ЕВГЕНИЯ ХОДОРОВА: Постолимпиадное, раздумчивое...

Это было прекрасно.

Так прекрасно, что у всех, кроме отъявленных врагов России, замирало сердце. Или хотя бы билось сильнее.
На гигантской сцене (или арене?) в Сочи — Россия. Великая ее культура, самые грандиозные, самые величественные ее достижения. Малевич, Кандинский, Шагал, Дягилев, Рахманинов, Анна Павлова, Александр Блок, Цветаева, Ахматова, Маяковский, Есенин, Солженицын…
Да всех не перечислишь.
Грандиозный этот спектакль ставил швейцарец, Даниэле Финци Паска. В русских, да и вообще театральных постановках многих стран он не новичок — ставил и что-то чеховское, и «Аиду», и «Паяцев», и «Диалоги со сном», и «Благородных поверженных», и много чего еще. Он и режиссер, и хореограф, и писатель, и даже клоун. Словом, на постановочных делах собаку съел.
Однако в Сочи с ним случился грандиозный облом. Он подобрал такие иллюстрации к сочинскому пиар-шоу, что как на подбор выстроились перед нами в ряд самые трагические, самые изломанные ГОСУДАРСТВОМ судьбы. Тем самым государством, к которому мы все имеем честь принадлежать и глава которого смахивал невольные слезы восторга, глядя на это величественное, покоряющее зрелище.
Напомню: Сергей Рахманинов в свое время эмигрировал из Советской России, то бишь вовремя унес ноги, как и Кандинский, и Анна Павлова, и Цветаева, и Шагал. Не-эмигрант Александр Блок умер в 1921-м, задохнувшись в безвоздушном пространстве распятой страны, превратившись за пару советских лет из здоровяка, кумира всей читающей России в психически надломленного тяжелобольного человека. У Сергея Дягилева, жившего от родины вдалеке, тут, в России, один из двух братьев, Валентин, был расстрелян на Соловках в 1929-м по сфабрикованному делу, а второй, Юрий, репрессирован. Марина Цветаева, вернувшись на истерзанную родину, кончила жизнь в петле, ее мужа Сергея Эфрона расстреляли, а дочь арестовали. У Анны Ахматовой в заложниках был сын, многолетний узник ГУЛАГа, а сама она в 1946-м устами Жданова подверглась неслыханному остракизму, поношениям и оскорблениям.

Есенин тоже кончил жизнь в петле, а Маяковский пустил себе пулю в лоб.
Я никого из мелькавших на этом шоу не забыла?
Так вот оно что, значит, было — не шоу, а русский мартиролог. Обставленный только почему-то как праздник, весело, ярко, с блестками, фейерверками, россыпью огней и прочими атрибутами. Ай да Даниэле Финци Паска, ну, повеселил народ, ну вселил гордость в наши сердца за убитую русскую культуру…
Ничему мы так покуда не научились, как гордиться. Да еще, пожалуй, веселиться. Пуды восторга, груды смеха, кучи блестков — и счастье, счастье, счастье!
Со швейцарца что взять, где ему, швейцарцу, вникать во все эти русские хитросплетения. Но ведь ни одна русская душа не задумалась...
Нет чтобы картинами Александра Герасимова прихвастнуть и лишний раз впасть от них в восторг, Лактионова, Петра Васильева, или скульптурами Вучетича, или безразмерными романами Бабаевского, Гладкова, Медынского, Чаковского, Первенцева, Георгия Маркова, или стихами Грибачева, или поэмами Долматовского… Всё ведь лауреаты самых высоких премий, да еще и неоднократные.
Ау, лауреаты, где вы? Куда сгинули со всеми своими звездами, славой, дачами, машинами, квартирами, законной гордостью, наконец? Где искать ваши следы, впечатанные могучей государственной ногой в хрупкое тело русского искусства?
Выходит, прав был Владимир Ильич: две национальные культуры есть в нашем богоспасаемом Отечестве. Одна — сломленная, убитая, растерзанная, выгнанная из страны, распятая, но именно ее только и можно, оказывается, предъявить ныне на экспорт, чему свидетельством стала сочинская арена; и другая — вальяжная, барственная, но почему-то, хоть ты плачь, никому не нужная.
Ах, государственники, государственники… Славящие, восторженные, преданные, продававшие, продававшиеся. Вечная вам память.
А русское искусство… Ну что тут скажешь. С ним и так все понятно. Непонятно только с нами.
Мы-то свою душу спящую когда наконец разбудим?