Великий чеченский танцор ЧАРОДЕЙ ТАНЦА.

На модерации Отложенный Великий чеченский танцор ЧАРОДЕЙ ТАНЦА

File:Махмуд Эсамбаев.jpg

Махму́д Алисулта́нович Эсамба́ев (15 июля 1924, Старые Атаги, Чеченская автономная область — 7 января 2000, Москва) 

Великий чеченский танцор и его еврейская мама

Силой своего таланта он мог легко перешагнуть через любые границы: зримые на карте и незримые в сознании. Ему удавалось делать практически невозможное. Благодаря своему удивительному искусству он объединял людей независимо от их образа жизни, национальности или веры. Во многом сделать это помогла ему, мусульманину по вероисповеданию, его мачеха (а по сути вторая мать) – еврейская женщина из Одессы, сумевшая стать для него другом, наставником и ангелом-хранителем.

Имя этого человека Махмуд Эсамбаев.

Будущий великий танцор и руководитель уникального танцевального театра появился на свет 15 июля 1924 года в глубокой провинции – чеченском селении Старые Атаги, расположенном в кавказских предгорьях. От природы мальчик получил щедрый дар: необыкновенно выразительную пластику тела, совершенный музыкальный слух и феноменальную память. Для жителей Кавказа танцы является неотделимой частью их жизни, поэтому тяга к этому виду искусства впитывается ими едва ли не с молоком матери, а люди, не умеющие танцевать, считаются там несостоявшимися.

У юного Махмуда увлечение хореографией превышало все остальные. С малых лет он показал себя прекрасным танцором, умевшим выделывать такие коленца, которые мог выполнить далеко не каждый взрослый мужчина. За это мальчика с удовольствием приглашали на всевозможные празднования, на которых он отплясывал наравне со взрослыми гостями. Вскоре о 7-летнем ребенке, умеющем прекрасно танцевать, знала вся округа. Талант танцора стал причиной первой размолвки с отцом, когда Махмуд решил присоединиться к одному из бродячих цирков, в труппе которого он хотел выступать. Уже тогда, в 1932 году, парнишка, которому едва исполнились 8 лет, решил стать профессиональным танцором.

Дополнительным стимулом в выборе Эсамбаевым дальнейшей профессии стал приезд в Чечню в 1934 году знаменитой актрисы Любови Орловой. Она увидела в талантливом мальчике огромный потенциал и предсказала ему великое будущее. Встреча с известной актрисой только укрепила в Махмуде его мечту, что впоследствии отразилось в поступлении его в 1939 году в Грозненское училище хореографии. Вскоре после этого 15-летнего юношу зачислили в Чечено-Ингушский государственный ансамбль песни и танца, где он быстро достиг статуса солиста этого коллектива.

Когда летом 1941 года началась Великая Отечественная война, в ансамбле была быстро сформирована бригада артистов, которая отправилась на фронт, чтобы своими выступлениями поднимать моральный дух бойцов. Фронтовая бригада давала выступления перед ранеными бойцами в госпиталях, рабочими отрядами, строившими оборонительные сооружения, военнослужащими на передовых позициях.

Такие концерты были далеко небезопасными для актеров. Во время одного из выездов Махмуд получил серьезное ранение в ногу. Молодого танцора отправили в полевой госпиталь, где его прооперировали. И хотя ногу парню и сохранили, но медики вынесли суровый вердикт: профессионально танцевать ему уже не придется. Однако для гордого чеченца вывод докторов не стал приговором. Проявив недюжинную силу воли, настойчиво работая над собой, он сумел восстановить работоспособность раненой ноги и возвратился к изизбранной профессии. Спустя время за свои выступления на фронте чеченский танцор получил почетную награду – Орден Отечественной войны 2-й степени.

Находившийся на излечении талантливый парень был замечен сотрудниками Пятигорского театра оперы и балета. Здесь танцору предложили сразу несколько ролей в постановках. 19-летний Эсамбаев поступил в это заведение. Однако его сотрудничество с Пятигорским театром оказалось недолгим.

В 1944 году семью Эсамбаева и его самого переселили в Киргизскую ССР.

При переезде, не выдержав трудностей, умерла мать танцора.

Пошатнулось и здоровье отца, что, впрочем, не помешало ему жениться вторично. Его избранницей стала беженка из Одессы Софья Михайловна, еврейка по национальности. Она настолько сдружилась с Махмудом, что со временем стала его настоящим ангелом-хранителем и наставником.

Однако вынужденный переезд не поставил точку в танцевальной карьере Эсамбаева. 

Он устроился в Киргизский театр оперы и балета, где вскоре поднялся до уровня солиста. На сцене он стал исполнять главные партии в классических и современных постановках, фактически став у истоков республиканской хореографической школы.

Молодой танцор мог настолько перевоплощаться в образ, что ему начали доверять не только мужские, но и женские роли. В частности, он сыграл отрицательную героиню фею Карабос из «Спящей красавицы».

12 лет блистал Эсамбаев на сцене республиканского театра, за что был удостоен звания «Народный артист Киргизской ССР».

А на всех премьерах на первом ряду всегда сидели его отец, смирившийся с выбором сына, и заботливая еврейская мама, приносившая своему чеченскому сыну букет белых роз. Впоследствии, когда отец развелся с Софьей Михайловной и ушел к новой женщине, Махмуд остался верен своей еврейской матери до конца ее дней.

В 1957 году окончилась 13-летняя депортация чеченцев.

В Москве впервые был проведен Всемирный молодежный фестиваль. Махмуд принял участие в фестивальных мероприятиях, во время которых познакомился со знаменитой балериной и на тот момент времени балетмейстером Большого театра Галиной Улановой. Именно она, поразившись мастерству молодого танцора, заявила, что подобные люди появляются один раз на тысячу лет.

После Всемирного фестиваля Махмуд Эсамбаев отправился на родину – в Чечено-Ингушетию. Конечно же, за долгие годы войны и депортации в родных местах многое изменилось. Однако там действовала филармония, солистом которой он и стал.

В этот период у талантливого танцора появилась новая идея: наряду с традиционными постановками заниматься танцами народов мира. Мастер понимал сложность поставленных перед собой задач. Ведь национальный танец необходимо сначала прочувствовать, и лишь потом исполнять его технически. Однако именно здесь талант чеченского танцора раскрылся во всей красе, а его хореографические программы покорили на только республики СССР, но и зарубежные страны.

https://www.youtube.com/watch?v=N8mNtKY6tko

Впоследствии Махмуд Эсамбаев неоднократно отмечался наградами, становился депутатом советов различного уровня и получал множество почетных званий. Однако он никогда не забывал о той роли, которую сыграла в его жизни вторая мать, простая одесская еврейка.


Махмуд Эсамбаев: "Моя еврейская мама"⁠⁠


Мой отец чеченец и мама чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз. Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Её и только её я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
-Мойше, - говорила она, - я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
-Мойше! - кричала она. - Иди сюда.
-Что, мама?...

-Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.

-Хорошая смесь у Мойши, - говорили во дворе, - мама - жидовка, отец - гитлеровец.

Ссыльных чеченцев там считали фашистами. Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам, Фире Марковне, Майе Исаaковне - они жили побогаче, чем мы, - и приносила мне кусочек струделя или еще что-нибудь.

-Мойше, это тебе.

-Мама, а ты ела?

-Я не хочу.

Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей.

Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульон. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши. Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: "Миша! Как ваша мама кормила нас всех!"

Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: "Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше".

Я уже хорошо танцевал и пел "Варнечкес". Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела "Варнечкес".

Мама говорила: "На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать".

Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: "Сейчас Мойше будет танцевать". Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: "Мойше, а теперь пой". Я становился против неё и начинал: "Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?.." Мама говорила: "Видите какой это талант!" А ей говорили: "Спасибо вам, Софья Михайловна,что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские - ничего не знают по-еврейски.

Была моей мачехой и цыганка. Она научила меня гадать, воровать на базаре. Я очень хорошо умел воровать. Она говорила: "Жиденок, иди сюда, петь будем".

Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли.

Мама спросила меня:

-Мойше, скажи мне: русские -это народ?

-Да, мама.

-А испанцы тоже народ?

-Народ, мама.

-А индусы?

-Да.

-А евреи - не народ?

-Почему, мама, тоже народ.

-А если это народ , то почему ты не танцуешь еврейский танец? В "Евгении Онегине" ты танцуешь русский танец, в "Лакме" - индусский.

-Мама, кто мне покажет еврейский танец?

-Я тебе покажу.

Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.

-Как ты покажешь?

-Руками.

-А ногами?

-Сам придумаешь.

Она напевала и показывала мне "Фрейлехс", его ещё называют "Семь сорок". В 7.40 отходил поезд из Одессы на Кишинёв. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец "А юнгер шнайдер". Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад - из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На "бис" я повторял его по три-четыре раза.

Мама говорила: "Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец".

В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители-евреи спрашивали меня: "Как вам разрешили еврейский танец?". Я отвечал: "Я сам себе разрешил".

У мамы было своё место в театре. Там говорили: "Здесь сидит Мишина мама". Мама спрашивает меня:

-Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?

-Мама, - говорю, - у нас нет родственников.

-А разве это не народ носит?

-Нет. Родственники.

Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует. Я говорю:

-Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.

-Мойше, - говорит она из под кровати. - Я вижу твои ноги, так вот, сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.

Я отошел, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него - тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бичевкой.

-Мама, - говорю, - откуда у нас такие деньги?

-Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно похоронят и так.

Вечером я танцую в "Раймонде" Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес. Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего - тоже. Я уже понял, что все это- мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит и после четвёртого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: подумайте, Эсамбаева забросали цветами.

На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.

Как-то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:

-Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.

-Мойше, - говорит она. -Я не вставала. Я не могу встать.

-Откуда же цветы?

-Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.

Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию, как свою Родину. Ко мне там отнеслись, как к родному человеку.

Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:

-Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют ещё дальше. Там уже строят бараки.

-Мама, - говорю, - мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное - нам быть вместе. Я тебя не оставлю.

Когда умер Сталин, она сказала: "Теперь будет лучше". Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой. Мама говорила: "Скажи, Мойше, она тебя кормит?" (Это было ещё в годы войны).

-Нет, - говорю, - не кормит.

-А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана...

-Мамa, у неё худые ноги.

-А лицо какое красивое, а волосы... Подумаешь, ноги ему нужны.

Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.

Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:

-Маме ты купил с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.

-Нина, - говорю, - как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у неё есть такие часы.

Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: "Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше". Это единственное, что она сказала в её адрес.

У меня родилась дочь. Мама брала её на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: "Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать". Они с Ниной стали жить дружно.

Отец за это время уже сменил нескольких жён. Жил он недалеко от нас. Мама говорит:

"Мойше, твой отец привёл новую никэйву. Пойди посмотри." Я шёл.

-Мама, - говорю, - она такая страшная!

-Так ему и надо.

Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: "Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя". Как я её отговаривал: "Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!" Она говорит:"Мойше, я погощу немного и вернусь". Она поехала и больше уже не приехала.

Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти обнять.

 
 


https://pikabu.ru/story/makhmud_yesambaev_moya_evreyskaya_mama_9128633