Тюрьма особой изоляции

Глава МВД Бурятии, которого подозревают в контрабанде нефрита, сменил место жительства. Министра доставили в старинное московское СИЗО «Лефортово», где ему предстоит провести по крайней мере несколько месяцев, пока идет следствие. Обозреватель «НИ», посетившая «Лефортово» вместе с членами московской общественной наблюдательной комиссии (ОНК), воочию убедилась, что эта тюрьма сильно отличается от других российских аналогичных заведений.

«Лед тронулся», – подумалось мне, когда вместе с известным правозащитником Сергеем Ковалевым и председателем московской ОНК Валерием Борщевым мы оказались на КПП СИЗО «Лефортово». Посещение этой бывшей тюрьмы КГБ давно стояло в планах нашей комиссии, но стало возможным после назначения главой Федеральной службы исполнения наказаний Александра Реймера. Валерий Борщев обратился к нему с соответствующим письмом, и разрешение на посещение было получено. В 2006 году этот изолятор был передан в распоряжение Минюста, и туда стали помещать подследственных, чьи дела находятся не только в ведомстве ФСБ, но и других следственных управлений.

Владимир Репкин работает начальником СИЗО «Лефортово» с 2006 года. Он гостеприимен. Всем своим видом показывает, что для него большая честь принимать у себя в тюрьме в качестве гостей Сергея Ковалева и Валерия Борщева. Из административного корпуса мы переходим в жилой. Первое, что бросается в глаза – ковровые дорожки. Такие обычно бывают в госучреждениях, но никогда не думала, что увижу их в тюрьме. «Один контролер наблюдает за 12 камерами, – объясняют нам сотрудники СИЗО. – Он бесшумно идет по ковру, смотрит в глазок, и заключенные не слышат его шагов».

Лимит наполняемости СИЗО «Лефортово» составляет 300 мест. Но сейчас там 132 человека. Камеры двухместные. Телевизор, холодильник, горячая вода. Заходим в одну из камер. Там сидят трое. «Это из-за ремонта, – говорит начальник СИЗО. – Мы временно переводим подследственных в другие камеры, но они относятся к этому с пониманием».

В камере трое мужчин. Один из них – молодой кубинец. Он узнает Сергея Ковалева. «Как я рад вас видеть, уже 20 лет о вас слышу!» – восклицает уроженец Острова свободы. – Я жду кассации. Мне присудили четыре года колонии-поселения. Но надеюсь, что вообще освободят».

«Есть ли жалобы по условиям содержания?» – «Никаких», – отвечают обитатели камеры. Один, правда, потом замечает: «Адвокат не всегда может ко мне попасть, жалуется, что большая очередь». Об адвокатских очередях в «Лефортово» обозреватель «НИ» слышала много раз от знакомых адвокатов. Эта проблема понятна. Контингент в этом СИЗО – обеспеченный. Почти у всех – адвокаты по соглашению, которые часто посещают своих подзащитных. А боксов для свиданий не хватает. Расшириться «Лефортово» сможет только, если «отнимет» несколько помещений у следственной части ФСБ, которая располагается по соседству – за стеной.

В женской камере – стирка. Когда мы входим, женщины снимают повешенное белье, чтобы можно было пройти: камера всего 8 кв. м. Одна из заключенных оказывается многодетной матерью, обвиненной в мошенничестве в составе организованной группы. На условия содержания не жалуется. «Здесь все такие вежливые, – говорит она. – Только вот передайте тем, кто принимает решения, что женщина, не совершившая преступления против личности, женщина, у которой маленькие дети, не должна быть оторвана от семьи». Мы обещаем передать.

Идем в медчасть. В штате врачи разных специальностей – два терапевта, психиатр, стоматолог, инфекционист. Есть процедурный кабинет, ЭКГ, физиотерапия. Психиатр говорит, что у заключенных часто бывают нервные срывы. Им требуется психологическая помощь. Лекарств хватает, и по согласованию с врачом родственники имеют право передавать дополнительные медикаменты.

«Наша тюрьма малонаселенная, изоляция лучше, чем в других СИЗО, – говорит Владимир Репкин. – В карцер сажаем редко: нет причин. Межкамерной связи быть не может». Один из сотрудников рассказывает, что когда в «Лефортово» из Бутырки перевели вора в законе, он взмолился: ему было одиноко, некем управлять, никакого простора для деятельности. Ведь в «Лефортово» даже «коней не гоняют» (записки, передаваемые в тюрьмах через форточки на веревках, сделанных зэками из подручного материала. – «НИ»). Это и понятно, в «Лефортово» сидят заместители министров, высокопоставленные чиновники, они не знакомы с обычаями тюремной жизни.

Члены ОНК хотели пообщаться с «пиратами», которые, по версии следствия, захватили этим летом сухогруз Arctic Sea. Алексей Андрюшин – один из них. Он рассказывает, что задержание на корабле «Ладный», куда перевезли «пиратов» вместе с членами экипажа Arctic Sea, было жестоким.

«Нас положили на раскаленную от солнца палубу, потом двое суток держали всех в крохотном помещении, – вспоминает Андрюшин. – Выводили по одному, стреляли над головой, пугали. Считали нас чуть ли не убийцами, людоедами. А экипаж Arctic Sea отнесся к нам нормально. Командир корабля обещал заказать бензин, когда мы оказались на корабле из-за шторма».

Очень хочется расспросить «пиратов», которые называют себя «экологами», как они попали на корабль, и в чем все-таки заключался их контракт, который они заключили на берегу якобы на обследование акватории Балтийского моря. Но это тайна следствия, и мы стараемся их не расспрашивать. Узнаем от других соратников Андрюшина, что следователь не разрешает им звонить домой, и они могут только переписываться с родственниками. А денег на марки (ведь письма идут в Эстонию и Латвию) не хватает.

Последний, с кем мы поговорили в «Лефортово», – Иван Белоусов. О нем «НИ» писали несколько раз. Это студент Московского государственного университета путей сообщения, которого осудили на шесть лет за подрыв фонарного столба на Манежной площади. «В «Лефортово» сидеть нормально, – объясняет нам Белоусов. – Но и после приговора меня не оставляют в покое. С разрешения судьи приходил ко мне сотрудник ФСБ, который просил назвать сообщников. 

Я ничем ему помочь не могу, я уже на суде сказал, что не виноват. Было высказано много угроз. Меня психологически обрабатывали все это время. До такой степени, что мне снился сон, будто бы я беру пакет и кладу его под фонарный столб».

«То, что условия содержания в «Лефортово» качественно отличаются от условий в других СИЗО, мы знали и раньше, – говорит Валерий Борщев. – И убедились, что здесь нет пресловутого тюремного запаха, по двое человек в камере и горячая вода. Наше посещение – это своего рода прорыв: впервые, кажется, правозащитников пустили в бывшую тюрьму КГБ. Меня в конце 1970-х годов сюда вызывали на допрос, а Сергей Ковалев провел здесь одну ночь, пока его не отправили в вильнюсскую тюрьму КГБ».

Когда я попросила Сергея Ковалева высказать свое мнение о СИЗО «Лефортово», он был краток: «Тюрьма, она и есть тюрьма...» А потом добавил: «Меня смущает, не является ли тот контроль над СИЗО, который мы осуществляем, иллюзией контроля? Ведь мы не можем беседовать с зэками наедине, не можем прийти неожиданно. И нам показывают то, что хотят показать». 

ФСИН не отвечает правозащитникамПредставители правозащитных организаций ждут встречи с недавно назначенным директором Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) РФ Александром Реймером. В конце августа председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева написала ему письмо с просьбой встретиться с членами организаций, занимающихся проблемами пенитенциарной системы, чтобы обсудить назревшие вопросы. Правозащитники ждут ответа от Реймера с 24 августа, когда их послание было отправлено двумя способами – по факсу и заказным письмом. «Случается, что письмо спускается мелкому чиновнику, который отвечает отпиской, – констатирует Людмила Алексеева. – В этот раз даже этого не было сделано».

В последнее время, отмечают правозащитники, отношения между ними и ФСИН стали очень напряженными. Многочисленные свидетельства организаций о несоблюдении прав человека не подтверждаются прокуратурой в ходе проверок. Заявления и жалобы зэков блокируются администрацией колоний. Порой складываются парадоксальные ситуации, когда начальник исправительного учреждения подтверждает факты насилия и стремится наказать виновных, но прокуратура состава преступления не находит.

Исполнительный директор движения «За права человека» Лев Пономарев отмечает, что в фонд «В защиту прав заключенных» каждый день поступает по 20–30 жалоб. Ужесточение режима, ненадлежащие условия содержания, отсутствие необходимой медпомощи, избиения – это далеко не полный перечень отмечаемых правозащитниками недостатков современных российских колоний и тюрем. «Есть факты жестокого преследования людей на зоне», – говорит Лев Пономарев. На заключенных, выступивших против насилия и поборов со стороны сотрудников колонии, заводятся уголовные дела по статье 321 УК РФ «дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества». «Сейчас заключенные стараются относительно мирно привлекать внимание к своим проблемам, прибегая к голодовкам, коллективным причинениям себе увечий, – говорит Лев Пономарев. – Но стоит вспомнить прошлогодний бунт в Кировоградской воспитательной колонии для несовершеннолетних. Такое может повториться».

В сложившейся ситуации, считает Людмила Алексеева, директору ФСИН «не грех выслушать предложения людей, долго занимающихся вопросами прав заключенных, и выступить с публичным заявлением».