто из нас потом, в конце 80-х, ни из студентов, ни из преподавателей, не встал на защиту социализма, насколько мне известно. Все как-то пристроились, приноровились, преподаватели и аспиранты кафедры научного коммунизма перекочевали на кафедры политологии и философии, и многие стали вовсю распевать либеральные песни о преимуществах рыночной экономики и буржуазной демократии, и защищать диссертации на соросовские гранты. Представляю, какая вакханалия антисоветчины началась там в перестроечные годы.

Вузовское гуманитарное образование в доперестроечное время было каким угодно, но только не коммунистическим. Я не могу назвать его анти-коммунистическим, но и коммунистическим оно не являлось. Советское образование начала 80-х годов сеяло в наших душах и умах зерна сомнений в правильности выбранного страной пути, наталкивало нас на мысль о каком-то врожденном дефекте всей социально-экономической системы "развитого социализма". И все бы ничего, но ведь на этом все и заканчивалось, и все ходили с фигами в карманах. Я допускаю, что среди преподавателей наряду с оппортунистами и антикоммунистами, были и убежденные идейные грамотные коммунисты. Нужен был открытый разговор, публичная научная дискуссия на темы социализма и коммунизма, с привлечением студентов и общественности. Но все это подавлялось в зародыше и получалось, что уже тогда истым коммунистам не давали трибуны, чтобы вступить в серьезный научный спор с оппонентами-антикоммунистами. Простым "осуждам" тут было не обойтись. А когда началась "перестройка", тогда уж, тем более, настоящим теоретикам марксизма-ленинизма просто затыкали рот.

Давайте будем откровенны и признаем, что в официальной "истории КПСС" было много наворочено лжи и фальсификации. Мы этого не знали доподлинно, до нас доходили только отрывочные факты. Но этот внутренний диссонанс, ощущение, что нас обманывают, нами манипулируют действовало на общество угнетающе и разлагающе. Сталин находил в себе силы признавать свои политические ошибки. Вспомним его "Головокружение от успехов" по поводу перегибов коллективизации или его речь 24 мая 1945 года. И разве нельзя считать косвенным признанием допущенных ошибок в общественной жизни страны, его попытку провести реформы политической системы государства? А вот после смерти Сталина ложь стала расти как снежный ком, который должен был рано или поздно взорваться и погрести под своими обломками советское общество. Уроки, которые мы должны извлечь из истории СССР — не может социализм расти и развиваться на лжи и недоверии к своему трудящемуся народу. Наступает неизбежная деградация, аморализация общества, развиваются энтропийные процессы, и на этой почве обильно взрастают буржуазные настроения и иллюзии.

И когда мы это поймем, то нам легко будет ответить на вопрос: почему уже в конце 80-х — начале 90-х годов, когда только дуракам и простакам не было ясно, что перестройка оказалась буржуазной контрреволюцией, почему тогда основная масса коммунистов и просто умных людей не взбунтовалась, не выдвинула своих идей развития страны по социалистическому пути? Почему ни в Политбюро, ни в ЦК КПСС ни у кого не возникло желания хотя бы из чувства самосохранения предложить дискуссию, встать на защиту идей социализма? А просто наверху таких людей не было. Были "коммунистические начетчики и хвастуны" (Ленин). А тех, кто действительно владел марксизмом-ленинизмом как научной революционной теорией развития общества — таких уже почти не было, и их одинокие голоса терялись в одобрительном хоре, почувствовавших наживу, обывателей. Мещанская, мелкобуржуазная стихия овладела всем и вся.

Ведь я, в самом деле, в то время считал, что вот сейчас дадут людям свободу предпринимательства, и все активные-креативные, ну такие, как я, напосоздадут своих малых предприятий и кооперативов и как начнут работать-работать-работать на благо своё, страны и своего народа, и заживем все счастливо и, главное, богато. Ну, в самом деле, сколько можно жить на социалистическое "от зарплаты до зарплаты". Мы все вдруг захотели обзавестись собственностью: квартирой, машиной, дачей, землей, своим предприятием, своим магазинчиком, — пусть маленькой, но свой. "Сама садик я садила, сама буду поливать". И все бросились в предпринимательство. Либо в лавочники-торгаши, либо в бандиты, грабящие и убивающие этих лавочников. Либо в проститутки, либо в сутенеры. Либо во власть. Власть в нашей стране сконцентрировала в себе все эти занятия — и торгашество, и проституцию, и бандитизм. А новостные ленты с удовольствием, даже как-то пафосно, информировали население об очередных убийствах, грабежах, кражах. К этому трудно было привыкнуть, с этим можно было только смириться.

Вроде мафии, которую, как говорят, нельзя победить, а можно только возглавить.

В голове человека с высшим гуманитарным образованием, то есть в моей голове, поначалу не укладывались одновременно, не коррелировали такие понятия, как "предпринимательство", "кооператив" с таким понятием, как "капитализм". Нам казалось, что нас минует чаша сия, что мы здесь, в России, если и создадим что-то капиталистическое, то оно будет нашим русским, а значит — хорошим. Мы, и правда, создали особенный русский капитализм — ещё более уродливый, еще более безжалостный, чем капитализм Запада. [Отступление: На этом, сегодня, некоторые ярые "коммунисты" строят свои теории о "хорошем капитализме", он же — социализм, он же — СССР 2.0. Вот только ювенальную юстицию победим да оранжевой революции заслон поставим, да сохраним у власти президента, без которого ничего не будет — и потом сразу все будет у нас хорошо.]

И когда в 1992 году началась сплошная ваучеризация, мое сознание уже окончательно уснуло, и уже не возникало неудобных вопросов. Ну, капитализм так капитализм. Надо подстраиваться под реальность, а не вступать с ней в конфликт — себе дороже. Тем более, что к осени 1992 года я был успешным бизнесменом-риэлтором, уже обзавелся новым автомобилем и строил своей семье коттедж в пригороде. Но не все коту масленица.

Так что же все-таки со мной произошло? Почему я оказался в советское время среди "диссидентов", а в перестроенное время — в стане молчаливого предприимчивого большинства? Светская система исподволь превращала всех нас в жалких обывателей — фарцовщиков, диссидентов, тряпичников. Особенно мещанская мораль укреплялась, расцветала в интеллигентских слоях. Именно наша советская интеллигенция была авангардом наступающей буржуазии. Нас поразила жажда потребления, комфорта, наслаждений. С экрана телевизора неслась песенка кота в исполнении Андрея Миронова, как гимн обывательщины:

Надо жить умеючи,
Надо жить играючи,
В общем надо, братцы,
Жить припеваючи.

Кто-то напомнит о событиях октября 1993 года, о расстреле Белого дома, о гибели его защитников от рук карателей. Как пример того, что были и те, кто с оружием в руках защищал якобы социалистическую демократию. Но что такое были эти события, как не мелкобуржуазный бунт, у которого не было социалистических лозунгов, а главное, как у всякого бунта, не было умных и решительных лидеров, владеющих научной теорией общества, знающих твердо, чего они хотят, и готовых идти до конца в реализации поставленных целей. А раз так, то этот бунт был обречен на поражение. Не хочу оскорблять память погибших простых людей, попавших под влияние лидеров "антиельцинской фракции", возможно, кто-то из них и придерживался коммунистической идеологии, но нужно признать, что лидеры "сидения в Доме Советов" были такими же антикоммунистами, как и Ельцин, это были либералы, социал-демократы, рвущиеся к власти как к кормушке, используя для этого политику и тех несчастных обманутых простых людей, которых они в конце концов бросили, покинув здание Дома Советов. Сегодня некоторые из них льют крокодиловы слезы о сотнях расстрелянных, замученных мужчин, женщин и детей, как будто они тогда не догадывались, что будет с их защитниками, оставшимися в здании. Лицемерие и ложь — вот истинное лицо буржуазных демократов. В мозгах защитников Дома Советов поселилась трагическая иллюзия: отстоим Белый дом — отстоим "народную демократию". Но "народной демократии" не существует, это обман, с помощью которого буржуазия вводит в заблуждение рабочий класс. Есть демократия буржуазная и есть демократия социалистическая — Советская власть. Между ними — пропасть, преодолеваемая только научной теорией марксизма-ленинизма. А поскольку в 1991-1993 годах власть захватила буржуазия, то ни о какой социалистической демократии речи и быть не могло. Для этого нужны были другие лидеры, другая тактика и стратегия. А кто был с другой стороны, кто расстреливал и избивал защитников Белого дома? Такие же простые люди, обыватели, замороченные буржуазными идеологами на идее завтра стать буржуа и разбогатеть. А в Белом доме, как сообщили всем через демократические рыночные СМИ Гайдар с Новодворской, артисты Леонов и Смоктуновский, засели коммуняки, "красно-коричневая чума", вставшая на светлом пути прогрессивного развития России, которую надо давить и убивать. В октябре 1993 года я, как и вся страна, сидел у экрана телевизора и наблюдал трансляцию CNN расстрела белого Дома, как трансляцию спортивного состязания, и ничего не понимал о сути происходящего.

Конец 80-х. Перестройка в разгаре. Семейные заботы, необходимость содержать семью, погружали меня в бытовые заботы. Нужно было зарабатывать деньги. Отказавшись от аспирантуры, похерив благословение митрополита на преподавание в духовной семинарии и бросив учительство, я ринулся с головой в бурный водоворот предпринимательства. Первым моим погружением в сферу бизнеса оказалась... выставочная деятельность. Как эта идея пришла мне в голову, теперь уже не припомню, но именно с ней я пришел в комсомольский Фонд молодежной инициативы, выложил свой проект и даже какие-то расчеты (откуда что взялось!) и мне, как не странно, решили финансово помогать. Я собрал пять молодых художников нашего города, мы создали неофициальную организацию, дали ей название и... понеслась. Деятельность была бурной, но недолгой. Провели несколько выставок, в том числе и в соседнем городе-миллионнике. Как коммерческое предприятие, моя затея оказалась убыточной для комсомольского Фонда, и со мной вежливо распрощались. Но нет худа без добра. Обо мне узнали в управлении культуры, и я стал сотрудником городского управления культуры. Пробыл я им тоже недолго, потому что вскоре случайно встретил университетского знакомого, учредившего первую в городе риэлторскую контору. Он позвал меня в этот свой новый бизнес, и я решил бросить скучную должность культработника и окончательно переквалифицироваться в бизнесмены. Второй заход в бизнес оказался куда как успешным. Я оказался настолько способным продавцом недвижимости, что уже через год у меня был новенький автомобиль, через два года (чтобы ни с кем не делиться) я создал свое риэлторское агентство, а в 1996 году моя семья заехала в построенный мной коттедж в пригороде. Но это была только дьявольская наживка, на которую я попался. Пришел 1998 год с обвалом рубля и разрушил не столько мой бизнес, сколько мою веру в себя, как в бизнесмена. Я охладел к предпринимательской деятельности. Фирма просуществовала еще несколько лет, прежде чем я ее закрыл. Я понял, что я занимался все эти годы не своим делом, не любимым делом; деньги — вот был главный мотив этой деятельности, на втором месте — подпитка моего эго: я такой успешный, у меня лучшая фирма в городе. Разве можно на этом строить свою жизнь? Начались годы депрессии и годы поисков. Ударился в эзотерику и религию: Кастанеда, Юнг, дзен-буддизм, русская религиозная философия, в общем — интеллигентский набор 90-х. Я погружался в эти духовные стихии с головой, а когда выныривал, то снова оказывался в состоянии пустоты. Это был нелегкий для меня путь: от восхищения и восторга до разочарования и уныния. Почему так происходило? Думаю потому, что я не находил ни в восточной философии, ни в эзотерической психологии ответов на свои вопросы, которые мучили меня еще со студенческих лет, но потом временно забытые. Это вопросы социальной справедливости. Почему человечество не может создать общество, в котором не будет таких понятий, как богатство и бедность, где достоинство человека будет оцениваться не размерами его собственности и счета в банке, а духовными и нравственными измерениями, где молодые люди будут мечтать не о каких-то материальных достижениях, а о реализации своего высшего "Я", и где профессию будут выбирать не по размеру зарплаты, а по призванию? И я не находил ответа на эти вопросы ни в магии Кастанеды, ни в дзенских коанах, ни в русской религиозной философии.

И тогда я снова вернулся к Марксу и Ленину. Я подверг ревизии все свои знания и открытия. И вот однажды я сказал себе, что будущее человечества — это коммунизм.

Тогда я отправился на поиски своих единомышленников. Первое, что я подверг анализу, была КПРФ. Изучив их программу, почитав статьи на их сайте, я пришел к выводу, что их партия — это бездарный слепок КПСС.

Потом я вляпался в организацию "Суть времени" С. Кургиняна. Я потратил на них целых два года, посещая собрания ячейки в нашем городе, участвуя в пикетах против ювенальной юстиции, пока не осознал, что это только хитрый симулякр. И этот симулякр очень опасен для неокрепшей разумом и знаниями молодежи, потому что он держится на дъявольской харизме его создателя, благодаря которой он улавливает души малообразованных молодых парней и девчат, ввергая их в пустое антинаучное теоретизирование и в бесплодную имитацию деятельности. По сути своей, взгляды Кургиняна — это буржуазные взгляды, которые он пытается выдавать за коммунистические. Пафосно, с надрывом говорит и пишет о коммунизме и о марксизме, но ни тем, ни другим там и не пахнет.

Потом (или одновременно) был националист Борис Миронов. Буржуазный националист — этим все сказано. Кажется, честный человек, болеющий за Россию и за русский народ. Один существенный недостаток у всех националистов — отсутствие ума.

Последнее мое увлечение — это Юрий Болдырев. Вот на уважаемом мною Юрии Болдыреве я остановлюсь подробнее, потому в нём смешалось многое. Он, Дон Кихот Ленинградский — лучший из представителей буржуазной демократии, но это вызывает в памяти известную фразу: "если сливки плохи, то, что же молоко"?

Юрий Болдырев — больная совесть современной России. Говорит очень много правильных слов. Его статьи и выступления всегда актуальны и вскрывают язвы нашего современного общества. Где-то в середине 90-х он принимал "участие в боях" против закона о разделе продукции, который, будь он принят тогда, привел бы к сдаче оптом наших природных нефтегазовых ресурсов Западу. Молодец! Спас страну от разграбления. И теперь в каждом своем выступлении, хотя бы одним словом, старается напомнить нам всем об этом своем героическом прошлом.

Но кто бы ему еще напомнил о том, что в перестроечные годы, будучи депутатом Верховного Совета СССР от Ленинграда, он входил в Межрегиональную депутатскую группу, в которой тогда верховодили А.Сахаров, А.Собчак, Г.Попов и другие антисоветчики и антикоммунисты. Эта МДГ, как парламентская оппозиция, выступала против власти КПСС (против 6-й статьи Конституции СССР), и уже тогда в кулуарах МДГ вовсю обсуждался вопрос о частной собственности и приватизации.

А с 1990 (когда уже СССР вместе с 6-й статьей Конституции приказал долго жить благодаря немалым стараниям МДГ) и по 1992 год Болдырев входил в Высший консультативно-координационный совет при председателе Верховного совета РСФСР и в Политический Консультативный совет при Президенте России. Это те самые годы, когда был принят Закон № 443 от 24.12.1990 г. о собственности РСФСР и Закон о приватизации (03.07.1991 г.) Не стану гадать, какая роль в принятии этих разрушительных законов принадлежит правдоискателю Болдыреву, но факт, что наш борец с язвами капитализма был тогда среди тех и вместе с теми, кто те законы продвигал и принимал. "Слава, слава героям..."

Вот и получается, что сначала Юрий Болдырев принес на своих плечах (или подставил только свое плечо) в наш дом беду ("ящик Пандоры"), а потом стал воевать с теми последствиями, которая эта беда принесла. И ведь как воюет, как воюет! — Грудью встал на защиту России от ВТО. Клеймит позором деятельность ЦБ РФ, его зависимость от ФРС и МВФ. Учиняет правительство антинародные реформы здравоохранения и образования? — Болдырев тут как тут, на страже народных интересов. Подписывает президент антигосударственный, антирусский закон о ТОРах — и тут Болдырев отметился. Наш пострел везде поспел.

Но то ли грудь узковата у борцунов, то ли власть на все эти мероприятия оппозиционеров внимания не обращает. Но достигнуто главное — имя Болдырева теперь в некоторых головах приобрело патриотический оттенок, почти как у Путина, или, на худой конец, у лидера НОД, Е.Федорова.

Слушаю как-то радиопередачу о повышении цен на услуги ЖКХ с участием Болдырева. Дело происходит уже после избрания "нового-старого" президента. Отвечает на вопрос радиослушателя: "Что делать?" Ответ Болдырева гениален: не голосовать за тех, кто повышает тарифы, а голосовать за хороших кандидатов (наверное, за кандидатов от КПРФ). А Болдырев вообще что-нибудь слышал о буржуазной демократии, суть которой, если коротко, в том заключается, что, сколько вы не выбирайте из числа кандидатов, все равно выберете того, кто будет принимать законы против вас и в пользу буржуазии? Болдырев сам оказался жертвой манипуляций. Он нам советует: ну, давайте же, приходите на выборы и выберем с вами честного, благородного, неподкупного капиталиста, который не будет нас грабить и убивать. Вот это и есть, если не утопия, то наглый обман. (В Новосибирске мэром избран член КПРФ. И что? Народу стало жить легче и веселей?) Не хочу верить в Болдырева-обманщика, думаю, что Болдырев — буржуазный утопист. Позвонила тут же слушательница и пристыдила Болдырева: как же можно обвинять народ в этом, если на выборы приходят не больше 50% избирателей, и получается, что за Путина проголосовало около 20% всего населения России. Народ проголосовал ногами. Я не услышал внятного ответа. Это и есть буржуазная демократия в действии, демократия богатых и для богатых, а для народа — "голосуй, не голосуй, все равно получишь ...". Это та буржуазная демократия, о которой грезил Болдырев со своими единомышленниками из бандформирования МДГ.

Невдомек Юрию Болдыреву, что всё, с чем он так героически борется — это только следствия того, что он сотворил с нашей страной в 80-е годы, принеся на своих субтильных плечах в нашу страну капитализм.

Мещанская, обывательская утопия поразила многих из нас: если не будет олигархов, если поделим все между мелкими и средними предпринимателями, то тогда в стране наступит счастье. Не наступит, господа мелкобуржуазные мечтатели. Потому что пройдет какое-то время, и процесс монополизации, то есть процесс пожирания успешным и богатым неудачливого и обедневшего вступит в свои права, и снова образуется монополистический олигархический капитализм, пожирающий все и вся вокруг себя. Мифы о конкуренции, о невидимой руке рынка — все это сказки для наивных и малообразованных обывателей, либо форма манипуляции сознанием трудящихся.

Плох тот обыватель, который не мечтает стать мелким буржуа, и плох тот буржуа, который не мечтает стать олигархом, то есть сожрать своего вчерашнего конкурента. Разве может предприниматель удовлетвориться определенной нормой прибыли? Тут как на велосипеде: или едешь, или падаешь. Едешь — значит развиваешься. А зачем развиваться? — Чтобы уменьшить себестоимость своей продукции и тем самым победить своих конкурентов, уничтожить их, а в итоге — увеличить прибыль. И так до "бесконечности". А "бесконечность", она же "пустота" — это когда окончательно на земле установится глобальная власть сотни-другой миллиардеров над миллиардом — другим бесправных рабов.

Ясное видение этого капиталистического террариума просветляет и закладывает в общественное сознание важные предпосылки превращения обманутого человека, сначала, в сторонника коммунизма, а потом, при известной работе над собой, и в коммуниста.

Сергей Лучанов