Наша 545-я - 7

Мой рассказ о нашей 545-й школе подходит к концу.

 Как я уже писал, коллектив учителей у нас, особенно в старших классах, был очень сильный. Особым уважением у учеников пользовались преподаватели-мужчины.

Нашего преподавателя логики мы любили за три его великолепных качества.Во-первых, он отлично знал предмет и понятно его излагал.  Во- вторых, что особенно нами ценилось, он обладал отличным чувством юмора.

Так, однажды, после долгих и бесплодных  попыток ученика произнести хоть  что-то вразумительное на заданную тему, он выдал сразившую нас тогда наповал фразу: «достаточно, Цветков. Садитесь: лучше мучительный конец, чем бесконечные мучения».

  И,  в-третьих, он вел у нас секцию волейбола, поэтому даже начинающие, но отстающие пока знатоки логики высказывались о нем весьма одобрительно.

  Поначалу нам показалось, что логика – предмет простой и даже занятный. Демонстрируя полученные в школе знания, мы рассказывали всем родным и знакомым про то, как Платон определил человека как «двуногое существо без перьев», и был высмеян Диогеном, притащившим ученикам ощипанного петуха с табличкой «человек по Платону», а устыдившийся Платон после этого добавил к определению уточнение – «с плоскими ногтями».

 Мы подлавливали тех, кто еще не изучал эту замечательную науку, логическим фокусом, спрашивая -  «обладаешь ли ты тем, чего не терял?», и, получив утвердительный ответ, добивали их победоносным заключением «рогА -  ты не терял, следовательно, ты рогат!»

 С моей родной бабушкой, ежевечерне сотворявшей коленопреклоненные  молитвы, я даже попытался однажды провести антирелигиозный диспут на тему о всемогуществе Бога, и задал ей каверзный вопрос «а может ли, бабушка,  Бог создать такой камень, который сам не сможет поднять?».  Бабушка брошенной мною перчатки не подняла, зато заметила, что за такие вопросы Бог может меня «камушком с небес покарать». Бабушкина угроза показалась мне антинаучной, но, зная из уроков астрономии о метеоритах, я от дальнейшей дискуссии на всякий случай воздержался.

 Надо признать, что я, увлекшись поначалу логическими парадоксами, позднее гораздо усерднее учился у этого преподавателя премудростям не логики, а игры в волейбол, и в результате поимел в выпускном аттестате лишь четверку по предмету. Впрочем, я утешал себя тем, что такой же пробел в изучении этой строгой науки был зафиксирован и в аттестате  вождя мирового пролетариата, - Владимира Ильича Ленина, по чьим заветам мы все «учились, учились и учились». 

 Другим нашим любимцем был, конечно, учитель рисования Александр Никифорович Прийменко. До него уроки рисования и черчения у нас вела Розалия Сергеевна, женщина молодая и симпатичная, что настраивало самых бойких семиклассников на игривый лад.

Однажды она принесла на урок чучело дятла. Дятел сидел на вертикально поставленном пеньке, опираясь, как ему, дятлу, и полагалось,  на хвост. Мы старались в своих альбомах его увековечить. А Игорь Креймер, незатейливый наш остроумец,  вел, не прерывая творческого процесса, переговоры с Розалией Сергеевной:

- А можно я, Розалия Сергеевна,  вместо дятла розочку нарисую?

- Креймер, ты все остришь? – незлобливо замечала Розочка.

- Нет, это не стриж, -  шустро и в рифму отвечал Игорь.

 Как-то Розалия Сергеевна предложила нам нарисовать что-нибудь на военную тему. Я сотворил в своем альбоме батальную сцену: на лестнице полуразрушенного дома наш матрос отважно разил ножом фашиста. Фашист у меня начал падать еще до того, как матросский кортик  коснулся его груди. Похоже, фашист сознавал свою обреченность, и понимал, что сопротивление бесполезно.

 Розалия Сергеевна взяла у меня законченное творение и показала классу. Класс, пораженный сюжетом, одобрительно загудел.  – А что, по-вашему, в рисунке не так?

- Все нормально, - было общее мнение. – Ну, ладно, - сказала Розалия, не стала классу ничего объяснять, и поставила мне пятерку, что мне очень тогда польстило.  Позднее, разглядывая этот «бой в Крыму», я понял, что новым Верещагиным мне не стать.

 Так вот, - сменивший Розочку в восьмом классе Александр Никифорович поразил нас на первом же уроке, набросав за пять минут мелом на доске великолепную картину, - зима в деревне, где были избы, занесенные снегом, лошадь, запряженная в сани-розвальни и мальчишки, мчащиеся с горы на санках.

 Позднее мы узнали, что Александр Никифорович – не просто учитель рисования, а настоящий художник, что у него палитра, которая  принадлежала раньше самому Айвазовскому, что дочка его – известная виолончелистка; что он своими руками(!) изготавливал раньше  для нее инструменты, - и виолончели подрастали вместе с дочкой.

 Он вел не только уроки рисования, где он прививал нам элементарные художественные знания и навыки, учил изображать перспективу, рассказывал о великих художниках,  демонстрируя репродукции их картин, после чего мы посещали Третьяковку и Пушкинский музей на Волхонке с бОльшим интересом и уже, так сказать, более осмысленно.

 С учениками старших классов он построил во дворе школы настоящий фонтан с дельфинами и лягушками, изо рта которых били струи воды; он организовывал творческие вечера по литературным произведениям с их художественным оформлением и изумительными декорациями к нашим самодеятельным спектаклям.

 Помню, что на постановке «Майской ночи» днепровская вода мерцала и искрилась в лунном свете, а костер, изготовленный им с помощью лампы, вентилятора и дрожащих в воздушном потоке раскрашенных ленточек из папиросной бумаги нельзя было отличить от настоящего.

А мы с огромным удовольствием исполняли роли то в «Недоросле», то в инсценировке по чеховской «Хирургии», размалевывая себе физиономии настоящим гримом и приклеивая одолженные кем-то из родителей в театре усы и бороды.

Увлечение театром было так велико, что я зачем-то от корки до корки прочел книги Станиславского – «Работа актера над собой» и «Моя жизнь в искусстве». К счастью для российского театра дальнейших шагов на театральном поприще я не предпринимал. 

 Большой популярностью у школьников пользовался хоровой кружок, который вел пожилой руководитель, бывший солист оперы, видевший на сцене еще Шаляпина. Мне запомнился его рассказ о том, как Шаляпин в «Борисе Годунове», когда Борису чудится убиенный Димитрий, отступая от видения, сшиб в оркестр скамейку, стоявшую на сцене.

 В школе работал свой собственный радиоузел, который вел передачи на переменах. Особенно нам нравилась сатирическая газета «Бомба», тексты для которой писали сами ученики.

 Мои воспоминания о школе были бы неполными, если бы я не рассказал про организацию физического воспитания в школе, и в первую очередь -  про Анатолия Сергеевича Волкова, - нашего любимого преподавателя физкультуры. В то время ему было около тридцати лет, за плечами у него был Ленинградский институт физкультуры имени Лесгафта и уже солидный стаж работы в школе.

 Это был человек, по-настоящему влюбленный в свое дело, обладающий настоящим педагогическим даром, а также профессиональными знаниями  во многих видах спорта.  Ему не нужно было специально «наводить дисциплину», - мы подчинялись ему с удовольствием.

 Анатолий Сергеевич вел занятия в школьной секции спортивной гимнастики, занимался с легкоатлетами. В любой момент мы могли получить у него спортивный инвентарь для самостоятельных тренировок во дворе школы. Поскольку школа была базовой при Академии педагогических наук, частыми гостями у нас были знаменитые спортсмены, которые устраивали в нашем спортивном зале показательные выступления.

 На лето мы жили вместе с ним в туристских  лагерях, ходили в походы. В лагере  на реке Истре, возле Истринского водохранилища, он обучал нас плаванию разными стилями,  учил руками ловить рыбу, прятавшуюся в подводных норах обрывистого берега, учил нырять и выбираться из водоворотов.

 Такая постановка спортивной работы в школе приводила к тому, что очень многие из нас поступали в спортивные секции и вне школы, занятия в которых повсюду были бесплатными.

 В заключение мне хотелось бы сказать,  что тот опыт -  с опорой Академии педагогических наук на несколько экспериментальных школ, с последующим внедрением положительных результатов во все школы страны, на мой взгляд, был бесценен. Это была СИСТЕМА, заслуживающая пристального внимания и серьезного анализа достигнутых тогда положительных результатов.

 Разумеется, педагогическая мысль не стоит на месте и сейчас, работает большое количество частных школ, возглавляемых талантливыми педагогами, но общее состояние современной средней школы вызывает тревогу. А важно, мне кажется, чтобы действовала именно система, предусматривающая тщательное изучение и отбор лучшего передового педагогического опыта с обязательным широким его внедрением во все российские школы.