О ритуальных убийствах Христианских детей.

О ритуальных убийствах Христианских детей.

     Я с большим удивлением узнал: в современной России время от времени возникают обвинения в убийстве Евреями Христианских детей. Нельзя понять тайну живучести суеверия. Еще большее удивление вызывает само невероятное. Считаю полезным привести статью 100-летней давности большого знатока психиатрической науки.

К содержанию номера 4-2008

В.П.Сербский

«Русские Ведомости» 1913, 1-2 октября. Редакция выражает благодарность д-ру В.Д.Тополянскому за предоставление данной работы для первой (!) републикации

«С чувством искреннего и глубокого сожаления
отмечаем мы на страницах нашего журнала
историю о том, как маститый русский ученый
скомпрометировал русскую науку и покрыл
стыдом свою седую голову».

Хроника. Журнал невропатологии
и психиатрии имени С.С. Корсакова.
1913. Кн. 2-я. С. 355.

I.

Психиатрия не имеет никакого отношения к делу Бейлиса. Ко мне впервые обратились за согласием выступить в этом деле в качестве эксперта - я решительно отказался: мне там делать нечего.

Мне доставили изумительную экспертизу профессора Сикорского - отношение мое совершенно изменилось: ни в коем случае не могла остаться без ответа. Недаром она встретила такой единодушный отпор со стороны всех наиболее видных представителей западноевропейской науки, – и психиатров, и судебных медиков, – а многих из них привела в нескрываемое ими негодование. Теперь мнение профессора Сикорского,  наиболее существенные его выводы – приведены в обвинительном акте, играет в нем далеко не второстепенную роль. Подвергнуться должны подробному разбору.

В виду необычайности, излишества и совершенной бесцельности нанесенных Ющинскому ранений, у следователя вполне естественно должен возникнуть вопрос, не совершенно убийство душевнобольным. На него профессор Сикорский дает категорически отрицательный ответ. Доводы его поражают своей наивностью. Сикорский считает несомненным: «убийство Ющинского учинено не одним, а несколькими лицами, тщательно обдумавшими и планомерно выполнившими с техническим совершенством задуманное злое дело». Убийц несколько - Сикорский «заключает: при насильственном кормлении (зондом) душевнобольных для успеха операции требуется не менее шести человек» (четырех, по С.С. Корсакову: один помощник держит ноги, другой – руки, третий – голову, четвертый помогает при введении зонда; для удерживания достаточно всего трех). Но разве можно делать какой-либо вывод на основании такой отдаленной аналогии и сравнивать взрослого, нередко очень крепкого, психически больного, хорошо осведомленного о том, что ему предстоит, напрягающего все свои силы для борьбы с лицами: принимают все меры не нанести ему какого-либо даже случайного повреждения, с заморенным мальчуганом, сразу ошарашенным, оглушенным с первых ударов. Все эксперты и сам Сикорский, признают: первые удары нанесены в голову, по обвинительному акту из семи колотых ран в теменную и затылочную области пять проникли в черепные кости и из них одна – в твердую мозговую оболочку, а другая – в пазуху ее, вызвав кровоизлияние в полушарие мозга под мягкой мозговой оболочкой. Такие тяжелые поранения вызвали непосредственно полное бессознательное состояние у Ющинского, о «мучительстве» - настаивает Сикорский, не может быть и речи. На неминуемость потери сознания при данных условиях указывают и профессор П.А. Минаков, и лондонские ученые Пеппер, Мерсьер и Уилькокс (Pepper, MercierandWilcox). Быстрое наступление бессознательного состояния у Ющинского делает совершенно излишним предположение Сикорского «об удержании его в состоянии полной неподвижности и об отсутствии каких-либо помех работе непосредственного исполнителя кровавого дела».

На этом-то произвольном допущении: убийство совершенно не одним, а несколькими лицами, Сикорский и строит свой отрицательный вывод о совершении убийства душевнобольным: «соглашение нескольких умалишенных для одной общей цели невозможно по различию бреда и душевного состояния каждого из них; душевнобольные не сохранят в тайне всего содеянного ими; сложность убийства и самая техника его требуют здравого ума и недоступны помешанному по самому свойству его болезни». Эти странные и противоречащие действительности доводы заставляют даже сомневаться: они высказаны опытным психиатром.

Допустим ничем не доказанное предположение: убийство совершенно несколькими лицами и притом душевнобольными. Если к последним относить только лиц, прямо лезущих на стену, то тогда трудно говорить о возможности соглашения между ними. Не может профессор Сикорский не знать: среди душевнобольных нередко бывают лица с относительно хорошо сохраненным интеллектом, но с резкими дефектами в области нравственных чувствований: эпилептики, алкоголики, нравственно помешанные, страдающие какими-либо извращениями (например, половыми), насильственными влечениями… В в литературе и больничных отчетах неоднократно описывались случаи подобного рода больные вступали между собой в соглашение для какой-либо общей цели: побега из больницы, бунта, убийства и пр. Какое-либо действие скопом вполне возможно и в случае: все участники душевнобольные.

Но не следует забывать и о влиянии, один душевнобольной может оказывать на окружающих даже совершенно здоровых лиц, он может найти и сообщников, и последователей. Достаточно для этого вспомнить о случаях наведенного (индуцированного) помешательства. Например, вся семья из 2–5 лиц заражается бредом от одного из ее членов и готова слепо следовать за ним, или о случаях психических эпидемий. Сам профессор Сикорский признал Кондратия Малеванного несомненным психически больным и в ярких красках описал влияние - он оказывал на своих многочисленных последователей. Он описал в качестве бесспорного больного Тодосиенко: вызвал обширное движение, привело к известному делу павлоградских сектантов. Не требует опровержения и утверждение Сикорского: сложность убийства и самая техника его требуют здравого ума и недоступны помешанному по самому свойству его болезни. Какое будет счастье, будь это верно; от скольких больных освободятся наши больницы и тюрьмы!

Возможно, Сикорский имеет в виду особую «технику» только в убийстве Ющинского; он неоднократно возвращается к «техническому совершенству» - оно совершенно. В чем он его усматривает, для меня остается непонятным. Всех поранений сделано 47; нанесены они одним колющим оружием, без всякой системы, в различные места тела (все поранения приходятся исключительно на верхнюю половину тела – до области живота), имеют самый различный характер: одни совершенно ничтожны, не проникают до кости, другие нанесены с очень большою силой, проникают в черепную полость и внутренние органы. Неужели нанесение многочисленных колотых ран разнообразного характера, совершенно зря, куда попало, свидетельствует о совершенстве техники? Сикорский «исходит из психологических соображений», отмечает «некоторые особенности самой техники. Все повреждения нанесены уверенной и спокойной рукой: не дрожала от страха и не преувеличивала размера и силы движений под влиянием гнева. Это была точная, бездушная, холодная работа,  совершенная лицом, привыкшим к убою животных» (sic! Курсив мой). Я не знаком с психологией и работой лиц, привыкших к убою животных, но полагаю: такие лица привыкли убивать животных путем нанесения им нескольких десятков ни к чему ненужных ранений, то их очень скоро заменят другими. «Техническое совершенство», надо понимать здесь не в прямом смысле; оно выставляется на видное место с другой целью – для доказательства ритуального характера убийства, подходом к чему являются уже отмеченные курсивом слова, брошенные как бы вскользь.

Я ничего не утверждаю, я только разбираю предположения Сикорского и нахожу их совершенно несостоятельными. Единственный вывод можно сделать из этого разбора: по данным делам нельзя прийти к определенному заключению, совершено убийство несколькими лицами, или одним, было это лицо здоровым или психически больным. Может, это садист, находящий для себя высшее и непонятное для нас наслаждение в самом факте нанесения уколов, и разнообразил его сообразно со степенью и силой ранения? Возможно толкование, совершенно противоположное предположению Сикорского. Упомянутые уже трое английских ученых не менее категорически, чем профессор Сикорский, утверждают обратное тому, что он считает не допускающим сомнения: «Мы выражаем наше полное и решительное несогласие (Weentirelyandemphaticallydisagree) с выводами Сикорского. По нашему мнению, убийство было совершенно ненормальным человеком, и мы не видим никакого основания допустить необходимость содействия нескольких лиц для совершения преступления»…

Во второй части своего заключения Сикорский подчеркивает три особенности в процедуре убийства Ющинского: обильное выпущение крови из тела, нанесение мучительных ранений и причинение смертельных повреждений. По его мнению, «каждая из поименованных особенностей является самостоятельной и, входила как непременная составная часть в общий план злодеяния». Умерщвление входило в программу каждого убийства, и на нем можно не останавливаться. Утверждение Сикорского, неизвестно на чем основанное:  умерщвление произошло только после использования жертвы в первых двух целях и «в общем плане губительных действий стояла промежуточная программа: истечение крови и причинение мучительных раздражений». Достаточно указать только на мнение профессора П.А. Минакова и целого ряда западноевропейских ученых (судебных медиков): пришли к заключению - многие поранения (именно в грудь и спину) нанесены или в состоянии агонии, даже после смерти Ющинского; самое умерщвление отодвигается уже также в «промежуточную программу».

Наиболее существенными и особенно важными в специальных целях Сикорского являются: обильное выпускание крови и причинение мучений. Оба эти вымысла должны считаться безусловно отвергнутыми. Наиболее авторитетные представители судебной медицины, – профессор П.А. Минаков, профессора Lacassagne (Лион) и Thoinot (Париж), профессора Haberda (Вена), Ziemke (Киль), – на основании данных вскрытия, совершенно отрицают гипотетическое предположение о таком значительном истечении крови - последовало обескровливание тела; состояние внутренних органов не только не подтверждает этого вывода, но и стоит в прямом противоречии с ним. Профессор Сикорский мог предварительно поговорить с цирюльником, из отворяющих и пускающих кровь - мог узнать: для истечения крови следует не долбить как попало голову, а вскрыть какую-нибудь вену («жилу»). Вколы в голову сам Сикорский считает первыми злодейскими актами, поранили: один – венозную пазуху с обширным внутренним кровоизлиянием (а не «в шапку - надета жертве убийцами» –почему-то утверждает Сикорский), другой – артерию мозга. Несмотря на восхваление Сикорским «технического совершенства», трудно допустить - убийца даже только подозревал о существовании мозговых пазух. Совершенно невозможно признать: при совершеннейшей с его стороны технике он мог преднамеренно ранить пазуху и артерию через черепные кости. Это чисто случайные повреждения. Как согласовать блестящую теорию Сикорского о вколах в голову с целью истечения крови с присутствием фуражки на голове, по мнению самого Сикорского, «могло только затруднить операцию самого мучительства и истечения крови». Для выхода из такого затруднительного положения, Сикорский ставит скромный вопрос, «не имеет это обстоятельство религиозного (курсив мой), иного значения для убийц», и непосредственно вслед за этим делает совершенно уже непристойный намек: «из исторических примеров видно: в тех случаях, когда виновниками убийства евреи по расе, исповедовавшие иудейскую религию, то они надевали на себя религиозный наряд» (а на жертву?).

Не проще предположить: шапка не надета на Ющинского убийцами, а находилась на нем, при нанесении первых особенно сильных ударов, он ошеломлен ими, впал в бессознательное состояние, только тогда его раздели, истыкали в другие места тела. Как согласовать историю истечения крови: в один висок нанесена одна рана, а в другой целых тринадцать? Неужели тоже для большего истечения крови на таком незначительном пространстве? Как согласовать нанесение вколов в грудь и особенно в спину?

Не выдерживает никакой критики и другой акт – причинение мучительства. По анатомическому распределению нервов наиболее чувствительными частями нашего тела являются лицо, пальцы, а также половые органы, – как раз они-то и были пощажены. Какое-либо мучительство безусловно исключается: непосредственно за первыми очень тяжелыми ударами в голову должно последовать бессознательное состояние. Разбор второй части заключения Сикорского приводит уже к совершенно определенному заключению: при убийстве Ющинского не было ни истечения крови, ни причинения мучительства.

II.

Остается третья и последняя часть заключения Сикорского. Две первые служили только постепенным приготовлением. Эту часть мне разбирать не приходится. В первых двух есть точка соприкосновения в области фактов, медицинских сведений, а также и логики. Третья часть уже всецело относится к области творимых легенд, криминальных романов, по выражению Meyer’a, к области нелепых и злостных бредней. Сикорский не желает уступать лавры одному только ксендзу Пранайтису, видит в убийстве не простую случайность, наоборот «оно является уголовно-антропологическим типом» (?!); это «уголовно-антропологическое явление должно быть признано за бесспорный факт: время от времени повторяется в той или иной стране»… «основою разбираемого типа злодеяний является расовое мщение или “вендетта сынов Иакова” к субъектам другой расы»… (см. обвинительный акт). В подтверждение: убийства, подобные убийству Ющинского, повторяются - «злодеяния убийства детей носят характер злостной традиции, не проявляющей наклонность к исчезновению».  Сикорский ссылается на Велижское дело. На юридическом языке такая ссылка явно недобросовестная, на языке общежитейском существуют и другие более резкие обозначения… Сикорский не знает окончания этого дела по своему неведению или умышленно его замалчивает - я считаю свои долгом о нем напомнить. Велижское дело возникло в двадцатых годах прошлого века (христианский мальчик пропал в первый день Пасхи 22-го апреля 1822 года), оно тянулось 8 лет, по кровавому навету в тюрьме содержалось 42 еврея, гражданский департамент Государственного Совета постановил окончательное решение, принял единогласно следующее мнение:

По внимательном соображении всех обстоятельств многосложного и запутанного велижского дела, гражданский департамент находит: показания доказчиц Т., М. и К., наполненные противоречиями, вымыслами и несообразностями с обстоятельствами дела и со здравым смыслом, не могут быть приняты судебным доказательством… и что вообще мнение об употреблении евреями христианской крови есть следствие предубеждения, и древними, и новейшими фактами опровергнутого (курсив мой). В сём убеждении гражданский департамент полагает:

• Евреев подсудимых (таких то) как ничем не уличенных немедленно освободить.
• Запечатанные еврейские школы (синагоги) в Велиже открыть, дозволить в оных служение.
• Участь означенных подсудимых, претерпевших тюремное заключение в продолжении 8-ми лет,… подвергнуть монаршему воззрению… не благоугодно ли будет Его Императорскому Величеству в вознаграждение освободить их на 8 лет от платежа казенных повинностей.  [ Этот пункт – единственный не принят общим собранием Государственного Совета, признавшего с своей стороны в кровавом навете «мрачное и чуждое понятиям нашего века предубеждение». Невольно напрашивается сопоставление этого мнения… просвещенных государственных деятелей чуть не сто лет назад с мрачным предубеждением наших современников. ]).
• Крестьянку Т., солдатку М. и шляхтянку К. (доказчиц)… сослать в Сибирь на поселение…
• Дабы положить конец предубеждению об употреблении евреями христианской крови… и отвратить возрождение дел, подобных велижскому производству, – повсеместно подтвердить Высочайшее повеление… от 6-го марта 1817 года исполняемо во всей силе.  [ Это повеление заключалось: «чтобы евреи впредь не были обвиняемы в умерщвлении христианский детей без всяких улик, по единому предрассудку, якобы они имеют нужду в христианской крови; но если где случится смертоубийство и подозрение падало на евреев, без предубеждения, они сделали сие для получения христианской крови, то производимо следствие на законном основании, по доказательствам, к самому происшествию относящимся, наравне с людьми всех прочих исповеданий, которые уличились бы в преступлении детоубийства». – С этим пунктом мнения не согласился Николай I. – Все цитаты взяты из статьи Вл. Короленко «К вопросу о ритуальных убийствах», «Русское Богатство», 1911, № 12. ]).

III.

Моя задача не будет вполне исчерпана, если я вкратце не приведу мнения выдающихся представителей западной науки по поводу экспертизы Сикорского. Весною нынешнего года в Лейпциге издан сборник под названием «DerFallIustschinsky»: заключает в себе 10 контр-экспертиз профессоров судебной медицины и психиатрии. Представители судебной медицины: профессор судебной медицины венского университета Haberda; директор института судебной медицины в Киле, профессор университета и председатель немецкого Общества судебной медицины ErnstZiemke; старший судебномедицинский эксперт в Лондоне Pepper; носит тоже звание, лектор судебной медицины в госпитале св. Марии WillcoxMereier; консультант по психиатрии в госпитале CharingGross (эти 3 лица дали общую экспертизу); профессор судебной медицины в Лионе A. Lacassagne и профессор кафедры в Париже Thoinot (также общая экспертиза). Психиатры: цюрихский профессор Bleuler, берлинские: Bonhoffer и Bodeker, кенигсбергский Meyer, венские: WagnervonJauregg и Obersteiner (также совместно), и, наконец, бывший профессор психиатрии в Цюрихе Forel.

Мнение английских экспертов отчасти приведено выше. Они доказывают: раны, нанесенные убийцей, не могли вызвать сильного наружного кровотечения. Указание самого Сикорского опровергает возможность «мучительных поранений»: первые ранения, по его утверждению, уколы в голову, повредившие мозговую оболочку и вызвавшие обильное кровоизлияние в мозгу. Такие раны имеют последствием неминуемую потерю сознания. Английские ученые приходят далее к выводу: по протоколам вскрытия нет возможности судить о народности и расовой принадлежности убийцы, отвергают решительно мнение о ритуальном характере убийства и считают: по всей видимости, преступление совершено на почве садизма.

Французские профессора не считают возможным поддерживать гипотезу о ритуальном характере убийства с целью извлечения крови из ребенка. Можно думать о садическом убийстве, об убийстве из мести, об убийстве, совершенном лицом в бессознательном состоянии (enelatd’incoscience)… «Гипотезу о садическом убийстве можно поддерживать с гораздо большим основанием. Садист истязает свою жертву: доставить себе половое удовлетворение. Он наносит ей удары при жизни, продолжает наносить ей удары и после смерти. Не может явиться возражением: на трупе Ющинского не оказалось следов полового покушения: многие садисты совершенно не нуждаются в последнем для удовлетворения своей страсти. Садическое преступление возможно, но нельзя утверждать, что оно доказано».

Обстоятельная критика профессора Ziemke: в протоколах исследования трупа нет данных и основания для заключения - труп обескровлен, смерть «Ющинского обусловлена целью получения крови».

Сикорский пускается в область психологических рассуждений, своими утверждениями выходит далеко за пределы, поставленные объективной экспертизе, руководится построениями не имеющей границ фантазии, а не критически взвешивающего разума…, если вообще позволительно делать заключение из анатомических данных - гораздо скорее можно предполагать: тут кололи вслепую в страстном возбуждении, а не холодно и спокойно взвешивая. В последнем случае отыскали на теле места, гораздо более подходящие для той цели… поставленной…

Того же мнения придерживается и профессор Haberda; он не видит оснований для заключения об обескровлении трупа и нанесения ран с целью извлечения крови. «Возбуждение… впадает убийца, ”опьянение кровью” по Листу, – делает понятным он наносит удары совершенно бессмысленно. Опасение: жертва еще жива, может повести к излишнему нанесению уколов или ударов, причем они наносятся уже по трупу».

Профессор Bleuler: выводы Сикорского совершенно неверными, заключает свою критику словами: «Ритуальные убийства, приписываемые евреям, никогда не бывают там, где христиане не верят в их возможность… здесь происходит то же самое, что с привидениями: они тоже являются только там, где в них верят. Ритуальные убийства существуют в воображении людей, убежденных в их существовании».

Профессора Bonhoffer, Bodeker высказывают: выводы Сикорского покоятся не на объективных данных, а являются личным вымыслом, ничем не обоснованным. Bonhoffer не считает даже нужным опровергать его. Научная совесть не позволяет ему критиковать выходящее за рамки науки.

Профессор Meyer заключает свою экспертизу словами: «То, что написал Сикорский, может служить как остов интересного криминального романа, но никакого иного значения и ценности не имеет. Мне чрезвычайно тяжело писать эту критику мнения заслуженного товарища по специальности. Только с сердечным сокрушением можно прочесть экспертизу Сикорского: охватывает чувство - человек много работал в области религиозных бредовых состояний и приобрел тем известность в широких кругах, сам ослеплен подобными суевериями».

Профессор Forel с возмущением отмечает духовное родство «психиатрической науки» Сикорского с «теологической наукой» архимандрита Амвросия. «Заключение профессора Сикорского основано на словах архимандрита Амвросия, а не на объективных данных вскрытия. Я затрудняюсь назвать достойным именем такое ”психологическое” заключение; пусть это сделают другие. Одно для меня ясно: такая экспертиза решительно не имеет никакого значения. Это- очевидно для каждого образованного человека. Достаточно сопоставить указание архимандрита, данные вскрытия и заключение Сикорского… Для этого нет нужды быть специалистом».

Последнее мнение принадлежит двум венским профессорам. «Мы заявляли раньше доктору Шенфельду  [ Доктор Шенфельд (из Риги, убитый в прошлом году душевно-больным) перевел на иностранные языки все документы по делу Бейлиса и передал их на рассмотрение поименованных ученых. ]): мы не можем представить критики экспертизы профессора Сикорского - это вообще не психиатрическая экспертиза: психиатрической критике не подлежит. Нам вообще представляется невероятным: автором этой экспертизы был психиатр».

Бывший профессор Московского университета Вл. Сербский.