Песнь о мамаевом попоище

В нашем ярославском дворе всегда было много татар. Поскольку россиянам тогда еще не сказали, что они поднимаются с колен, то никто и не замечал, что это татары. Рамилька Сетдиков, мой друган с первого класса, дарил мне всякие полезные вещи, например сам вырезал деревянный кинжал, а на нем выжигательным прибором нарисовал сердечную мышцу, проткнутую стрелой, и написал любовно-лирическое. А однажды на день рождения принес книжку «Илья Муромец и Идолище Поганое», мне-то ничего, я первого от второго не отличала (да и сейчас не слишком), а родители долго чесали в затылке, на что могут этим подарком намекать Рамилькины папа с мамой. И потом только он мне рассказал, что книжкой его наградили во дворце пионеров, а дедушка Асадулла велел, чтобы этой гадости в доме не было.

Ну и вот. А недавно соседка Фаина из третьего подъезда отмечала день рождения. И с ней вместе отмечали все родственники. Потом родственники легли спать, а именинница и ее пятеро сыновей, которые здорово наклюкались за мамино здоровье, решили продолжить банкет в песочнице. При этом проявили нездоровый индивидуализм и никого больше не пригласили. Ну и что, что было три часа ночи. К тому же они стали петь народные песни.

Другая соседка, дворничиха Сима, вышла во двор выразить свое возмущение. Поскольку нравы во дворе патриархальные, все свои в дружной семье народов, вышла в ночной рубахе. И закричала:

- Эй, Фаина! Три часа ночи, твою мать! Кончайте базар! Выпили – так ведите себя прилично!

Но тостующие пьют до дна, и Симу обидно проигнорировали. Она еще некоторое время постояла, крича разное, наконец подошла к песочнице, отняла бутылку и сказала:

- Все. Забирай своих татарчат и уматывай спать.

Татарчата забрали Фаину и умотали спать.

Впрочем, на следующий день праздник продолжился. И через день тоже.

А еще через два дня в них проснулось национальное самосознание, они вспомнили про дворничиху, обиделись и пошли выяснять отношения. Причем, что интересно, с ними в обнимку пришли русские Фаинины зятья.

- Ты оскорбила нашу мать! Ты назвала нас татарскими мордами! – заявили они хором.

Завязался спор, можно ли считать «татарчат» эвфемизмом «татарских морд». В ходе дискуссии был уронен Симин супруг, местный слесарь. «Чего это тут валяется», - удивились Фаинины защитники и начали пинать слесаря всем монголо-татарским игом. Как было сказано несколько раньше одним летописцем, татарове велику пакость и досаду сотвориша христианом. Сима поняла, что они того и гляди пересмотрят итоги Куликовской битвы, и побежала звонить в милицию, причем сформулировала свой призыв в трубку следующим образом:

- Алло! Милиция?! Скорее приезжайте, у нас тут наша татарская группировка убивает нашего русского слесаря!

Милиция так заинтересовалась, что приехала через три минуты на четырех машинах.

А когда участники истории давали показания у следователя, вернее следовательницы, все стали галдеть, друг друга обвинять, и татары закричали: «Она нас назвала татарской мордой!» - следователь откинулась на стуле, озадаченно оглядела помятых, всклокоченных задержанных и спросила: «А что, морды у вас разве еврейские? Или еще какие? Разве ж это оскорбление? Это констатация факта».

И вот теперь все ходят понурые, Фаина мечется от следователя к слесарю и обратно – причем слесарь обиды не держит и говорит, присвистывая сквозь дырку от выбитого зуба: «Ну выпили ребята, с кем не бывает». Но дело уже закрутилось. Хорошо еще, если дадут только условно.

Меня, кстати, могут спросить, как я спросила у своей мамы: татары же мусульмане. Они вроде как не пьют? Так я вам передам ее ответ. Мама махнула рукой и сказала: «В Ярославле все пьют».