Руны рассказывают о творении вселенной

Руны рассказывают о творении вселенной.

В карельских Рунах вечность названа страной Калевалой, а ночь вселенной – Похьолой. Главными действующими лицами Руны "Состязание в песнопении" являются Вяйнямёйнен и Ёукахайнен. Вяйнё – это Я (бессмертная душа) с первой версты вселенной, а лапландец Ёукахайнен – житель Похьолы (ночи вселенной) или образ человека на второй версте вселенной.

Состязание в песнопении (ГЭН)

Мудрый, старый Вяйнямёйнен

жил да поживал тихонько

на полянах Калевалы,

в вяйнёльских борах песчаных.

Песни пел он на полянах,

заклинания слагал он.

Пел он песни дни за днями,

ночь за ночью вёл рассказы,

древнее припоминая,

первородные начала,

неизвестные ни детям

и не всем героям даже

в этом возрасте преклонном,

в уходящие годины.

Далеко молва катилась,

разнеслись повсюду вести

об искусном песнопенье

Вяйнямёйнена седого.

Долетела весть до юга

и до Похьолы холодной.

Жил-был молодой лапландец

тощий парень Ёукахайнен.

Он сидел в гостях однажды,     

странные слова услышал,

будто в Вяйнёле песчаной,

на полянах Калевалы

кто-то песни распевает

и слова слагает лучше,

чем умеет Ёукахайнен

петь отцовские напевы.

Сильно рассердился парень,

затаил он в сердце зависть

к Вяйнямёйнену седому,

лучшему из песнопевцев.

Вот он к матери приходит,

к старой матушке родимой,

говорит, что хочет ехать,

в путь отправиться желает

в земли Вяйнёлы далёкой

перепеть седого Вяйнё.

Но отец не отпускает,

мать не позволяет ехать

в земли Вяйнёлы далёкой

перепеть седого Вяйнё.

Говорит им Ёукахайнен:

"Хороши отца познанья,

знает мать намного больше,

я ж умнее вас обоих".

Не послушался, поехал.

Впряг он в сани золотые

жеребца кровей горячих

и, усевшись на сиденье,

примостившись поудобней,

резвого ударил плетью,

вытянул кнутом жемчужным.

Едет не спеша, не гонит.

Едет он два дня, две ночи,

третий день в пути проводит

и на третий день подъехал

близко к землям Калевалы,

к вяйнёльским борам песчаным.

Мудрый, старый Вяйнямёйнен,

вековечный прорицатель,

едет, знай себе, рысцою

по отмеренной дорожке

на полянах Калевалы,

в вяйнёльских борах песчаных.

Вяйнямёйнену навстречу

едет юный Ёукахайнен, –

тут оглобли зацепились,

все гужи перемешались,

хомуты сплелись друг с другом

и дуга в дугу уткнулись.

Спрашивает Вяйнямёйнен:

"Ты какого будешь рода,

вставший на моей дороге,

глупо ехавший навстречу?

Ты разбил хомут мой новый

и дугу берёзовую".

Отвечает Ёукахайнен,

говорит слова такие:

"Я – лапландец Ёукахайнен.

А вот ты откуда взялся,

роду-племени какого,

из каких людей, несчастный?"

Мудрый, старый Вяйнямёйнен

именем своим назвался

и затем ему ответил:

"Коль ты – юный Ёукахайнен,

то посторонись немного!

Ты из нас двоих моложе".

Снова юный Ёукахайнен

говорит слова такие:

"Что за важность, кто моложе,

кто моложе и кто старше!

У кого побольше знаний,

память у кого покрепче,

тот проедет по дороге,

а другой посторонится.

Коль ты старый Вяйнямёйнен,

вековечный песнопевец,

то давай споём друг другу,

заклинания расскажем,

пусть один другого учит,

победит один другого!"

Мудрый, старый Вяйнямёйнен

говорит слова такие:

"Не такой уж я известный

и мудрец и песнопевец!

Прожил жизнь свою я тихо

на полянах этих самых,

на меже родного поля

мне моя кукушка пела.

Всё-таки начнём, пожалуй,

расскажи-ка мне погромче,

что всего ты лучше знаешь,

в чём ты всех других умнее?"

Начал юный Ёукахайнен:

"Я не так уж мало знаю!

Вот я в чём не сомневаюсь:

дымник сделан близко к крыше,

пламя бьётся в устье печки.

Щука со слюнявой пастью

нерестится на морозе,

а горбатый робкий окунь

осень в омуте проводит,

летом в заводь заплывает

и икру на отмель мечет.

Если мало этих знаний,

есть в запасе и другие.

Знаю лес вершины Пиза,

знаю сосны в скалах Хорны:

высоки деревья Пизы,

сосны на утёсах Хорны.

Три больших порога знаю,

три есть озера красивых,

три высокие вершины

под небесной этой крышей:

в Химе это Хялляпюеря,

у карел есть Каатракоски,

никому не сладить с Вуоксой,

Иматры – не переехать".

Вставил слово Вяйнямёйнен:

"Детские всё это сказки,

женского ума примеры!

Ты открой вещей причину,

первородные начала!"

И на это Ёукахайнен

говорит слова такие:

"Всё я знаю о синице,

знаю, что синица – птица,

что гадюки – это змеи,

ну а ёрш, конечно, рыба.

Первым снадобьем болящим

пена водопада стала,

бог – наш первый заклинатель,

первый лекарь – сам создатель.

С гор вода взяла начало,

на небе огонь родился,

ржа железо породила,

медь из гор на свет явилась.

Старше всех земель болота,

из деревьев – ива старше,

из жилищ – шалаш сосновый,

камни всех котлов древнее".

Мудрый, старый Вяйнямёйнен

говорит слова такие:

"Что-нибудь ещё ты помнишь

или кончил пустословье?"

Ёукахайнен отвечает:

"Кое-что ещё я знаю!

Помню я такое время:

был я пахарем на море,

рыл тогда я рыбам ямы,

поднимал на суше горы,

из камней я делал скалы.

Был шестым я человеком,

был седьмым среди героев

в пору сотворенья мира,

поднимал я небо кверху,

ставил я ему подпоры,

звёзды рассыпал по небу".

Говорит тут Вяйнямёйнен:

"Ты уже заврался, парень!

Не видать тебя там было,

где мы вспахивали море,

ямы рыбам вырывали.

И тогда ты не был в деле,

в пору сотворенья мира,

где подпоры поднимали,

рассыпали в небе звёзды".

И тогда-то Ёукахайнен

высказал слова такие:

"Если мой не блещет разум –

у меча ума займу я.

Ой ты, старый Вяйнямёйнен,

большеротый песнопевец!

Мы померимся мечами,

полюбуемся на копья!"

Вяйнямёйнен отвечает:

"Ты меня не испугаешь

ни мечом, ни разуменьем,

ни копьём и ни коварством.

И, однако, всё же, парень,

мериться мечом не стану

никогда с тобой, коварный,

ни за что, трусишка жалкий!"

Ёукахайнен, слыша это,

закусил губу упрямо,

голову согнул сердито

и сказал слова такие:

"Кто мечи не станет мерить,

остроты их побоится,

тех я песенною силой

превращу в свиные рыла.

Тех героев разбросаю,

в разные места упрячу,

утоплю в навозной куче,

в угол хлева затолкаю".

Вяйнямёйнен рассердился,

рассердившись, устыдился.

Начал песню петь он гневно,

древние повёл сказанья.

Пел не детские он песни

И не женские посмешки –

Пел напевы он мужские.

Только начал Вяйнямёйнен –

вспенилась вода в озёрах,

затряслась земля повсюду,

горы медные качнулись,

скалы надвое распались,

порастрескались утёсы.

Песней мудрый Вяйнямёйнен

разветвил дугу лапландца,

на хомут наплёл куст ивы,

вербу на гужи поставил.

Сани с золотым сиденьем

стали топляком озёрным,

кнут с жемчужной рукояткой

стал прибрежною тростинкой,

а жеребчик белолобый –

валуном у водопада.

Шапка с головы лапландца

стала тучей остроносой,

стали рукавицы парня

лилиями водяными,

а кафтан его суконный

в небе облаком поднялся.

Вяйнё пел – и Ёукахайнен

погружался постепенно

до бедра, затем по пояс

и до самых плеч в болото.

Тут уж Ёукахайнен понял:

зря загородил дорогу,

состязался в песнопенье

с Вяйнямёйненом напрасно.

Хочет шевельнуть ногою –

и не может ею двинуть,

хочет он поднять другую –

а на ней башмак из камня.

Ёукахайнен испугался,

боль почувствовал всем телом,

муку ощутил и ужас.

Говорит слова такие:

"Ой ты, мудрый Вяйнямёйнен,

вековечный прорицатель!

Вороти слова святые

и сними свои заклятья!

Шапку золота получишь,

меру серебра, не меньше".

Вяйнямёйнен отвечает:

"Серебром не соблазнишь ты,

золотом, несчастный, тоже!"

Вновь запел он, погружая

Ёукахайнена всё глубже.

Снова молвит Ёукахайнен:

"Ой ты, старый Вяйнямёйнен!

Высвободи от заклятий,

от беды избавь грозящей!

Скирды все мои получишь,

все поля твоими станут,

только жизнь мою спаси ты

от погибели проклятой".

Вяйнямёйнен отвечает:

"Не давай мне скирд, негодный,

не сули полей, поганый!

У меня поля просторней,

скирды мне свои дороже".

И поёт он, погружая

Ёукахайнена всё глубже.

Тощий парень Ёукахайнен

сам не свой уже от страха.

Он в грязи до подбородка

и до бороды в болоте,

мох в открытый рот набился,

на зубах трава навязла.

Снова стонет Ёукахайнен:

"Ой ты, мудрый Вяйнямёйнен,

вековечный прорицатель!

Поверни свои заклятья,

выбился совсем из сил я,

вытащи из вязкой грязи!

Топь затягивает ноги,

Режут мне глаза песчинки.

Если снимешь ты заклятья,

повернёшь слова святые,

то свою сестрицу Айно

я тебе отдам навечно,

чтоб мела она и мыла

половицы в доме мужа,

ткала б золотом одежды,

сладкие пекла бы хлебы".

Как услышал Вяйнямёйнен,

опустился он на камень,

песни петь с конца он начал:

свёл одну, другую, третью –

повернул слова святые,

снял последние заклятья.

Ёукахайнен шевельнулся,

высвободил подбородок

и бородку из болота.

Камень стал конём лапландца,

мокрое бревно – санями,

а тростник прибрежный – плетью.    

Чуть поправил парень сани,

сел опять он на сиденье

и отправился, понурый,

с тёмной тяжестью на сердце,

к матери своей родимой,

к старой матушке любимой.

В соревновании жителей Калевалы (Прави) и Похьолы (Нави) поведана история первой, второй и начала третьей вёрст вселенной.

Укко карельских Рун – Всевышний (и у него много имён!).

Вяйнямёйнен древние повёл сказания, он передал слова святые Укко. Вяйнё вспоминает, как в пору сотворенья мира они вместе с Укко вспахивали море, ямы рыбам вырывали. Вяйнё – это Я или бессмертная душа. Он-то и поведал вещей причину, как на первой версте с помощью первородных начал (ветра-бури, воды и огня) начиналась жизнь. В песнопении Вяйнё упоминается, что сведения о первородных началах неизвестны многим героям даже в возрасте преклонном, в уходящие годины. Лучше узнать сейчас о ветрах из божьих уст, чем жить в неведении до старости.

Ёукахайнен – образ человека на второй версте вселенной. Он, как и Кощей, – тощий парень, поскольку не воплощён. Он претендует на божественную мудрость. Однако пустословье Ёукахайнена погрязло во лжи, когда же вся эта шелуха слетает, то обнажаются глупость и зависть. Ряженый в позолоту по своим "понятиям" хочет переделать жизнь, превратить людей в свиные рыла, утопить в навозной куче, затолкать в угол хлева.

Вековечный мудрец Вяйнё отвечает тощему парню: "Серебром не соблазнишь ты, золотом, несчастный, тоже!" Бессмертный называет Ёукахайнена: "негодный, поганый". Нечистью, нелюдями, чертями, бесами называет таких ряженых фольклор других родов. У Ёукахайнена (в конце второй версты) уже зачаты чувственные органы (слух, зрение, обоняние, осязание и вкус), но он ещё не имеет души, а потому и не разумеет. Он обладает эмоциями: сердится, боль почувствовал всем телом, муку ощутил и ужас. Он затаил зависть к Вяйнё. Так на второй версте вселенной зародилось зло. Руна поведала и о пограничном событии: переходе вселенной со второй на третью версту. В самом начале третьей версты вселенной земля ещё не обсохла от родовых вод, потому бессмертный погружает тощего парня в болото (в Явь), а сани лапландца превращает в топляк озёрный. Вяйнё управляет первородными началами и владеет святыми словами Укко. От заклинаний Вяйнё вспенилась вода в озёрах, затряслась земля повсюду, горы медные качнулись. Святые слова обладают божественной мощью, они причиняют и снимают заклятье с лапландца.

Земные страсти являются источниками отрицательных эмоций, они-то и побуждают ветра из божьих уст к очищению Нави и Яви. Вследствие возмущения первородных начал исчезает зло. И на следующем (третьем) вселенском круге начинается очередная верста теперь уже воплощёной жизни.

Продолжаем формировать словарь метафизического языка: первородные начала, слова святые, тощий парень сердится, боль почувствовал всем телом, муку ощутил и ужас, затаить зависть, негодный, поганый, заклятья.