Фантастический роман "Колыюель грез". Глава 8.

Глава 8

Адаптация.

Его шагов совершенно не было слышно. Даже до предела обостренный слух так и не смог ничего уловить конкретного, и Максиму Павловичу приходилось только гадать, с какой целью пол коридора умел скрадывать шум шагов, причем настолько хорошо. Шел уже двенадцатый день полета. Были пройдены орбиты Марса, пояса астероидов, Юпитера, «Содружество» продолжало свое размеренное движение в безвоздушном пространстве, наполненном, однако, опасными излучениями, очень разряженным газом, кометной пылью и метеорами.

Максим топнул ногой, пытаясь пробудить хотя бы какой-то звук. Ему это удалось, однако удар ногой вызвал лишь глухой шлепок и ничего больше.

- Да…. Странно, - вслух произнес Соболев, и пошел дальше.

Он находился на нижних палубах или горизонтах космического корабля. В настоящее время под ним располагался лишь приемный узел «Содружества» со множеством законсервированных отсеков, а слева и справа тянулись помещения, наполненные всякой криогенной техникой и буйно цветущей растительностью.

Путь вперед ему преградила дверь, на которой высвечивалось название «Морозильная камера №4».

- Провиант, - вновь шепнул Соболев себе под нос и прошел внутрь.

Едва дверь за ним закрылась, как Максиму Павловичу на глаза предстала следующая картина. Вперед уходил довольно узкий коридор, где два человека могли разойтись лишь повернувшись боком друг к другу, а справа и слева от него, за прозрачным, как слеза, но прочным, словно сталь, стеклом находились помещения с мощными морозильными установками, в которых хранилась еда для экипажа. Помещения были залиты полутьмой, по их полу стелился густой белый туман, а смешенное с полутьмой синеватое свечение добавляло этому месту пугающий колорит и мистифицировало атмосферу.

Соболева, разумеется, это совершенно не пугало. Чего-либо бояться он перестал уже давным-давно. Наоборот, это место имело с ним некое родство, метафизическое, естественно. Инфернальная синева, туман, равнодушный ко всему, но жестокий холод – квинтэссенция Соболева-солдата, но антипод Соболева-человека.

Естественно, никто не обещал и обещать не мог членам экипажа ресторанного разнообразия. Каждый, кто вступал внутрь «Содружества», заранее знал, что на некоторое неопределенное время ему надлежит как можно скорее убить в себе гурмана и подготовиться к постоянному принятию пищи хоть и калорийной, но достаточно однообразной. Мясо трех видов, некоторые из овощей и фруктов – вот и все, на что могли рассчитывать пару десятков смельчаков, дерзнувших отправиться в далекую космическую экспедицию за пределы Солнечной системы. Разнообразие решили принести в жертву количеству и качеству пищи, что было, в принципе, логично и понятно. Но даже такой рацион космонавтов двадцать второго века сам по себе явился гигантским шагом вперед по сравнению с тем, что кушали космонавты на заре освоения безвоздушного пространства. Одни только свежевыращенные овощи и фрукты чего стояли. Это новшество – тепличное хозяйство, занявшее практически всю палубу – явилось большим сюрпризом, приятным, естественно, для всех, кто уже был морально готов полностью ограничить себя в разнообразии питания. В местных теплицах в плодородном грунте под лучами многочисленных искусственных солнц росли огурцы и перцы, капуста и кабачки. Автоматика заботливо ухаживала за двумя видами салатов, редисом, луком и морковью. Ограниченность пространства внутри космического корабля не позволила выращивать томаты, зато их место было решено занять арбузами, лимонами и клубникой. Все растения, которые должны были выращиваться на борту корабля, попали туда не просто так, а благодаря нескольким годам тщательных исследований диетологов. Это же касалось и замороженных продуктов, поскольку вести с собой в космос еще и целую ферму, не было ни сил, ни возможностей.

Максим Павлович, размеренной походкой прошелся взад-вперед по коридору, остановился у одной из камер, открывающихся автоматически по запросу каждого желающего. Поскольку «Содружество» не имело дополнительного персонала, обслуживающего экипаж, каждый сам обязан был взять себе то, что хотел и по мере наличия кулинарных навыков приготовить это. Соболев считался довольно неплохим поваром, и многим, в том числе и из экипажа корабля, мог преподать несколько уроков приготовления пищи, однако в настоящее время начальника службы безопасности привело сюда не чувство голода, а некое абстрактное желание побыть в одиночестве, наедине с самим собой. Почему это надлежало сделать именно в этом месте, Максим Павлович не понимал.

Как человек, имеющий на корабле особый статус, Соболев имел право проникать в любые помещения без специального запроса компьютера. Таких помещений, куда доступ осуществлялся, что называется, по предварительной записи, или же вовсе был доступен лишь ограниченному числу лиц, на «Содружестве» имелось в избытке. Практически все технологические коридоры, отсеки КАПов, центральный терминал ИИ корабля, лаборатории, каюты членов экипажа, криокамеры и палуба тепличного хозяйства имели некие ограничения, накладываемые на людей при посещении данных мест.

Прозрачная дверь поднялась ввысь, открывая Максиму Павловичу проход внутрь одного из отсеков криокамеры. Здесь и вправду было очень холодно и неуютно. Мрак, таивший в себе столько всего загадочного и мистичного, казалось, еще сильнее сгустился, а инфернальная синева, вдобавок ко всему, приобрела еще и фиолетовые оттенки, наличие которых явно не добавляло позитива окружающей обстановки.

- Тишина как в гробу, - буркнул Соболев себе под нос, причем таким тоном, словно был удивлен сему факту.

По плану своей работы он должен был обходить все помещения на «Содружестве», по мере сил и возможностей, лично, не привлекая ко всему искусственный интеллект корабля. Ради чего это было необходимо, Соболев до сих пор себе не представлял, а его непосредственный наниматель, полковник Петроградский, так и не удосужился объяснить. Этот обход территорий был для Максима Павловича уже четвертым, и он все больше и больше склонялся к мысли, что обходы существовали лишь для того, чтобы начальнику СБ не было скучно во время полета и было чем заняться. Хотя…

Хотя обязанностей на него взвалили предостаточно. Одних только возможных конфликтных ситуаций между членами экипажа нарисовывалось столько, что Соболеву впору было хоть ночевать вблизи лабораторий и кают научной группы. Непосредственно экипаж казался ему коллективом более сплоченным и монолитным, к тому же капитан корабля действительно был человеком очень сильным, умным, грамотным и авторитетным, да и вообще - братья Нестеровы Соболеву понравились. Правильные были ребята, что уж тут сказать. Однако простыми полицейскими обязанностями Соболев не ограничивался, и это как раз ему нравилось меньше всего. Если цитировать то, что сказал ему Эдуард Сергеевич во время их знакомства еще на «Восточном» практически дословно, то получится приблизительно следующее: «необходимо полностью сблокировать любые попытки утечки любой информации с корабля, если таковые, разумеется, будут иметь место. Едва мы наведаемся в конечную точку нашего пути, Вы лично будете отвечать за то, чтобы информация на Землю дозировалась и фильтровалась только с моего разрешения».

- Ваша задача для всех нас чрезвычайно важна,- припомнил Максим Павлович дальнейшие слова полковника,- поэтому отнеситесь к ней с надлежащей ответственностью и серьезностью. Помимо того, что мне необходимо обеспечить, - да, тогда Петроградский произнес именно это «мне», - эффективную работу всей научной группы и экипажа, для чего я бы искренне Вас попросил в особо запущенных случаях лишний раз не церемониться с виновниками беспорядков, мне бы очень хотелось… эм… в случае определенных обстоятельств, совершенно нештатных, воспользоваться всем Вашим не дюжим потенциалом для скорейшего и наиболее безопасного их разрешения.

Что это могли быть за определенные, нештатные обстоятельства, полковник не удосужился пояснить, и это терзало. Соболев не привык работать втемную, однако он прекрасно знал одно правило, которому исполнилось уже не одно столетие: каждый сверчок должен был знать свой шесток. Каждый знал лишь то, что ему полагалось знать.

Естественно, Соболев много раз пытался представить себе то, с чем ему, да и всем членам экипажа, придется столкнуться в пункте назначения, но кроме фантастичных или же вовсе бредовых идей в его голове ничто другое не появлялось, и это очень нервировало. Он всегда был отличным аналитиком, что позволяло ему выполнять самые сложные задания Комитета. Его мозги, умевшие работать в нужные моменты на форсаже, позволили спасти миллионы жизней, не позволили глобальному террористическому заговору воплотиться в жизнь и навсегда к худшему изменить историю человечества, но сейчас впервые в жизни Максим Павлович мало представлял себе, с чем ему придется столкнуться.

Инопланетяне? Иные планетные и звездные системы? Какой-то крупный правительственный заговор с неясной целью и не прогнозированным финалом?

Естественно Максим Павлович обратил внимание на слова, произнесенные в холе заседаний ООН во время прямой трансляции старта межпланетного космического корабля, и сделал правильные выводы. Игра велась более чем покрупному, но вот какие правила у нее были, и кто их придумал, оставалось тайной за семью печатями.

Анализируя, как ему следует в дальнейшем действовать, Максим Павлович пришел к выводу, что ему, скорее всего, придется исправно выполнять лишь часть возложенных на него Петроградским обязанностей. В частности, поддержанием работоспособности коллектива, предотвращением разных конфликтных ситуаций и чем-то в этом духе, а вот насчет всего остального Соболев снимал с себя всю ответственность за свое же поведение. Он догадывался о том, что о некоем заговоре известно, по меньшей мере, двум-трем членам экипажа, а как максимум всем, начиная с командира корабля. Исключение могли составить лишь члены научной группы, слишком занятые собой, чтобы увидеть что-то странное. Максим Павлович был практически уверен, что Эдуарда Сергеевича подозревают в двойной игре молодой Нестеров, очаровательная мисс Фрейм и индус-пилот Чандра, но совершенно не хотел иметь с этими людьми никаких конфликтных ситуаций, какая бы подоплека у них не имелась.

Побродив по морозному вдоволь освежающему тело и сознание помещению, Соболев вышел из отсека морозильной камеры и направился горизонтом выше, где находилось тепличное хозяйство корабля. За три недели до старта «Содружества» здесь начали выращивать ягоды и цитрусы, и теперь, благодаря ускоренному росту и передовым аграрным технологиям, уже возможно было собирать первые спелые плоды.

Максим Павлович нашел глазами лимонную алею, подошел к одному из деревцев, что имело наибольшее число спелых плодов, и оторвал один из них.

Кислый, даже чем-то ядовито-острый сок, терпкий аромат ударили в голову Соболеву, но он не оторвался от спелого плода, продолжая наслаждаться его не совсем обычными вкусовыми качествами. Максим из всех цитрусовых предпочитал именно лимоны, причем ел их целиком, с кожурой, совершенно не морщась. Многие, кому посчастливилось наблюдать такую трапезу, потом говорили, что по лицу Соболева невозможно было ничего прочесть.

Прикончив один лимон, Максим Павлович не удержался и съел еще один, чуть помельче первого. Кто-то посмотрел ему в спину, пристально, оценивающе и при этом совершенно холодно.

Соболев медленно развернулся, мгновенно приводя свой организм в боевую готовность. Никого. Помещение, где в тиши и благополучии росли саженцы, было совершенно пустым.

Неужели показалось? Нет, такого просто не могло быть. С кем угодно, но не с ним. Слишком хорошо он знал это ощущение взгляда в спину. Слишком часто оно ходило с ним по жизни рука об руку и ни единожды спасало полковника из самых жутких передряг.

- Кто здесь? – ровным, уверенным тоном спросил Максим, пытаясь спровоцировать невидимку.

В ответ он не услышал ничего. Если кто-то здесь и был, то он умел великолепно прятаться, а поскольку спрятаться в помещении было практически негде, из этого следовало…

Как бы ни был хорош Максим Павлович, без дополнительного оборудования он не мог обнаружить человека в боевом костюме с включенной системой маскировки. Сейчас Соболев не задумывался над тем, в каком костюме находится враг. Достал ли он его на корабле, или же задолго до старта проник в помещения «Содружества» никем и ничем не замеченный. Сейчас это не имело значения, сейчас было важно вычислить его местоположение и обмануть, получить хотя бы какое-то преимущество. Лет двадцать тому назад зрение Соболева, невероятно острое, способно было заметить человека в маскировке, даже если тот стоял на месте без движений. В движении же такого солдата могли заметить и обычные люди по характерному струящемуся следу воздуха. Однако в последнее время технологии шагнули вперед, и невидимки стали действительно невидимками, что стоя на месте, что двигаясь с любой скоростью и под любым углом к падающему на них свету.

Максим Павлович двинулся с места, обходя одну из плантаций, на которой росла клубника. Внутреннее напряжение возрастало в геометрической прогрессии. Он буквально ощущал опасность каждой клеточкой своего тела, но вот сказать конкретно, откуда она могла исходить, Соболев не мог. Казалось, что враг был одновременно везде и нигде, и это невероятно бесило, хотя комитетчик ни за что не поддавался эмоциям.

Взгляд еще раз мазнул спину, но Максим Павлович сделал вид, что не заметил этого. Отчего-то его противник не спешил сближаться с Соболевым, а это могло означать, что враг прекрасно осведомлен о том, кто такой на самом деле полковник, что от него можно ждать, и на что он способен.

Мелькнула мысль, а не является ли все это частью того заговора, в который оказался втянут Соболев? Разумных доводов за или против Максим Павлович привести не успел. Справа от него на расстоянии всего в пару шагов заструился воздух, едва заметно, но этого хватило, чтобы опытный глаз сотрудника КНБ поймал противника в свой прицел. Продолжая двигаться мимо, Соболев вдруг неожиданно прыгнул в ту сторону, где мгновением раньше наблюдал струение воздуха, и ударил, что есть мочи специально заученной до автоматизма атакой.

Мимо. Во всяком случае, полковник не ощутил ни столкновения с чем-либо материальным, ни присутствие какого-либо предмета вблизи, видимого или невидимого.

- Что за черт? - выругался Соболев себе под нос, продолжая однако держать свое сознание и психику в ежовых рукавицах.

Он медленно развернулся, до предела заострив зрение, и на самой границе собственных возможностей заметил…. Не одно это было струение, а сразу три. Три противника, как минимум! Но откуда? Что они здесь делают? С какой целью находятся на корабле?!

Время задавать вопросы было безвозвратно упущено. Пришла пора действовать. Соболев, разумеется, имел право на ношение оружия, но постоянно его не носил. Оно хранилось в запертом отсеке в его каюте, и сейчас покоилось именно там. Совершая обход, Максим Павлович просто представить себе не мог, что ему может понадобиться личное боевое оружие, кроме того, он совершенно не хотел пугать кого бы то ни было своим воинственным видом. Посему, сейчас пришла пора рассчитывать исключительно на собственные силы.

По-прежнему делая вид, что он, мягко говоря, не понимает, где находятся его противники, Соболев тщательно спланировал все свои дальнейшие действия и вновь прыгнул, неожиданно, резко, стремительно. И вновь схватил лишь пустоту. Казалось, что его противник в самый последний момент перед самым прыжком просто исчез, испарился, стал призраком, но как человек мог настолько быстро среагировать на атаки профессионала? Или же Соболеву на сей раз противостояли не просто люди, а такие же как он модернизированные?

Внезапно, на самой границе слышимости Максим Павлович уловил ни то легкую музыку, ни то смех. Он завертелся по сторонам в поисках невиданного источника звука и вдруг начал отчетливо видеть, как легкое струение воздуха наблюдается все отчетливее и ярче.

Да, их было трое, сейчас Максим Павлович видел их просто великолепно, но странное дело, ему даже не хотелось бросаться на своих противников. Все его тело словно что-то сковало. Паралич, ступор объял Соболева с ног до головы, так что полковник не мог пошевелить ни рукой, ни головой.

Один из призраков вдруг сделал шаг вперед (по расстоянию это был именно один шаг), начал бликовать, словно внутри него, под маскировочной тканью появился необычайно сильный источник света, и, спустя какое-то время, стал совершенно видимым.

В первое мгновение Соболев даже не мог поверить в то, кого он видит перед собой. До боли знакомое девичье лицо, нежный открытый взгляд, струящийся добротой и лаской, едва заметная улыбка, настолько милая и завораживающая, что способна загипнотизировать.

Это была она, его Марина, которая снилась ему в кошмарных снах, которая приходила к нему в не менее кошмарных видениях. Каждый раз она приходила неожиданно, иногда разговаривала, иногда молчала, но каждый раз что-то случалось, и Марина погибала, и Соболев наблюдал ее смерть в бессильной ненависти к самому себе.

- Уходи, - прошептал он, деревенеющим голосом. – Уходи, прошу тебя. Оставь меня в покое.

Девушка молчала, продолжая смотреть немигающим взором. Ее попутчики не пожелали снять маскировку и сейчас стояли рядом двумя замершими фонтанчиками воздуха.

- За что? – спросил Соболев. – За что ты мучаешь меня? Я не мог там ничего сделать. Никто не мог. Я не господь Бог, я всего лишь человек!

Губы Марины (если это, конечно, и вправду была она) тронула кривая усмешка.

- Обычный человек? – сказала она, не тая изрядную долю сарказма. – Не говори такие вещи, тем более, что ты знаешь, – это не так.

- Я не маг, я не волшебник! – вскричал Максим Павлович, у которого, похоже, впервые за всю жизнь начали сдавать нервы.

- А никто не говорит, что ты должен был им стать. У каждого существа на земле есть свое предназначение, и, порой, предназначение одного из них настолько важно, что по сравнению с этим, все остальное не имеет особого значения.

На лице Соболева застыла гримаса боли, непонимания и раздражения.

- О чем ты говоришь, Дьявол тебя задери!

- Я о твоем предназначении, и о своем тоже. Ты должен был спасти всех. Ты даже не представляешь, насколь была велика твоя миссия, ведь дело не просто в нескольких десятках миллионов спасенных жизней, дело в том, что ты спас все человечество, ты не позволил людям скатиться в очередной варварский век, как уже раньше бывало. Этим ты сделал куда больше, но все имеет свою цену.

Максим Павлович сглотнул ком, подступивший к горлу.

- Причем тут моя миссия и ты? Я не понимаю!

Марина легко засмеялась, шагнула вперед, подходя к Соболеву практически вплотную.

- Ты, я и они – все связано, все едино. Я же говорю, твое предназначение настолько важно, что все остальное просто не имело смысла. В том числе и я. Вспомни, как мы с тобой познакомились, не было ли это знаком свыше? Не было ли это пресловутой прихотью судьбы?

Соболев на мгновение вернулся в тот день, когда впервые в своей жизни увидел Марину. Тогда он еще не знал, что первый день, проведенный вместе, вдвоем станет для девушки последним. Да и для него тоже. Соболев, вернувшийся назад с того отпуска, на всю жизнь стал другим.

Другим…. Другим?

- Умница, - улыбнулась девушка, ярко, открыто, добродушно. – Кажется, ты начал кое-что понимать. Да, ты изменился, вернувшись оттуда, но теперь, оглядываясь на все, что ты сделал, скажи мне, скажи все без утайки, глядя в эти глаза, которые ты так любишь, смог бы ты выполнить свою миссию, если б я осталась тогда жива? Если б не было взрыва, если б мы с тобой были вместе, счастливы?

«Да» - хотел было выкрикнуть Максим, но не смог. Не смог соврать этим глазам, которые так любил, от которых натуральным образом сходил с ума.

Жестокий спазм сломал тело Соболева. Максим Павлович упал на колени, зашелся в приступе кашля. На его глаза впервые за много лет навернулись слезы.

- Твой долг превыше всего, и… мой тоже. Я должна была спасти тебя от тебя самого. Я должна была убить тебя и воскресить. Мы оба пожертвовали своими жизнями ради всеобщего блага, просто каждый сделал это по-своему. Но твое время подходит к концу, оно еще не закончилось, но финал близок. Ты выполнил то, что от тебя требовалось, и во мне больше нет смысла, нет нужды искать свои силы.

- Что… это… значит? – спросил Соболев, чеканя каждое слово, глядя на девушку снизу вверх, по-прежнему не вставая.

- Все очень просто. Это не я тебя не отпускаю, приходя в твою жизнь раз за разом, это ты не отпускаешь меня. Вина передо мной не дает тебе покоя, твоя совесть сжирает тебя всякий раз, когда ты даешь себе слабину. Проблема в том, что никакой вины нет. Ты не только тогда, в тот роковой день, не мог ничего сделать, ты не должен был ничего делать. Мы оба выполняли свое предназначение, и тебе нет нужды считать себя виноватым передо мной.

- Ты меня… прощаешь? – прохрипел Максим Павлович.

- Я? – засмеялась девушка. – Я давно тебя простила. Дело не в этом, дело в том, простил ли ты себя сам. Сможешь ли ты отпустить меня и понять, что сделанного не воротишь? Любое дело, тем более выполненное на отлично, заслуживает награды, адекватной сложности этого дела. Ты выполнил свое дело, сделал свою работу на отлично, но неужели ты думаешь, что твоя награда – это пара драгоценных побрякушек и званий?

Она покачала головой.

- Нет. Твоя награда – это ты сам. Ты сам должен ее себе придумать, и я знаю, что тебе нужно. Тебе нужно простить самого себя, понять, что каким бы ты не был человеком, сверхчеловеком, ты не можешь стать Богом.

Соболев горько и тяжело вздохнул.

- У меня не получится, - молвил он, глядя в пол перед собой, но в этой короткой фразе не было уверенности, которой он так всегда славился.

- Получится. Выбора у тебя все равно нет. Либо ты мучаешься до конца своих дней из-за возложенных самим на себя проклятий, либо живешь полноценной жизнью. Ключ к твоему спасению в тебе самом. Я лишь показала тебе путь, пройти его до конца надлежит лишь тебе одному.

Наступила гнетущая тишина. Ее голос оборвался так неожиданно, что в первое мгновение Соболев не понял, что произошло, а когда все же решился поднять глаза, увидел…

- Ты? – воскликнул он, мгновенно приходя в себя и подымаясь с колен.

Взгляд его вновь стал острым, профессиональным, тело подчинялось своему хозяину на сто процентов.

- Я, - ответил тот, кто появился сейчас перед Максимом Павловичем.

Соболев, замотал головой, пытаясь прогнать наваждение, но это как раз наваждением и не являлось.

- Подожди, так это… ты? Марина…

- Марина – видение, воплощенное в жизнь твоей психикой. Я – реальность. Не сегодня-завтра видение появилось бы по собственной воле, точнее, по воле твоего больного сознания. Не спорю, ты на борту корабля едва ли не самый адекватный, но у тебя бывают моменты, когда… прости, я так про тебя сказать не могу. Мне пришлось… эм… ускорить процесс погружения твоего я в дебри твоей психики, чтобы помочь тебе вновь стать человеком.

Соболев гневно сжал кулаки.

- Так это я говорил с тобой, не с ней?

- Успокойся,- ухмыльнулся собеседник Соболева. – Твои спецназовские штучки меня совершенно не трогают. Подумай, если мне удалось вогнать тебя в состояние, не отличимое от реальности или сна, сможешь ли ты мне причинить хоть какой-то вред?

Максим Павлович промолчал. Атаковать своего оппонента он не собирался.

- Что же касается того, с кем ты разговаривал, то могу сказать так – это не она, разумеется, но и не я. В некотором роде, ты разговаривал сам с собой. Ты вел диалог с собственной психикой, со своим подсознанием. Каждый раз, когда тебя накрывало видение, ты плавал сам в себе, и ты не приходил обратно в реальность, пока не видел ее смерть, каждый раз новую. Сейчас, я надеюсь, ты избавишься от подобного и заживешь нормальной, полноценной жизнью.

- Нормальной… жизнью, - произнес Соболев, причем сделал это так, будто попробовал слова на вкус.

- Да, именно так. Что тебя в моих словах удивило? Неужели ты собираешься до конца своих дней нести на себе груз отшельника, отщепенца и нелюдима? Да, ты пока еще отлично сложен физически, здоров и полон сил, но время, в конце концов, возьмет свое. Даже ты не вечен. Тебе не кажется, что пришла пора подумать над…

- Над чем?

- Над детьми! Над продолжением рода.

Максим Павлович иронично улыбнулся.

- Интересно, как это у меня получится.

- Так же как и у всех.

- Чтобы как и у всех, мне нужно быть как минимум не одному, а я… я не могу так сразу. Я не могу… без нее.

Молчание в ответ длилось не долго.

- Это… сложно. Но, почему-то мне кажется, что время чудес еще не настало. Если ты примешь путь, указанный мной, поверь, они придут за тобой, они ворвутся в твою жизнь, но… дорогу осилит идущий, не забывай это.

Лицо Соболева ощутило едва заметное касание ветра. Он на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, в помещении корабельной фермы находился только он да растения.

***  

Работы прибавилось. Не сказать, чтобы Федор был этому не рад, однако особого энтузиазма по этому поводу не испытывал. Трудно сказать, с чем это было связано, но каждой клеточкой своего тела он ощущал какую-то гнетущую атмосферу, царящую на корабле, а когда пытался найти причины таких своих ощущений, неминуемо натыкался на невидимую и непреодолимую стену.

Пояс астероидов, который было решено проходить над плоскостью эклиптики, а потом, в дальнейшем, богатейшая спутниковая группа Юпитера, не давала скучать специалисту по астронавигации. Федор все это время практически проводил на мостике, отслеживая траектории движения комет, астероидов, спутников, сопоставляя их динамические координаты с координатами корабля, галактическими координатами и прочими астрофизическими числами.

И ведь это было еще только начало. В дальнейшем работы грозилось только прибавиться, а право на ошибку и вовсе устремлялось к нулю.

Хорошо сейчас было, пожалуй, только Каролине, которая имела работу лишь от случая к случаю, да научной группе, которая в полном составе, уединившись в своих лабораториях (за исключением отдельных персонажей), занималась настройкой оборудования и диалогами о высоком.

Федор усмехнулся своим мыслям, вспомнив недавний спор Ли Вей Йена и Антонио Спецци о наличие в космосе объектов, состоящих из так называемых суператомов. Еще давно на заре двадцать первого века ученым из университета Содружества Виржинии удалось обнаружить удивительную особенность атомов алюминия, которые могли при определенных условиях соединяться в упорядоченные кластеры и мимикрировать под другие элементы периодической таблицы. Оказалось, что в таком состоянии атомы коллективно формировали необычные электронные оболочки, которые в дальнейшем определяли химические свойства уже всего суператома, отличного от исходного алюминия.

В самом первом опыте ученых такой суператом, составленный из тринадцати атомов алюминия, вел себя как самый настоящий йод, хотя таковым на самом деле не являлся.

В те годы ученым удалось открыть еще один, гигантский раздел химии, назвав его химией суператомов, который в последующие годы, с ростом технологического потенциала, только разрастался. Люди получили доступ к новым материалам, совершенно новым соединениям с невиданными до сего момента физическими и химическими свойствами. То самое первое открытие на самом деле явилось еще одним гигантским шагом человечества к своему светлому будущему, наряду с нанотехнологиями, технологией беспроводной энергетики и изобретением резонансных систем генерации энергии.

Ли Вей Йена и Спецци на самом деле исторические справки интересовали мало. А вот наличие звезд, полностью или частично состоящих из суператомов, планетоидов, астероидов, комет, прочих космических тел, имеющих в своем составе суператомы естественного происхождения, заботило ученых куда больше. Материаловед утверждал, что подобные образования наверняка могли существовать, и некоторые особенные экзотические объекты во Вселенной, по его мнению, указывали на это. Антонио Спецци, в свою очередь, не отметал взгляды Ли Вей Йена с порога, но относился к ним достаточно скептически, доказывая это тем, что для образования суператомов потребны совершенно нестандартные условия, которые можно воссоздать только в лабораториях. Так или иначе, оба сходились во мнении, что в самое раннее время существования Вселенной, в момент образования элементарных частиц и, в последствие, атомов самых легких элементов, наряду с обычными атомами водорода и гелия могли зарождаться и суператомы, правда Ли продолжал настаивать на том, что подобные реликты ранней эпохи до сих пор могли шататься по бескрайним просторам Космоса и представлять собой так называемую малозаметную реальную материю.

Что это за зверь такой, Федор прекрасно знал, хотя фактических подтверждений существования малозаметной реальной материи в природе пока найдено не было. Сам термин Нестерову не нравился, поскольку характеризовал явление достаточно размыто, слишком обобщенно. На самом деле, речь шла об обыкновенных телах, которых обычными способами было довольно трудно детектировать. Представьте себе астероид, болтающийся в межзвездной среде, там, где до границы влияния ближайшей звезды несколько световых лет. Как засечь подобный объект было решительно непонятно, однако он существовал и состоял из понятных всем и простых элементов периодической системы. Чтобы не столкнуться с таким фантомом, «Содружество» было оснащено новейшими детекторами массы, и Нестеров, как астронавигатор корабля, должен был следить за их показаниями едва ли не чаще, чем за всем остальным. Однако наряду с обычным астероидом или кометой представителями малозаметных реальных тел могли являться целые планеты, оторванные от систем, некогда породивших их. Подобные странствующие левиафаны могли нести в себе огромную потенциальную опасность для «слепых» кораблей, при этом быть весьма лакомым куском для всех исследователей.

Теоретически к малозаметным реальным телам можно было, хоть и с большой натяжкой, приписать небольшие черные дыры, однако эти экзотические объекты так кривили метрику пространства, что с их обнаружением частенько могли справиться и старые детекторы массы.

Возвращаясь к спору двух ученых необходимо было отметить, что оба они, в принципе, отстаивали равные по возможности доказательства позиции. При обычных условиях существования даже космической материи ни о каких суператомах и речи не могло идти, однако в то время, когда осуществлялся первичный нуклеосинтез, существовали как раз таки нестандартные условия, что могло склонить чашу весов в этом споре на сторону Ли Вей Йена. Да и при последующем синтезе более тяжелых элементов при взрывах сверхновых звезд никакими обычными условиями существовании материи там и не пахло.

- О чем задумался?- спросил его Владимир, видя, что Федор уставился куда-то в область стены, и смотрит на нее не моргая.

- О вечном, - как бы нехотя ответил Федор, приходя в себя.

- А по подробней?

Федор вскользь глянул на показания детекторов, на ряд специфических чисел и графиков, посмотрел на брата.

- Вспомнил разговор двух ученых. Ничего интересного.

- Из наших?

- Ага.

- Нам повезло с ними. Хорошие парни.

- Не мы их отбирали, но… наверное, хорошие.

- А что, у тебя к кому-то есть претензии?

- Нет.

Владимир вздохнул, привстал из своего кресла.

- Послушай, тебе надо малость отдохнуть. Ты за вахтой уже пять суток без остановки. Сейчас пока территория спокойная. Часов десять происходить ничего не будет, иди, развейся.

- Было б где, - хмыкнул в ответ Федор. – Не думал, что работать – это так скучно.

- Приключений захотелось?

Федор в ответ пожал плечами.

- Не знаю. Я, конечно, понимаю, что реальная жизнь – это не книга, где есть герои, есть сюжет, есть приключения, но все же…

- Понятно,- хмыкнул капитан. – Не видишь стимула, значит.

- В смысле?

- Да в прямом. Хочешь узнать, отчего я в свое время занялся этим? Почему я не стал, скажем, футболистом, инженером, врачом, а стал именно космонавтом?

Это было что-то новенькое, причем настолько, что Федор едва не открыл рот от удивления. Брат никогда не говорил с ним на такие темы, даже несмотря на то, что у них были отличные доверительные отношения. И вот теперь Владимир решил раскрыться.

- Все просо. Я люблю тайны, люблю загадки, люблю задачи, которые можно, но тяжело решить. Когда-то, учась еще в младших классах школы, я начинал свое утро просмотром анимационного сериала про детей-первопроходцев, которые полетели в космос за приключениями. Честно, я дико им завидовал, хотя и понимал, что они – вымышленные персонажи, а не реальные люди. Однако тот азарт, те тайны, опасности, приключения, в которые они попадали от серии к серии, захватили меня целиком и полностью, и это несмотря на то, что в юношеские годы у меня была еще одна страсть – футгринбол. Да, я мог стать профессиональным футболистом. У меня был талант, был напор, усердие и трудолюбие, однако, будучи в старших классах, я вдруг понял, что имею возможность сам разгадать все те тайны, которые маячили перед моими глазами все детство. В Интернете я набрел на одну занятную статью. В ней доходчивым простым языком описывалась приведенная теория Суперобъединения и Суперструн, рассказывалось о космосе, о космологии и космогонии, инфляции, Большом Взрыве и о возможных концах Вселенной. В те моменты, читая строку за строкой, я вдруг отчетливо понял, что хочу узнать, отчего образовались галактики, и почему сформировалась крупномасштабная структура Вселенной, что такое темная материя и темная энергия, из чего она состоит и какую роль играет в эволюции всего сущего. Я хотел увидеть экзотические реликты начала Вселенной, хотел понять, почему произошел Большой Взрыв, и что было до него, я хотел узнать больше о тепловой смерти Вселенной и о Большом Хрусте. Я понимал, что я, скорее всего, ничего этого никогда не увижу и не получу ответы на свои вопросы…. Так говорил мне мой разум, но сердце твердило обратное. И вот, сейчас я стою перед тобой в качестве капитана «Содружества», самого совершенного на данный момент космического корабля человечества в надежде найти хотя бы намек на ответы пусть и части вопросов. Не знаю как тебе, но мне эта надежда помогает.

После такого эмоционального монолога брата с ним грех было не согласиться. Федор, ошарашенный столь откровенными речами Владимира, смотрел на него как-то недоверчиво, однако астронавигатор чувствовал, что капитан не соврал ему ни в одном слове, а, следовательно, его опыт можно было взять на вооружение.

- Хорошо, - пробурчал в ответ Нестеров-младший, - я постараюсь найти какой-нибудь стимул. Может быть, даже возьму то, что помогает тебе, хотя, наверное, верю в осуществление своих мечтаний еще меньше тебя. До полета, совсем недавно, полтора месяца назад, все было по-другому, а теперь…. Наверное, серые будни убили во мне романтика и оставили реалиста.

- Включай романтика лишь в нужных местах. Ходить по жизни в розовых очках – опасно, знай это, тем более, что у тебя одни уже есть.

Федор улыбнулся незатейливой шутки брата, но, вспомнив Петроградского, мгновенно посерьезнел. За несколько последних дней он под всеми и всяческими предлогами пытался проверить доводы Каролины о возможных загадках и тайнах корабля, однако так в этом и не преуспел. То ли этих тайн действительно не существовало, то ли они было очень хорошо спрятаны. Существующий заговор пока никак себя не проявлял, однако обстановка от этого лучше не становилась. Радовало лишь то, что хуже она тоже не делалась.

Возникло острое желание увидеть мисс Фрейм, потолковать с ней даже не как с красивой девушкой, к которой сильно тянуло, а как с умным, эрудированным человеком.

- Я, пожалуй, воспользуюсь твоим советом, отдохну малость.

- Конечно, иди. Часов восемь-десять можешь тут не появляться.

- Спасибо,- сказал Федор и вышел прочь с капитанского мостика.

До медицинского отсека он добрался довольно скоро, однако Каролины на рабочем месте не оказалось. Пришлось искать ее в жилой зоне и через запертую дверь просить личной аудиенции.

Когда дверь распахнулась, и Федор вошел в каюту доктора, он увидел мисс Фрейм лежащую на кровати в довольно фривольной позе, читающей что-то с экрана своего планшетника. На девушке было надето легкое, воздушное, на вид практически не осязаемое черное платье, довольно короткое, полностью открывающее ее превосходные, стройные ноги. Судя по волосам, она совсем недавно принимала душ, поскольку они еще не успели как следует высохнуть.

- Привет,- сказала она, не поднимая на вошедшего своих глаз. – Заходи, садись. Чувствуй себя как дома.

Федор, немного смущаясь, подошел к кровати, аккуратно присел на край, чувствуя неловкость во всем теле.

Девушка не спешила продолжить общение, очевидно увлеченная интересным чтивом, поэтому диалог решил поддержать уже Нестеров.

- Что читаем? – задал он самый очевидный, наверное, в этой ситуации вопрос.

- Савелий Ремезов «Дьявол внутри нас», - ответила она довольно тихо.

Всегда считавший себя достаточно образованным, начитанным молодым человеком, Федор о такой книжке никогда не слышал, поэтому спросил напрямую, о чем она.

Девушка несколько секунд молчала, потом провела пальцами над экраном планшетника, гася изображение, отложила его в сторону, разворачиваясь к Федору.

Ее глаза были задумчивыми, глубокими, очень красивыми и немного грустными.

- Это книга,- медленно начала она, - о религии, о том, что религия и наука несовместимы и часто враждуют друг с другом.

- Во дела, - присвистнул Федор. – Не знал, что тебе интересны такие философские рассуждения.

Девушка элегантным движением руки поправила волосы, слегка улыбнулась.

- А ты думал, я интересуюсь одной лишь медициной или какой-нибудь ерундой, на которой помешаны все очаровательные дамы?

- Да нет, - поспешил с ответом Нестеров,- но философия, теология… наука, как мне кажется, больше подходящая пожилым мужчинам с густой бородой и лысиной на пол головы.

- Ты мыслишь устоявшимися стереотипами, к тому же достаточно древними. Сейчас пожилые мужчины с густой бородой могут приобрести себе любую внешность и чаще всего так и делают, поверь мне.

Федора внезапно кольнула ревность.

- Хорошо-хорошо, верю. И все равно твой образ никак не сочетается с тем, что ты читаешь.

- И каков же он? – кокетливо улыбнулась девушка.

Как ни старался Федор выдавить из себя что-то более-менее пристойное и оригинальное, все свелось к банальному «милый, женственный, романтичный».

- И где здесь запрет на то, что я не могу читать такие книжки?

- Нигде…. Да, ты права, я мыслю стереотипами, - признался Федор и сделал виноватое лицо.

- Вот так,- улыбнулась она, мягко и беззлобно, - учти, женщина всегда права.

Тот кивнул, соглашаясь с ней.

- Так о чем книга-то? Не хочешь рассказать поподробней?

- Захотел с кем-нибудь поговорить, значит?

- Почему с кем-нибудь? С тобой. Вот и пришел.

- Рада, - ответила она. – Ну, хорошо, давай поговорим. В общем, господин Ремезов, исследуя историю человечества, его эволюцию, прогресс отмечает, что на всех этапах становления людей как высокоразвитых существ религия постоянно им мешала, сдерживало развитие, направляло его по ложному следу и так далее в этом духе.

- Ты с ним согласна?

Каролина задумалась, уставившись на гладкую поверхность покрывала кровати.

- Знаешь, да. Вспомнить хотя бы костры инквизиции, когда приговоренных к смерти еретиков, утверждавших, как мы сейчас знаем, совершенно правильные вещи, сжигали на кострах. Сначала церковь была не согласна с тем, что Земля круглая и вращается вокруг своей оси, потом с тем, что мир отнюдь не геоцентричен, а все вращается вокруг Солнца. Любое открытие, особенно в раннем средневековье, моментально вступало в открытую конфронтацию с законами веры. Я считаю, что это было злом.

- Но утверждать, что религия - это зло, тоже не совсем верно.

- Ты прав, не совсем и даже в корне не верно. Религия сама по себе не несет ничего плохого. Более того, религия способна образумить человека, наставить его на путь истинный, она способна сделать его совершеннее и духовно, и физически, но ты ведь не забыл, как называется книга?

Федор мотнул головой из стороны в сторону.

- Вот. «Дьявол внутри нас». Проблема в том, что человек как был по своей сути агрессивным животным, располагающим умом, так он и остался, со всеми пороками и недостатками. Вспомним ту же церковь средних веков. Священнослужители обладали колоссальной властью. Разумеется, им было выгодно держать необразованное, ничего не знающее население в узде, в ежовых рукавицах из суеверий, человеческих страхов и безграмотности. Власть здесь была определяющим понятием. Дело в том, что священнослужители были такими же людьми, с тем же набором качеств, что и все остальные, просто волею судьбы они оказались поводырями, а не послушным стадом. Эти люди не прилетели на Землю с Марса или с других звезд, они не являлись обитателями параллельных, более развитых и духовнопросвященных миров, они выросли здесь, на Земле, со всеми, поэтому ничем не отличались от остальных «недочеловеков». Религия стала всего лишь инструментом тотального управления теми, кто знал меньше. Если рассмотреть этот вопрос немного под другим углом, то получится, что и здесь картина укладывалась в риторическое «кто владеет информацией и знанием, тот владеет миром». Поэтому, когда кто-то, не принадлежащий к их сословию, не принадлежащий к их касте, узнавал что-то опасное, и это могло пошатнуть устоявшийся баланс сил, могло выбить власть из под рук поводырей, на него тут же объявляли охоту. Его объявляли еретиком, ведьмаком, чернокнижником, в друзья к нему моментально сватали всю обитель темных сил во главе с Дьяволом, и он завершал свой путь на костре, причем под презренными взглядами всех без исключения. Очернение имени нужно было для того, чтобы поотшибать горячие головы, чтобы другим, не в меру умным и сообразительным, неповадно было. Наука одно время вообще считалась инструментом дьявола, так что о чем тут говорить?

Федор задумчиво произнес:

- Религия сама по себе – благо, в сочетании с человеком – зло….

Каролина посмотрела на него с удивлением.

- Ух, ты, твое изречение?

- Ага, только что придумал, под впечатлениями от твоих рассуждений.

- Я хороший рассказчик? – кокетливо улыбнулась девушка.

- Еще бы. Слушать тебя очень приятно.

- Спасибо, я польщена. Но вернемся к нашим баранам. Еще один пример того, что религия в сочетании с человеком – это зло. Религиозный фанатизм и экстремизм. Эти бесконечные теракты, насилие над слабыми…. Ни одна религия сама по себе не несет ничего злого и разрушительного. Почему же человек так ловко все извращает и оправдывает свои даже самые черные поступки?

- Наверное, потому, что ему это выгодно в тот или иной момент. Опять же, здесь необходимо выделить тех, кто находится вверху властной пирамиды, и тех, кто составляет ее основу, фундамент.

- Согласна с тобой на все сто, - сказала девушка. – И опять мы упираемся в то самое пресловутое «владей знаниями, и мир упадет к ногам твоим».

Федор вдруг как-то нервно хмыкнул.

- Ты чего? – спросила его Каролина.

- Опять у нас как-то само собой скатывается к тому, что кто-то знает немного больше, чем все остальные.

Молодые люди помолчали, прекрасно понимая, о чем идет речь.

- Мне сейчас не хочется говорить об этом. Прости.

- Да ничего страшного, и мне не хочется. Ты… выглядишь немного уставшей. Все в порядке?

Она оглядела его внимательно, не скрывая во взгляде лирико-романтических нот.

- Просто утомилась сегодня, а так все отлично. А у тебя? Чувствую, что тебе нужна помощь.

- С чего ты взяла? – недоверчиво спросил Федор.

- Не знаю, просто чувствую.

Нестеров припомнил недавний разговор со своим братом и подивился проницательности мисс Фрейм.

- На самом деле, дело не в помощи, а в том, что мне тут…, в общем, не так, как я себе это представлял.

Каролина заулыбалась и вдруг самым непринужденным образом расхохоталась, причем настолько заразительно, что уже через пару секунд Федор смеялся вместе с ней.

- Ну, ты дал, - сказала она, даваясь от смеха. - Что, адреналина не хватает? Пошли, я тебе кое-что дам, потом не будешь знать, куда себя девать от появившихся ощущений.

- Спасибо, конечно, но мне твоя медицина без надобности. Я про другое.

- Да я тебя поняла, - ответила девушка, окончательно приходя в себя. – Ты в душе романтик, ты был воспитан в соответствующих традициях, поэтому и стал астронавтом. Но сейчас осталась рутина, первоначальный запал ушел, и тебе от этого плохо, верно?

- Да, - кивнул Федор. – Именно так.

- Я, конечно, не психолог, но могу рассказать тебе один пример из собственной жизни. Уж не знаю, чему он тебя научит, может ничему, а может быть, ты для себя сделаешь какие-то определенные выводы.

Нестеров, не колеблясь, согласился. Сейчас он даже не чувствовал обиды на то, что его собиралась учить девушка.

- Странно, - задумчиво произнесла она, - про это я практически никому не рассказывала, даже самым близким мне людям, а тебе хочется. Ну, да ладно. В общем, никогда не задумывался над тем, почему люди выбирают тот или иной вид деятельности?

- Задумывался, - ответил Федор, - но у каждого это происходит по-своему, чего-то общего не найдешь.

- Ошибаешься. Общее, при желании, выделить можно. Возьмем тебя и меня. Нас вынудили обстоятельства стать такими, какие мы есть сейчас, хотя слово «вынудили» - не совсем верное. Скорее, правильно сказать, мы занимаемся сейчас своим любимым делом, потому что в течение всей жизни нас что-то постоянно к этому подталкивало. И так у многих, поверь мне. В юношеском возрасте я совершенно не предполагала, что стану врачом, что буду лечить людей, разбираться в медицине, и уж тем более я не думала, что буду вести здесь с тобой залихватские беседы о высоком, находясь в пространстве космического корабля, летящего Бог знает куда. Меня куда больше занимали мода, стиль, парни, активный отдых, хотя при этом я всегда училась исключительно на отлично, занимала призовые или первые места во всевозможных учебных конкурсах, но подумать о том, что у меня будет такая, в общем-то, обыденная, обычная профессия я не могла. Скорее, скажи мне кто тогда, что я стану медиком, я б подняла его на смех. – Она сделала многообещающую паузу, словно предлагая молчаливому собеседнику продолжить диалог, но когда Федор не пожелал высказаться или задать вопрос по теме, продолжила. - Актриса, певица, модель, крупный банковский чиновник, бизнес-вумен – это было в моих планах, но никак не доктор. Как же, спросишь ты, я все же стала им? Отвечу, что случайно. После этого, я не знаю, что делать с судьбой. Я всегда считала, что мы хозяева своей судьба, а здесь получилось, что она меня мягко, но вполне настойчиво подтолкнула на путь истинный. На протяжении учебы я, как уже говорила раньше, отлично училась. Мне хорошо давались и гуманитарные и технические науки. Физика, Биология, Химия, Математика – в них я прекрасно разбиралась наряду с такими предметами, как Мировая История, Естествознание, Правоведение, Мировая Литература и иностранные языки. И вот как-то раз, была тогда я уже выпускницей, выбирала ВУЗ, где продолжу свою головокружительную учебную карьеру, на просторах мировой информационной сети наткнулась я на архив одного спортивного журнала. Сейчас уже и не вспомню, как он назывался, но это не важно. Я увлекалась волейболом, поэтому сразу начала просматривать все, что связано с этой игрой. Мне попадались различные записи матчей, какая-то малоинтересная статистика, околоспортивные интриги, но одна заметка привлекла мое внимание. Речь в ней шла о русском спортсмене, чемпионе мира, Олимпийских игр, двукратном чемпионе Мировой лиги, обладателе приза самого ценного игрока этого турнира. Двухметровый красавец, атлет, классный игрок, настоящий профессионал…, там было уйма подборок с его участием. Видео, фотографии. Я начала просматривать их все, пока, наконец, не дошла до биографической записи…. И ужаснулась. Оказывается, он играл на уровне сборной страны и клуба всего пять с половиной лет. А потом…. Какой-то банальный инсульт, можешь себе представить?

Федор покачал головой, внезапно ощутив грусть и тоску, исходящую от девушки.

- Смешно даже…. Сейчас такое лечится на раз, а тогда…. Почему никто не проводил диагностики – тогда это уже было возможно, – почему врачи довели организм спортсмена до пограничного состояния…? Не понимала тогда, да и сейчас, признаться, не понимаю до конца. Наверное, и в самом деле, раньше люди относились ко всему безалабернее. Я смотрела, как его лечили, видела, что он заново учится ходить, делая по малюсенькому шажочку в день, учится говорить, произнося элементарные слова, с которыми справится любой двухлетний ребенок. Он еще так смешно картавил некоторые слова…. Понимаешь, здорового, крепкого парня отбросила назад в развитии, фактически в ясли, какая-то паршивая болезнь. У него была девушка, красивая…. И меня удивила ее преданность этому человеку. По большому счету, его нельзя было назвать полноценным человеком. Это гнусно звучит, даже противно, но он уже им не был, ему нужно было пол жизни лечиться, чтобы быть похожим на всех нормальных здоровых людей, и она это понимала, но была с ним до конца…. И тогда я почувствовала, что во мне что-то надломилось. Я вдруг в одночасье осознала, что все эти тусовки, желание стать известной, весь этот шарм, лоск – это все напускное, придуманное человеком для самого себя, чтобы, глядя в зеркало, казаться себе красивее, умнее, успешнее, а природа, элементарная судьба, порой, может настолько жестко, даже жестоко указать тебе на твое место, что все, чем ты обладал до этого, в один не прекрасный момент просто рухнет. Я представила себе на миг, что этот парень имел прекрасные шансы, даже не шансы, он гарантированно бы поправился за считанные дни, даже не испытав всю ту боль и унижение постинсультной жизни, окажись он в нашем времени, столкнись он с нашей продвинутой медициной. А ведь сколько таких безымянных историй существовало еще? Сколько исковерканных, искалеченных судеб…. Тысячи, миллионы. Им всем можно было помочь, но тогда люди просто не знали всего того, что знаем теперь мы. Не было технологий, не было специалистов.

- И ты решила, стать, наконец, врачом? – спросил Федор, видя, что девушка замолчала, окунувшись в собственные переживания.

- Да, - еле слышно произнесла она, и Нестеров заметил, как по ее щеке медленно сползла кристальной чистоты слеза.

Совершено не ведая, правильно ли он поступает в данной конкретной ситуации, Нестеров аккуратно приблизился к девушке и обнял ее, чувствуя сердцебиение Каролины.

- Прости, - шепнула она ему на ухо,- я не хотела тебя загружать собственными переживаниями, я лишь пыталась тебе помочь.

- Не стоит, - пробормотал в ответ Федор, сильнее прижимая девушку к себе.

- Я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь, которая на первый взгляд может показаться тебе странной. Но, поверь мне, я ее уже не только поняла, но и осознала, и теперь живу ради нее.

Федор слегка отстранился от Каролины, давая ей понять, что он готов выслушать ее самым наивнимательнейшим образом.

- Наша профессия, истинная профессия, принадлежащая тому пути, на который мы стали, она необязательно должна быть интересной, разносторонней, разнообразной. Она просто должна быть и все. Не будет каждый день происходить чего-то удивительного и запоминающегося, даже не надейся на это, однако, раз в жизни, и это обязательно, тебе представится момент, когда только ты и никто другой должен будешь оказаться в нужное время в нужном месте и использовать все свои навыки, профессионализм и опыт. Такой случай будет, но один раз в жизни, и я живу ради этого. Я совершенно не знаю и даже не задумываюсь над тем, где, когда и при каких обстоятельствах я должна буду совершить лучшее свое деяние в качестве медика, я не хочу приближать или отдалять этот момент, я просто знаю, что когда-нибудь он наступит, и от того, насколько я буду к нему готова с профессиональной точки зрения, будет зависеть исход этого самого важного для меня дела.

Она вдруг вновь преобразилась, стала прежней, причем настолько неожиданно, резко, что Федор не мог поверить своим ощущениям.

- Поэтому, кончай хандрить и выполняй свои дела на этом корабле, а то нас того и гляди не туда занесет.

- Слушаюсь, мэм, - козырнул Федор, вставая с пастели, даже не обращая внимание на то, что она сама собой вдруг разгладилась и приняла первоначальные очертания.

- Заходи, если что, всегда рада буду помочь.

- Всенепременно.

Когда Федор вышел в коридор, и за ним закрылась дверь, его охватило чувство глубокого морального удовлетворения, словно все в этой жизни для него стало ясно и понятно.