Ефим РАЧЕВСКИЙ: «Школа сегодня очень отстает от знаний»

Ефим Рачевский Фото: Анна АРТЕМЬЕВА — «Новая»

Образовательный центр «Царицыно» (школа № 548) — один из самых известных в Москве, а ее директор Ефим Рачевский — так просто знаменитость. И неудивительно. Он директор этой школы с 1985 года — даже не с первого дня ее работы, а с котлована. Он строил свою школу. А потом все годы достраивал, распространял ее влияние на все вокруг. Сегодня у него 2200 учеников, 10 десятых классов. Три школьных здания и два детских сада в Москве. А еще пансионат, куда ученики и учителя выезжают, чтобы поучиться с погружением — чтобы ничто не отвлекало.

Кроме гарантированного государством стандарта в 548-й еще 680 часов в год бесплатных кружков и множество платных курсов и студий, художественная школа. А сам Ефим Лазаревич по совместительству — член Общественной палаты РФ, один из разработчиков, вернее, доводчиков нового закона об образовании; член экспертного совета по законодательству в системе образования. И при всем этом он преподает историю.

Директор

Мы встретились с Ефимом Лазаревичем накануне учебного года. Школа почти готова. Учителя уже вернулись и суетятся: таскают учебники, гудят над расписанием и еще какими-то ватманами, разложенными на столах в учительской, что-то доделывают в своих кабинетах. А дети еще гуляют. Вот в такой пустой и свежей школе мы разговаривали о проблемах и радостях нашего образования. Я все время пыталась свернуть на трудности, а у Рачевского получалось про драйв от его работы.

А радость здесь начинается еще во дворе. Школьный двор — настоящий оазис, — сад среди многоэтажек спального района Орехова. Дикий виноград карабкается по стенам до крыши школы. А на крыше — зимний сад, где зреют бананы. Собирают целое ведро! Это приз некурящему классу.

Посередине двора — огромный оранжевый вопросительный знак. Рачевский рассказывает:

— Раньше тут был фонтан — плоская земля на трех китах. А потом мне приснился этот вопросительный знак. Это символ школы, где детям отвечают на вопросы, которые они не задавали.

«В школе не должно быть ни одной серой двери»

Школа

— Как вы собрали под себя несколько школ задолго до объявленной оптимизации?

— Это целая цепь приключений. Маленькая 548-я школка жила около метро «Тульская». Вокруг заводы — промзона. В 1984 году я стал директором, но тут как раз в этом районе кончились дети. И мне предложили здесь, в Орехове, но не школу, а котлован. И мы стали строить — всем миром: старшеклассники, уборщицы, учителя не ушли на летние каникулы. В 1985-м переехали сюда. Но радовались недолго: микрорайон оказался молодым и активно рожающим. Школа, рассчитанная на 750 мест, в 1987 году приняла 2000 учеников, в 1990-м — 2300. Три смены. И мы начали борьбу за пристройку. Воевали неординарно. Наши пятиклассники во главе с пионервожатой Людой Федотовой разбили две палатки у здания райкома партии, и… нам подписали разрешение на строительство. В пристройку переместилась начальная школа. Но очень скоро и этого стало мало. Узнали, что недалеко стоит школьный долгострой. Мы и его прибрали, достроили и отселили туда старшие классы. А потом настали 90-е, когда ведомства сбрасывали детские сады, и мы прихватили еще и два детских сада. Отремонтировали. Тут подошел демографический спад, но нам по-прежнему было тесно. Недалеко была школа, которая не смогла набрать ни первый, ни десятый классы. Присоединили и ее — вместе с детьми, их там оставалось 180 душ. Сейчас в этом здании наша началка — 680 детей. Младших школьников по круговому маршруту собирают и подвозят два наших автобуса.

Расширялись мы просто потому, что было тесно, а потом поняли: модель, которую мы построили, —  школа ступеней (младшая, средняя и старшая, каждая в своем здании) педагогически перспективна. В 2004 году мы получили за эту модель премию президента.

— А надо ли всем школам укрупняться?

— Для разных условий, разных регионов — разные варианты решений. Например, мы были в Норильске. Население города сократилось с 500 тыс. до 250 тысяч. Город компактный — три микрорайона. Там можно делать комплекс и организовать школу ступеней. В сельской местности по-другому. Но тоже можно разделить школы по возрастам. Вот в районе 20 сел и 20 школ. Начальные должны быть ближе всего к дому, их должно быть, например, десять: шесть подростковых, а вот старших — четыре, плюс человеческий автобус. А результатом будет не только улучшение качества образования, но и улучшение дорог.

Сейчас при объединении школ совершают ошибки. Например, продвинутая гимназия присоединяет к себе слабую школу и дифференцирует детей по уровням. Этого делать нельзя.

— Сегрегация по способностям…

— Единственный объективный критерий разделения — возраст. Наша школа — не гимназия и не лицей. Мы не отбираем детей по способностям. У нас учатся все. И уже лет 17 как мы отказались от модных когда-то коррекционных классов. Доброжелательный детский коллектив, настроенный на учебу, дает гораздо больший эффект, чем специальные педагоги и программы. Слабые дети подтягиваются у нас, а не съезжают, как в коррекционке.

Учителя

— Про меня установилось мнение, что я — крепкий хозяйственник, но две трети своего времени уделяю педагогике. А управляется все это хозяйство так: лучше всего не вмешиваться. Но чтобы позволить себе такую роскошь, управленцев — завучей, финансистов, хозяйственников — их надо немножко подучить.

Лет десять. А потом можно потихоньку делегировать им полномочия и спрашивать с них, но при этом достойно платить. Вот и всё.

— Вы говорите: достойно платить. Квалификация и стаж — как раньше — это понятно. Но в педагогике много такого, что измерить принципиально невозможно.

— Как оценить качество работы учителя? У нас все не любят словосочетание «образовательная услуга». Но образование — это именно услуга. Она имеет отсроченный результат, не мгновенный, как удовольствие от мороженого. Но и аванс, и зарплату-то надо платить.

— Но школа — это не только знания. Как измерить работу с мальчишкой, который плохо сдал ЕГЭ, зато не оказался на скамье подсудимых? Как доплатить за этот результат?

— Да, школьное содержание шире, чем предметное. Надо учить не физику, а физикой. Надо растить человека. Но знаете, что спасет этого мальчишку? Как раз ЕГЭ. Школа, в которой хорошо сдадут ЕГЭ, не выкинет того, кто может оказаться в плохой компании. Для школы, в которой есть устоявшаяся этика отношений, хорошо сдать ЕГЭ — мало. И лучшей части родителей нужно от школы гораздо больше: способность к устной коммуникации, общекультурная составляющая, безопасность, и чтобы ребенок был здоров. Они подыскивают соответствующую школу. И приходят в нее вместе с детьми. Я беру таких. Во-первых, потому, что они этого очень хотят. А еще я знаю, что эти родители съездят с ребенком в театр в выходной, поиграют в футбол, купят домой книги, а может, займутся еще и фотографией. Они будут вкладываться в ребенка. А это — 50% успеха на ЕГЭ.

— Это потому, что они и учить ребенка будут за школу — наймут репетиторов?

— Они и нанимают. От ужаса перед ЕГЭ. Но ни один репетитор при отсутствии у ребенка базы ничего не сделает. Так что школе будет чем заняться. Но раз в такой школе, которую выбрали неравнодушные родители, есть безопасность, комфорт, диалог и человеческие отношения, то и двоечника если и не сделают отличником, то как минимум не выкинут. Так что высокие показатели по ЕГЭ в школе помогают и самым непростым детям.

Материально стимулировать качество работы в образовании непросто. Когда мы начинали вводить новую систему оплаты труда, мы следовали рекомендациям министерства: накидывали учителям баллы за каждый чих — за победителя олимпиады, за поход… Но постепенно стали делать систему проще и человечнее. В этом году нам дали премию: 7,5 млн рублей. за успешную сдачу ЕГЭ. Мы — обычная школа, но мы в Москве в этом году — 13-е по результатам госэкзамена. Как я раздам эту премию учителям, кому? Тем, кто работал в 11-м классе и готовил детей к ЕГЭ? Да еще пропорционально баллам учеников? Но разве без той базы, которую заложили учителя начальной школы, успех был бы возможен? Нет. А без тех, кто учил их в средней школе? Я распределю премию на всех. Даже нянечкам дам.

^{Уборщица Валентина Гулина, работающая в школе 14 лет, готовит класс к 1 сентября}

Самая точная на сегодня форма оплаты — штатно-окладная система. Есть часы — обычные уроки, но и вся остальная работа тоже оплачивается. Московский профсоюз учителей подсчитал, что при 18-часовой нагрузке педагог работает 50 часов в неделю. Готовится к урокам, ходит в библиотеку, общается с родителями, ковыряется в интернете, раз в месяц ходит с детьми в поход и еще в консерваторию. За все это надо платить. И еще должна быть премиальная часть — стимулирующая. За качество.

— Что делает школу необходимой, хотя она сегодня не единственный и не главный источник знаний?

— Это моя любимая тема. Главная конкуренция сегодня идет не между одной и другой школой, а между школой и не школой. Лет пять назад без школы — семейным образованием — обходились 20 тысяч детей, а сейчас это уже 200 тысяч. В США 1 миллион 600 тысяч детей не ходят в школу. Это тенденция. Школа сегодня очень отстает от знаний, от современных способов передачи информации, она работает с массой, а не с личностью. Школа — очень медленно меняющаяся структура. Доверие к ней падает, а требования — растут. Если ограничиваться только тем, что гарантировано государством, то не будешь соответствовать социальным ожиданиям. К тебе не придут. А это значит, что школа будет лишена финансирования, потому что деньги следуют за ребенком.

Гениальный педагог и провидец Анатолий Пинский еще в 2002 году нацеливал на ведение подушевого финансирования и предсказал ситуацию, когда в плохую школу не придут и она закроется. Тогда в это еще не очень верилось, но в 2011 году случилось: закрылась 874-я школа, не набрав детей и лишившись государственного финансирования. В парадигме доиндустриального и индустриального общества достаточно было репродуктивной школы, передававшей готовое знание. Сегодня — недостаточно.

— Директор ходит по лезвию: его не защищает, как всякого другого работника, Трудовой кодекс. В последнее время то один, то другой директор оказывается под судом…

— Директор ходит скорее по минному полю. Никогда не знаешь, где взорвется. Но я не помню времени, когда этого минного поля под ногами не было. Ну, например, отправил учеников в летний лагерь. А там ЧП. И сразу начнут проверять бумаги: как отправил, как оформил, как провел приказом? Директор в ответе за всё: его подопечные — несовершеннолетние. Полная школа несовершеннолетних!

А еще директор имеет дело с деньгами: госфинансирование, спонсоры, дополнительные образовательные услуги. Директор никогда не должен брать деньги в руки — ни у родителей, ни у спонсоров. Даже на самые благие цели. Есть счет школы, есть попечительский совет. Мы ежегодно отчитываемся о полученных и потраченных средствах. И государственных, и заработанных.

Вот сейчас от Общественной палаты посылали запрос с просьбой разобраться в деле директора отличной челябинской школы Попова. Я знаю, что, подрабатывая репетиторством, он тратит заработанное на школьные нужды. А тут ему шьют посредничество во взятке при приеме ребенка в соседнюю гимназию. Я видел запись: он взял эти 25 тысяч (если это, конечно, не монтаж). Но я все равно уверен, что взял он не для себя, хотя и не для себя нельзя брать.

^{Ефим Рачевский и Людмила Рыбина во время интервью}