Ученые в смутные времена

 Математика — универсальный подход к любым проблемам. К политическим – в том числе. Пионерами в этом были несколько французских академиков конца XVIII века. Думая сегодня о подобающей общественной позиции ученого в периоды «турбулентности», полезно обратиться к примеру тех, для кого жизнь общества была одним из предметов профессионального интереса и кто испытал мощнейшую «турбулентность» Великой французской революции. 


Революционер Кондорсе 

 

Один из отцов теории голосований[1] академик Мари Жан Антуан Николя де Карита маркиз де Кондорсе был пламенным борцом за справедливость. Он написал значительную часть жирондистского проекта первой республиканской конституции Франции, а когда Конвент отверг этот проект в пользу якобинского, обратился к народу с посланием, где предсказал пагубные последствия утвержденного варианта. Народ не внял, Конвент же объявил Кондорсе изменником, и тот был вынужден скрываться. 

Закончив в марте 1794 года один из важнейших своих трактатов, Кондорсе покинул дом вдовы скульптора Вернэ (где укрыли его друзья), чтобы не подвергать ее опасности. И сразу был схвачен якобинцами и брошен в тюрьму, где через два дня его нашли мертвым — судя по всему, он предпочел гильотине яд (спрятанный в перстне или переданный ему другом; есть и иные версии). Что его не пощадят, как и великого химика Лавуазье[2], сомнений почти не было. Академия к тому времени была уже ликвидирована. Кондорсе прожил 50 лет. В числе прочего, его почитают как основателя теории прогресса человечества и выдающегося просветителя. 


Генерал Борда 

 


Товарищ Кондорсе по Комиссии мер и весов шевалье Жан-Шарль де Борда приступил к разработке теории голосований[3] в 1770 году, на десять лет раньше Кондорсе. Он изобрел замечательную процедуру Борда, которая и сейчас считается одним из самых разумных и перспективных подходов к принятию коллективных решений. 

Другие научные достижения Борда — в области физики (теорема Борда об ударе струи жидкости или газа), математики, инженерного дела, геодезии. Его можно назвать первым метрологом, ибо именно ему принадлежит термин «метр» — название эталона длины. Борда совмещал науку с офицерской службой. Будучи командиром группы военных кораблей в чине генерал-майора, он участвовал в нескольких победных сражениях французского флота, позже побывал в плену у англичан. Кроме того, он принял участие в войне за независимость США. В отличие от Кондорсе, Борда не был политиком. Когда начался якобинский террор, он удалился в свое имение, где сосредоточился на задачах метрологии. Имя Борда начертано на Эйфелевой башне вместе с именами других выдающихся ученых Франции. 


Масон Лаплас 

 


Великий Пьер Симон маркиз де Лаплас дал[4] процедуре голосования, предложенной Борда, изящное вероятностное обоснование. Другие его достижения хорошо известны; Лапласа часто называют французским Ньютоном. В отличие от Кондорсе и Борда, он происходил из крестьян, и это защитило его от репрессий и позволило занимать высокие посты в годы революции. 

В период империи ему помогли давние теплые отношения с Наполеоном: Лаплас, будучи экзаменатором Королевского артиллерийского корпуса, в 1785 году принимал экзамены у 16-летнего студента Парижской военной школы Бонапарта и высоко оценил его знания. Наполеон же, став императором, пожаловал Лапласу титул графа и множество орденов. Он назначил своего бывшего экзаменатора министром внутренних дел, однако через полтора месяца снял его с должности, посетовав с укоризной, что Лаплас «внес в управление дух бесконечно малых». При Людовике XVIII ученый стал пэром Франции и маркизом. Таким образом, Лаплас великолепно ладил с любыми властями, которые в свою очередь осыпали его всеми возможным почестями — разумеется, вполне заслуженными. Свою общественную активность он всегда направлял на созидание и в вопросах религии, философии и госстроительства демонстрировал полную независимость суждений. Кроме всего перечисленного, он был почетным великим мастером самого старого масонского послушания Франции. 

Ученому неведомо уныние 

Борда и Кондорсе, вероятно, не могли не чувствовать приближения революционной бури, которая сметет старый уклад и отдаст решение кардинальных вопросов арифметике человеческих воль. Потому они и занялись поиском самой справедливой версии этой арифметики. Разумеется, не одно лишь желание реформировать выборы в Академию двигало ими. 

Общественные темпераменты наших героев отличались разительно. Один — идеолог и политик-борец, отдавший жизнь за свои убеждения. Другой — офицер, служивший отечеству, но не стремившийся стать политиком или иметь тесные отношения с властными фигурами. Третий — persona grata для любой власти, будь то Бурбоны, император-узурпатор или революционные вожди. 
Что роднит этих троих, кроме службы в Комиссии мер и весов, веры в математику как инструмент решения самых сложных задач, создания основ теории голосований, а также кратеров на Луне и астероидов, названных в их честь? 

Они были гражданами. В том, что это может находить совершенно разные проявления, пожалуй, их главный урок. Если кому-то кажется, что Лаплас гражданином не был, пусть задумается: зачем гениальному физику и математику понадобилось добиваться поста министра внутренних дел? Пусть вчитается в следующие слова Лапласа, которые служат посланием и в наше время[5]: «Посмотрите в какую бездну несчастий повергались народы благодаря властолюбию своих вождей. Среди причин, которые заставляют расширяться или сжиматься государства, естественные границы, действуя как постоянные причины, должны одержать верх. Поэтому важно для прочности и счастья государств не переходить этих границ» (в сокр.)» 

Была, наконец, у Борда, Кондорсе и Лапласа еще одна общая черта, позволившая каждому выполнить свою жизненную программу. Ни в какие времена , включая смутные , никто из них не предался унынию и не прервал служения науке. Говоря попросту, при всех коллизиях они оставались учеными. 

Чего желаю и всем нам. Вернее, тем, кто не выбрал себе иного. Впереди нескучные времена. 

Павел Чеботарев