Избирательная кампания Бориса Годунова
И вновь в телевизоре кандидаты, избирательные штабы, агитация. Каких-то четверть века назад ничего этого не было и в помине.
Помню, как в 1994 году нас, казанских депутатов, обучали премудростям политконсалтинга члены избирательного штаба Билла Клинтона. Было и любопытно, и немного обидно.
Буквально в двухстах метрах от нашей аудитории стоял казанский кремль, построенный на 70 лет раньше, чем англичане высадились на землю будущих США. Неужели в нашем богатом прошлом не было ничего подобного, если приходится за кафедрой слушать заморских учителей? Самолюбие заставило углубиться в историю и открыть для себя то, что просто вызвало шок…
Вызов времени
17 января 1598 года. Умирает Великий князь Московский Федор Иванович — последний из сыновей Ивана Грозного. Династия Рюриковичей иссякла. На повестку дня встает вопрос о выборе нового царя.
Больше всего шансов избрать своего ставленника было у двух династий, близких к Рюриковичам, — Романовых и Мстиславских. Но сил захватить престол сходу им не хватало. И потому совещание тогдашних олигархов — кремлевских бояр — придумало компромисс и потребовало, чтобы народ присягнул их коллегии в лице Боярской думы.
Но с таким выбором втайне был не согласен один амбициозный политик, чьи шансы на победу в борьбе за царскую «шапку Мономаха», на первый взгляд, были самыми слабыми. Все знали, что этот худородный боярин ведет свое происхождение от золотоордынского мурзы. И никакого отношения к Рюриковичам не имеет.
Если бы не одно «но». Дальновидный боярин выдал свою сестру Ирину замуж за того самого умершего царя, последнего Рюриковича. Звали претендента Борис Годунов.
Женихом Федор Иванович был неприглядным. Историк Руслан Скрынников характеризует его беспощадно: «Это был умственно неполноценный человек, казавшийся на редкость нежизнеспособным». Федор «…отличался болезненностью, слабым телосложением, походка у него была нетвердая. На лице, поражавшем своей бледностью, постоянно бродила улыбка». «Русские на своем языке называют его дураком», — говорил о царе шведский король.
Однако перспективность замужества за слабоумным женихом точно просчитал Годунов. Недееспособность царя устраивала боярина. От его имени именно Борис управлял страной целых 14 лет.
Конструктор мифической биографии
Царский шурин заранее осознал роль пропаганды в укреплении собственной власти. Годунов всячески стимулировал официозных писателей «кремлевского пула», которыескладывали мифы о позитивных результатах управления Бориса.
Характерен такой факт. К столице с войском приближался крымский хан Казы Гирей. Осторожный Годунов сдает управление армией Мстиславскому. Тот гонит крымцев прочь, но получает от беспомощного царя выговор. Только за то, что в своем донесении об отличившихся воинах воевода не упомянул имени могущественного Бориса. Вся честь победы должна была приписываться Годунову: об этом велено было рассказывать и в чужих землях.
Классик российской историографии Николай Костомаров подчеркивал: «Люди хоть и видели, что все это ложь, но не смели не только ничего сделать, но даже чего-нибудь помыслить против Годунова. Он отнял у всех власть и всех держал в страхе. В Алексине начали ходить толки, что Борис сам навел хана, чтобы отвлечь русских от убийства Димитрия. (Молва несправедливо считала, что Борис стоит за убийством в Угличе другого сына Ивана Грозного, Дмитрия. — В.К.). Годунов тотчас приказал разыскать злословивших его, предавать пыткам, заключать в темницы, резать языки, но действовал так, как будто бы все это шло не от него».
Родственник царя за годы научился тайно добиваться нужного результата. Борис прямо приказывал московским дипломатам преувеличивать за границей успехи собственного управления.
Наркотик сырьевого сибирского экспорта
Фактическое же положение дел России было гораздо сложнее. После утраты торгового выхода к Балтийскому морю через Нарву и поражения в Ливонской войне производство в России было в запустении — упала торговля льном и пенькой, воска вывозилось на продажу в пять раз меньше, сала — в тридцать три раза. Структурный кризис производства внешне покрывался благоприятным сырьевым экспортом из Сибири — продажей мехов. Доход от их продажи англичане оценивали в 500 тысяч рублей в год -баснословную по тем временам сумму.
Доходный бюджет наркотически убаюкивал Кремль. Назревшие социально-экономические проблемы не решались. Через двадцать лет этот самообман приведет к мощнейшему кризису, многолетней Гражданской войне и интервенции, получивших название Смуты.
Пока же экспортно-сырьевое процветание временщик Годунов использовал на свой лад. Тот же Николай Костомаров писал: «Вообще в Московском государстве устроено было все так, что преимущественно богатела царская казна, да те, кто так или иначе служил казне и пользовался ею; и неудивительно, что иноземцы удивлялись изобилию царских сокровищ и в то же время замечали крайнюю нищету народа. Тогдашняя столица своим наружным видом соответствовала такому порядку вещей. Иноземца, въезжавшего в нее, поражала противоположность, с одной стороны, позолоченных верхов кремлевских церквей и царских вышек, с другой — кучи курных изб посадских людишек и жалкий грязный вид их хозяев. Русский человек того времени, если имел достаток, то старался казаться беднее, чем был, боялся пускать свои денежки в оборот, чтобы, разбогатевши, не сделаться предметом доносов и не подвергнуться царской опале, за которой следовало отобрание всего его достояния «на государя».
Но, повторюсь, для власти время было хорошее: доходы росли, как на дрожжах.
Скрытые ресурсы избирательной кампании
Именно это комфортное для себя состояние и старался продлить Годунов, когда попытался передать опустевший трон своей сестре — вдовствующей царице Ирине.
Это не удалось. Олигархи были против Годуновых.
Борис столкнулся с проблемой: как фактическому правителю страны легитимизировать свое управление? Ничего не оставалось, кроме как проводить официальную избирательную кампанию.
Уже привычно Годунов решил сделать ставку на формирование нужного общественного мнения. Принципиальнейшие вопросы жизни российского государства решались тогда «волей всей земли»: на Земских соборах представителей разных сословий. Боярин решил противопоставить решению олигархов голосование других сословий.
Чтобы подготовить нужный выбор, Борис прозорливо дружил с церковью. Первый русский патриарх Иов был преданным сторонником Годунова и открыто говорил: «Когда был я на коломенской епископии, и на ростовской архиепископии, и на степени патриаршеской, не могу и пересказать превеликой к себе, смиренному, милости от Бориса Федоровича». Позднее на Земском соборе церковь будет представлена 99 голосами из 474.
Это был не единственный плюс кандидата на высший государственный пост. Историк Сергей Соловьев подмечал: «За Годунова было долголетнее пользование царскою властию при Феодоре, доставлявшее ему обширные средства: везде — в Думе, в приказах, в областном управлении — были люди, всем ему обязанные, которые могли все потерять, если правитель не сделается царем. Пользование царскою властию при Феодоре доставило Годунову и его родственникам огромные богатства, также могущественное средство приобретать доброжелателей. За Годунова было то, что сестра его, хотя заключившаяся в монастыре, признавалась царицею правительствующею».
Деньги у претендента были. Потенциальную партию сторонников Борис уже сформировал. На Земском соборе будет представлено 119 небогатых помещиков, всем обязанных Борису.
Это были сильные козыри. Но их следовало умело разыграть. С этой целью, одновременно с заседаниями в Боярской Думе, патриарх Иов экстренно созвал в своих палатах другое совещание: церковный Собор, который, как мы сказали бы сегодня, «официально выдвинул кандидата» под лозунгом «Годунова — в цари!».
Избирательная кампания стартовала открыто.
Кандидат на место в Кремле
Ошибкой аристократов была их высокомерная медлительность. Пока они заседали и делили между собой трон, вдовствующая царица энергично «проводила политические консультации» с офицерами столичного гарнизона — сотниками и пятидесятниками, деньгами и обещанием будущих льгот вербуя их в «избирательный штаб Годунова». Ирина добивалась, чтобы офицеры вели пропаганду в гарнизоне и среди москвичей: всем выступать за шурина покойного царя.
Патриарх Иов занимался созданием «полевой сети агитаторов» за пределами Москвы — он слал монахов из монастырей в города для аналогичной пропаганды по России.
В результате энергичной деятельности одной «партии» другую ждал неприятный сюрприз. Когда бояре, наконец, постановили, что правление остается в их руках, и созвали народ для клятвы верности новому правительству, люди в один голос закричали, чтобы царем был Борис.
Патриарх Иов тут же воспользовался первыми плодами организации общественного мнения и тут же выдал заготовку: ничего не остается, кроме как идти просить Бориса принять царство. Неожиданный напор на олигархов сбоку и снизу сделал этот избирательный трюк успешным. Позже, придя в себя, бояре стали требовать, чтобы Годунов целовал крест на ограничивающей его власть грамоте.
Капитал и мобилизационные способности «партии олигархов» были значительными, а то, как дальше поведут себя бояре, оставалось неизвестным. И Годунов медлил с однозначным ответом. Он, видимо, решил продолжать тайно дирижировать искусственно создаваемым общественным мнением.
Качели общественного мнения
А на публику политик играл, отказываясь принять престол. Писатели «кремлевского пула» представляли ситуацию так, что почтенный патриарх Иов просил сначала бывшую царицу благословить на царство брата, потом обратился к Борису. На что скромный властитель России якобы отвечал: «И в разум мне никогда не приходило и в мысли того не будет, чтобы мне царствовать».
Далее «правильные писатели» повествовали, как патриарх приводил Борису примеры из Ветхого Завета и византийской истории, когда лица не царского происхождения были избираемы на царство. Но Годунов якобы «не поддавался» искушению.
Бояре Шуйские, обнаружив публичное «нежелание» царского шурина, обрадовались и заговорили, что «неприлично более его упрашивать, а надобно приступить к избранию другого».
Тут в «штабе» Годунова осознали, что напускной скромностью можно перегнуть палку. И тогда патриарх Иов заговорил о «предвыборной демонстрации» — крестном ходе в Новодевичий монастырь, сидя в котором, показной скромник просчитывал готовность массового сознания принять Бориса в качестве царя. И определял предвыборные расклады.
Бояре, способные мобилизовать гораздо большее количество своих холопов, чем Борис, еще пребывали в шоке от спланированных действий претендента и лишь глухо роптали.
Борис это понимал и боялся ошибиться. Вот почему «демонстрантам» во главе с патриархом Годунов продолжал твердить, что думает о спасении души, а не о земном величии.
На самом деле он выжидал того, что покажет голосование на Земском соборе. Выборные люди собрались к 27 февраля. Преданный патриарх Иов уверенно стал дирижировать собранием 422 представителей. Спросив, кто должен быть царем, Иов не стал дожидаться ответа, а тут же подсказал вариант «правильного голосования» — москвичам «молить Бориса Федоровича, чтобы он был на царстве, и не хотеть иного государя». Клакеры из «партии Бориса» тут же закричали в поддержку. А затем ободренный Иов заявил более смело: кто захочет искать иного государя, кроме Бориса Федоровича, того предадут проклятию и отдадут на кару градскому суду.
«Депутаты» поддержали «самовыдвиженца». Бой был выигран, но не война в целом. Бояре по-прежнему угрожающе молчали. Поэтому пришлось организовывать новый крестный ход в Новодевичий монастырь. Теперь с «выборными от земли».
То, что это был срежиссированный спектакль, а не угар массовой любви, было хорошо заметно. Тогдашние средневековые «пиарщики» из «штаба» Бориса открыто ходили по Москве и заявляли, что если «народ» не пойдет на организованное PR-мероприятие, с каждого «возьмут пени два рубля».
Критический момент кампании
Борис колебался открыто объявить свои намерения, и потому вновь публично отказался. В этой ситуации патриарх почувствовал себя в опасном положении — если Годунов смалодушничает и откажется от продолжения политической борьбы, то Иов может остаться один на один с могущественными врагами из аристократических боярских родов. И патриарх заявил, что еще раз пойдет к Годунову, вооружившись иконой Богородицы из Вознесенского монастыря.
«Если Борис Федорович не согласится, — говорил патриарх, — то мы со всем освященным собором отлучим его от церкви Божьей, от причастия Святых Тайн, сами снимем с себя святительские саны, и за ослушание Бориса Федоровича не будет в церквах литургии, и учинится святыня в попрании, христианство в разорении, и воздвигнется междоусобная брань, и все это взыщет Бог на Борисе Федоровиче».
Не отпевать при похоронах в ту пору было невозможно. Атеисты в России еще публично не объявились. В результате, идеологическое обоснование того, почему Годунов просто обязан принять царский сан, на этот раз было подготовлено на высшем уровне. От идеологии не отставало и организационное обеспечение мероприятия.
Борис в келье сестры «думал». Бояре — сторонники Бориса, сигналили приставам (или, как сейчас бы сказали, «орговикам — руководителям полевой сети»). Приставы командовали «клакерами». Те должны были горестно рыдать в толпе. Тех, кто плохо вопил, приставы били. «И они, — говорит летописец, — хоть не хотели, а поневоле выли по-волчьи». Другие со страха мочили глаза слюнями.
С точки зрения организаторов, со стороны это должно было олицетворять несчастный народ. Борису осталось только немного подыграть. Заливаясь слезами, он «сдался», заявив: «Господи, Боже мой, я твой раб, да будет воля твоя!»
Патриарх радостно вышел к толпе клакеров и объявил о «согласии» Годунова. «Слава Богу», — закричали с облегчением клакеры. Комедия заканчивалась. Приставы же продолжали раздавать затрещины в толпе тем, кто не догадывался радоваться громче и веселее.
Обязательная явка на фактическое голосование
Иов объявил Годунова царем. Но бояре по-прежнему отказывались присягать. Возвращаться в Кремль, в осиное гнездо боярского заговора, по-прежнему было опасно. Нужен был свежий предвыборный креатив.
И он нашелся. Придумали сплотить подданных перед лицом якобы военной угрозы. Неявка под флаг главнокомандующего была опасна — появлялся повод обвинить строптивых в государственной измене. Явка означала фактическое признание Годунова царем.
И вот в начале апреля по Москве распространился слух, что крымский хан с турецкими полками движется к столице России. Годунов готовил отпор врагу, а попутно угощениями склонял служилых людей на свою сторону. Ограничений на посулы выборщикам тогда не существовало.
Летом выяснится, что из Крыма едут всего лишь ханские послы. Но к тому времени дело будет сделано — вся армия, а не только московский гарнизон, выступит на стороне Бориса.
Оставшимся в одиночестве боярам не останется иного выбора, кроме как присягнуть Годунову на верность.
13 сентября 1598 года Борис надел «шапку Мономаха».
P.S. Всякое совпадение текста статьи с обстоятельствами нынешней избирательной кампании автор просит считать случайными.
Автор — Валерий Курносов
Комментарии