Церковь – не базар, но за базар придется ответчать

Все реже я беру в руки перо, как говаривал мой знакомый философ-диссидент. Это на самом деле вполне применительно к тому духовно-интеллектуальному состоянию, в котором нынче мне приходится пребывать. Я не только перестал писать статьи, памфлеты и т. п., но даже отказался давать интервью каким бы то ни было СМИ.
Почему?
Потому, что понял бессмысленность очных или заочных дискуссий с невежественными деноминационными лидерами постсоветского безвременья, а также ушлыми бумагомараками, кропающими безумные заметки в загибающихся протестантских газетенках, годных лишь для того, чтобы заворачивать в них протухшую, а потому – зловонную селедку.
Сейчас для меня наступило – привычное еще с доперестроечных лет – время подбора и первичного анализа источников и литературы для будущих монографий по истории Церкви, публикация которых вряд ли состоится при моей жизни да и после завершения оной.

Преподаю я все реже, ибо меня «держат на коротком поводке» и в «жестком наморднике» (собаководы поймут!) вальяжно-благочестивые ректоры теологических вузов или преданные им до смерти ясноглазые академические деканы.
Но вот произошло то, что, конечно же, не могло не произойти: в Интернете появился-таки «материал», не прореагировать на который мне оказалось не под силу!
Речь идет о статье М.Н. Черенкова «Церковь завтрашнего дня: открытое христианство» 

Я не буду останавливаться на «фирменных» особенностях публицистики Михаила Черенкова: туманно-прозрачной наукообразности, непринужденного обволакивания цитатами, изящной и чрезвычайно легкой мизантропии и т. п.
Хотел бы обратить внимание на главных идеях, изложенных сим христианским интеллектуалом в его бессмертном и, разумеется, эпохальном произведении.

«Тенденции нашего времени сходятся в том, что ближайшим будущим будет востребован радикально открытый образ христианства и Церкви. Этот тезис звучит повсеместно и выражает требование мира быть настоящим, честным, доступным, понятным, а также удобным, выгодным, комфортным. Очевидно, что в этом требовании можно найти логику рынка, диктующую, что религиозный сектор рынка должен действовать по общим правилам и ориентироваться на потребителя, а не на корпоративные интересы. В пожелании открытости можно видеть и большее – долгожданное выяснение отношений между Церковью и обществом, ультиматиум честности, усталость от церковной бюрократии. Спросом пользуется не опиум для народа, а глоток чистой воды, настоящее, «простое христианство», - пишет М.Н. Черенков.

Разумеется, мир сей может требовать от Церкви быть для него удобной, выгодной и комфортной.
Хотя что это значит – «удобная» Церковь, «комфортная» Церковь, а тем более – «выгодная» Церковь?!
Удивляет то, что М.Н. Черенков вполне солидарен с мыслью о «религиозном секторе рынка», который должен «действовать по общим правилам и ориентироваться на потребителя, а не на корпоративные интересы».
О чем толкует автор? О том, что христианство имеет рыночный характер? И если Церковь – участник некоего рынка, то, значит, она должна подчиняться рыночным законам? Кто их устанавливает?

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – автор статьи вульгаризирует христианство!
Это подтверждает еще один ее фрагмент:  «…открытости требует рынок, ее же требует новый уровень отношений с обществом. На мой взгляд, аутентичное христианство может без страха и угождения удовлетворять требованиям рынка и общественному спросу на достойные отношения. Подлинное христианство не боится испытаний рынком, так как обладает эксклюзивным предложением, уникальными качествами, содержит в себе всегда больше, чем вся сумма конкурентных рыночных предложений. К сожалению, Церковь, представляющая христианство как основной дистрибьютор, свою эксклюзивность понимает с трудом и в рассуждениях о ней постоянно переходит в режим чужих дискурсов – власти, исторического права, политического влияния, собственности на вещи и души.

Между тем, Церкви стоит прислушаться к требованию рынка и сформулировать достойный ответ о своем предложении: какова настоящая цена предложенного и в чем его действительно уникальные характеристики».
Разумеется, может сложиться впечатление, что М.Н. Черенков попросту неудачно «актуализировал» как будто бы неплохие идеи об открытости Церкви, ее дебюрократизации и т. п.
Но он настаивает на том, что «…Церкви стоит прислушаться к требованию рынка и сформулировать достойный ответ о своем предложении: какова настоящая цена предложенного и в чем его действительно уникальные характеристики».
Неужели М.Н. Черенков уверен в том, что духовная жизнь – это базар?
Да это именно так!

Ниже читаем: «Необходима сверка и согласование спроса и предложения, взаимных ожиданий и ответственностей. Слишком часто, говоря о спасении души и вечности, Церковь занималась политикой и бизнесом. Нередко, предлагая свое смиренное служение, Церковь затем начинала властвовать над людьми. Случалось, что интересы собственного выживания ставились выше истины и помощи нуждающимся».
А вот это вообще занятно: М.Н. Черенков говоря о необходимости «рыночной» Церкви, ее же упрекает в занятиях бизнесом!
Любопытна и концовка «нетленки» вице-президента Ассоциации «Духовное Возрождение»: «Миссия «открытой Церкви» - провозглашать Евангелие Царства, распознавать, благословлять, соучаствовать в его многоразличных проявлениях, направляя поиск людей церковных и нецерковных к встрече с Христом, где бы эта встреча ни состоялась. Церковь теряет свое особое место, чтобы присутствовать везде. В каких новых формах выразиться это вездеприсутствие? Какой внутрицерковной «перестройки» это потребует? Подобные вопросы должны быть включены в богословскую повестку дня уже сейчас, чтобы «церковь без своего места» не оказалась «церковью неуместной всюду».

На каком основании М.Н. Черенков утверждает, что нынешняя Церковь – «церковь без своего места»?
Почему он думает, что Церковь окажется – «церковью неуместной повсюду»?
Ответ на эти вопросы однозначен: автор статьи недооценивает Церковь при всех своих рыночных «размышлизмах». Церковь всегда будет уместной, ибо она – Тело Христово!

Ясно, что настоящая статья – посягательство на «святыню», то бишь – на поколение 30-40-летних, которое ныне определяет очень многое в протестантских деноминациях постсоветского пространства. В частности, именно оно отбивает ритм в деле христианского образования, а также напористо влияет и на без того убогие богословие и богослужебную практику доморощенных наследников Реформации.

Могу констатировать лишь одно – эсэнгешный протестантизм в их лице – переживает «кризис среднего возраста»: я имею в виду не столько физический возраст его отдельных функционеров, сколько болезненное состояние не вполне удовлетворенных амбиций в сочетании с очевидным отсутствием пиетета перед Всевышним Богом.
Разруха в головах пухлощеких делопутов, претендующих на лавры пророков, плохо сочетается с реалиями нынешнего дня. Футурологические же потуги оных сродни попыткам дефекации при хроническом запоре.

Наблюдая все это, не испытываешь особого оптимизма относительно состояния современного протестантизма. Остается лишь уповать на Всевышнего Бога, Который все расставит на свои места и пресечет базарные настроения некоторых «рыночников» от христианства!

Владимир Солодовников

кандидат исторических наук