Куда везет Россию «инновационный трамвай»?

«Мы искренне хотим построить сильную, процветающую, свободную и открытую для мира страну», – промолвил Владимир Путин, завершая свою речь на инвестиционном форуме «Россия зовет!». Многие комментаторы обратили внимание на эту фразу и даже сочли ее признанием того, что сейчас Россия не является ни тем, ни другим, ни третьим. Но на самом деле наиболее любопытна другая часть высказывания – о том, каким образом мы будем эту страну строить: «Наша задача в ближайшие годы – осуществить индустриальный рывок, создать сильные национальные компании в обрабатывающих секторах, способные производить конкурентоспособную продукцию».

На первый взгляд тезис звучит очень жизнеутверждающе, хотя и противоречит модернизационной «пентаграмме» Медведева (энергоэффективность, а также ядерные, космические, медицинские и информационные технологии). Теперь вместо развития информационных технологий речь идет о 10-процентном налоге на оборот программного обеспечения и обещании «не запрещать интернет».

О чем же говорит президент? По сути, речь идет о восстановлении советской промышленности, которая как раз ставила перед собой задачу развития не только сырьевых секторов, но и обрабатывающих. Старожилы помнят словосочетание «высокий передел», которое как мантру повторяли советские журналисты, пишущие о производстве. Примерно то же самое имеют в виду адепты продовольственного эмбарго, когда утверждают, что если только запретить французский сыр, то рокфору костромского разлива обеспечен неизбежный успех.

Что означает на практике приоритет обрабатывающих производств? В принципе то, что от постиндустриальной экономики мы снова делаем шаг к индустриальной. Что от мегаполисов и городских агломераций мы снова двинемся к моногородам и градообразующим предприятиям. Но прежде чем с радостью встраиваться в новую систему, неплохо было бы вспомнить, что заработные платы в обрабатывающих отраслях в разы меньше, чем в постиндустриальной сфере – в экономике знаний.

Хотя развитие промышленности позволит занять на низкооплачиваемой работе миллионы людей.

Что же остается для «креативного класса»? Сегодня, когда источники финансирования в России сжимаются до госбанков, а контроль государства над всеми сферами лишь усиливается, образуется новая форма конкуренции между проектами – конкуренция за государственное одобрение. То есть для того, чтобы проект получил хоть малейший шанс на реализацию, желательно, чтобы его поддержали на самом высоком уровне. Тогда и госбанки обеспечат финансирование, и силовики мешать не будут.

Понятно, что чем более масштабен и амбициозен проект, тем больше у него шансов на господдержку. Поэтому в ближайшее время мы увидим анонсы, от которых будет захватывать дух. Инновационный трамвай – это лишь первый, робкий шаг в этом направлении.

Смена парадигмы заключается в том, что раньше успех проекта определялся его завершением, выходом из проекта. И любой банк готов был финансировать проект с понятной бизнес-моделью и гарантированным сроком окупаемости. Для государства же такие мелкие проекты представляют минимальный интерес. Не сложно догадаться, какой проект имеет больше шансов на поддержку: колонизация Марса или сборка самолетов Bombardier в России.

В результате все более амбициозные проекты будут соревноваться за доступ к ресурсам, но при этом более мелкие и не столь масштабные задачи будут оставаться нереализованными. Произойдет возрастание сложности «виртуальных» проектов при снижении навыков их реализации. Примерно так развивались и советские проекты, от БАМа и строительства экранопланов до поворота сибирских рек.

А в целом это означает, что творческая энергия и предпринимательский дух не будут нужны в ближайшие годы, поэтому неожиданно в разгар «кризиса» Госдума обсуждает четырехдневную рабочую неделю.

Но не все так грустно. Я не сомневаюсь, что нас ждет всплеск культурного развития. Ибо только русская культура способна абсорбировать нерастраченную креативную энергию. Поэтому следом за реиндустриализацией неизбежно придет Андерграунд 2.0.