Анна Ахматова как «ненужный привесок» истории

Анна Ахматова — реакционная русская поэтесса, заклятый враг революции и знаменосец белогвардейщины. «…принадлежала к литературной группе акмеистов..., к-рая представляла собой крайне индивидуалистическое направление в искусстве и проповедовала чуждую народу теорию «искусство для искусства». Упадочнические стихи А. насыщены религиозно-мистическими и эротическими мотивами (сборники стихотворений «Вечер», 1912; «Чётки», 1913; «Белая стая», 1917; «Подорожник», 1921; «Anno Domini MCMXXI», 1921)» (Большая Советская Энциклопедия, 2 изд., т. 3, стр. 566). Современные российские реакционные литературоведы приписывают Ахматовой некое «гражданское мужество», которого у неё в действительности никогда не было. Ахматова впервые по-настоящему и открыто обратилась к гражданской, политической теме только в период советско-германской войны, в 1942 году, написав своё стихотворение «Мужество»:

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки!

Только в том, что Ахматова написала это стихотворение, нет никакого мужества: в 1942 году такие патриотические памфлеты были в СССР, что называется, «общим местом», подобно тому, как её же стихи из цикла «Слава миру», опубликованные в 1950 году, были «общим местом» после начала «холодной войны» в 1946 году. Кстати, в этих последних стихотворениях она показала себя ещё и отъявленной приспособленкой, что наиболее ярко выразилось в её стихотворении, посвящённом Сталину (оно было написано к 70-летию Сталина в декабре 1949 года):

И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно за́лита лучами
Преображённая земля.

И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.

Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.

Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего так твёрд и молод
Москвы необоримый дух.

И благодарного народа
Вождь слышит голос: «Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!».

Что же касается творчества Ахматовой до советско-германской войны, то в нём и подавно не было ничего похожего на гражданское мужество. В самом деле, ведь нельзя же назвать проявлением «мужества» то, что она побоялась распространять рукописи своей антисталинской поэмы «Реквием» и сжигала эти рукописи после каждого прочтения своим знакомым!

А теперь обратимся к дореволюционному творчеству Ахматовой и откроем её стихотворение «Памяти 19 июля 1914»:

Мы на сто лет состарились, и это
Тогда случилось в час один:
Короткое уже кончалось лето,
Дымилось тело вспаханных равнин.

Вдруг запестрела тихая дорога,
Плач полетел, серебряно звеня...
Закрыв лицо, я умоляла бога
До первой битвы умертвить меня.

Из памяти, как груз отныне лишний,
Исчезли тени песен и страстей.
Ей — опустевшей — приказал Всевышний
Стать страшной книгой грозовых вестей.

Какое же это гражданское мужество — просить бога умертвить тебя, оградить тебя от реалий мировой империалистической войны, этого закономерного результата развития капитализма на его высшей, империалистической стадии? Конечно, как в своё время писал В. И. Ленин, «...открытое заявление видного… человека об его отказе от политики — есть тоже политика» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 37, стр. 189), но только к гражданскому мужеству такой отказ никакого отношения не имеет. Это не гражданское мужество, это мещанская трусость. Тут нет даже патриотизма, который ещё можно было бы понять в исполнении помещиков и капиталистов империалистической российской нации. Очевидно, Ахматова нутром чувствовала, что за империалистической бойней неизбежно последует пролетарская революция, перед которой эти господа испытывали и продолжают испытывать сегодня зоологический страх и которую они устами Мережковского называли не иначе, как «грядущим Хамом».

В октябре 1917 года были вытряхнуты в мусорную яму истории как правящие классы, так и их идеологи и песнопевцы, включая Ахматову. В этот момент она пишет свой грязный пасквиль на революционный народ под названием «Мне голос был. Он звал утешно...»:

Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,

Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт ее, —

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Ахматова должна была быть благодарна революционному народу за то, что он не пообломал руки и ноги этой надменной феодалке за такую гнусную клевету в его адрес. В действительности «гостей немецких ждал» не народ, а контрреволюционная помещичье-буржуазная сволочь, выразителем интересов которой выступала Ахматова, все эти корниловы, родзянки, красновы и керенские, которые в реальности собирались сдать революционный Питер войскам кайзера Вильгельма и Антанты. Но Ахматова не уехала из России, видимо, потому что посчитала, что ей нечего делать в эмиграции, как прочим белогвардейцам (о, конечно, для парижской проститутки — «феи из бара» — она была уже старой!), и надеялась, что армии белогвардейских генералов свергнут советскую власть и вернут ей утерянный рай её экономического и политического господства. Но, как говорится, «Красной Армии метла нечисть вымела дотла», а революционный пролетариат не обращал внимания на свергнутых барынек, которым современная белогвардейская путинская реакция в силу извращённости своего сознания приписывает «гражданское мужество». И даже сталинская контрреволюция привлекала тех, кто в дни Октября был на противоположной большевикам стороне баррикад, весьма и весьма избирательно (Вышинский, Майский, Трояновский). Поэтому в середине 1930-х годов Ахматовой не оставалось ничего другого, кроме как писать в своём «Реквиеме»:

Это было, когда улыбался
Только мёртвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.

Только «ненужным привеском» болтался не Ленинград, а сброд «бывших людей», которых новоявленные сталинские буржуа выкинули вон из Ленинграда после убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 года. «Ненужным привеском» болталась и сама Ахматова, ведь после революции стала никому не нужна её «поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной», как метко охарактеризовал бесконечно далёкое от народа ахматовское творчество А. А. Жданов в своём знаменитом докладе о журналах «Звезда» и «Ленинград» в 1946 году.

 И пусть реакционеры вроде Ахматовой не скрываются за обобщающим псевдонимом «Ленинград». Именно таким «ненужным привеском» и остались болтаться возле генеральных штабов всех империалистических государств мира в октябре 1917 года классы помещиков и повязанных с ними старых капиталистов и их идеологи и песнопевцы вроде Ахматовой. Должен ли я говорить о том, что современную российскую империалистическую буржуазию, которая в своей борьбе против всего прогрессивного, против всего живого поднимает на щит этот «ненужный привесок» истории, ждёт такой же бесславный конец? Ахматова и её поклонники должны благодарить Ленина и особенно Сталина — за то, что они сохранили жизнь этой, по выражению А. А. Жданова, «не то монахине, не то блуднице, а вернее блуднице и монахине, у которой блуд смешан с молитвой». Истинным преступлением Сталина является не то, что он время от времени «преследовал» эту представительницу старого мира, а как раз то, что он не уничтожил её в то самое время, как он уничтожал действительных большевиков — тех, кто сохранил верность идеям Октября. По отношению к Ахматовой и подобным ей выразителям интересов отживающей свой век буржуазии вполне применимы слова вождя албанского народа Энвера Ходжа: «Брежневы, косыгины, устиновы и якубовские, как и солженицыны и сахаровы, являются контрреволюционерами, и как таковые они должны быть низвергнуты и ликвидированы» (Энвер Ходжа, «Со Сталиным. Воспоминания», 2 изд., издательство «8 Нентори», Тирана, 1984, стр. 48).

Герман Ахметшин.