Фантастический роман "Колыбель грез". глава 7

Глава 7

Ключ на старт.

- Как я выгляжу? Достойно?

Этот вопрос сегодня он задавал всем уже рас пятнадцать, и многие (в особенности Чандра, Ларсон и Каролина) начинали в открытую над ним подшучивать, подкалывать и смеяться.

Вот и сейчас не обошлось без колкого ответа.

- Слушай, - сказал Магнус, - если еще несколько раз спросишь меня об этом, я точно стану бояться к тебе подходить, учти это.

- Почему? – недоуменно спросил Федор. Именно он последние пару часов доставал весь экипаж просьбой оценить свой внешний вид.

- Потому что ты мужик и я мужик, но когда один из нас вдруг чересчур часто начинает интересоваться своим внешним видом, второму нужно держать ухо востро. Догадываешься почему?

Федор насупился и собрался уже отчитать компьютерного гения по полной, но в это самое время его окликнул капитан:

- Федь, успокойся. Ты не на красной ковровой дорожке, на премии вручения Оскара, а в космос улетаешь, так что не волнуйся.

- Внешний вид, между прочим, очень важен даже для тех, кто улетает в космос.

- Для тех, кто улетает в космос, очень важно потом оттуда вернуться.

- И это тоже. Но на нас же сейчас будет смотреть столько народа! Кстати, сколько времени осталось до включения?

- Семь минут с копейками, - ответил ему Чандра. – Успокойся, ты выглядишь ничуть не хуже остальных. И потом, все равно все будут сосредоточены на господине капитане, так что можешь вообще поспать.

- Ну, уж нет. Я спать не собираюсь,- огрызнулся Федор, который в это утро, пятнадцатого февраля был чрезвычайно взволнован и не походил сам на себя.

Многие недоумевали насчет его поведения, но не обращали внимания на астронавигатора, списывая все это на предстартовое волнение, и лишь двое членов экипажа, бесподобная мисс Каролина Фрейм да начальник СБ Соболев, знали, что проблема кроется в завершающей стадии перестроения организма, некогда подвергнутого физиологической модернизации. Точнее, Каролина догадывалась, будучи грамотным высококвалифицированным специалистом, а Максим Павлович именно что знал, поскольку в прошлом сам проходил процедуру усовершенствования.

Меж тем, поволноваться и вправду было из-за чего. Сам старт должен был транслироваться по всем телеканалам и в Интернете на Луну и на Марс, на прочие космические поселения людей и, конечно же, на Землю, а провожать космонавтов, экипаж смельчаков, дерзнувший двинуться в космос так далеко, должны были президенты и премьеры многих стран, участвующих в этом грандиозном проекте.

Федор взглянул на стройный ряд цифр, отсчитывающих время до начала прямой трансляции, поправил очки на голове, которые и впрямь оказались незаменимыми помощниками в работе, еще раз осмотрел свой блестящий серебристый костюм и немного успокоился. Его рабочее место находилось на второй линии, вместе со Штайнером, занимавшим противоположный угол. На первой линии размещались Чандра (справа) и Ларсон, соответственно слева. Дальше всех и немного выше находилось кресло капитана, а присутствие Максима Павловича и Эдуарда Сергеевича в капитанской рубке, в принципе, было не архи важным, хотя для них в углу было оборудовано специальное место, на всякий случай.

Правда, это не означало, что они, так же как Каролина, так же как вся научная группа, не могли участвовать в трансляции. Просто трансляция велась со всех уголков корабля, и всем бы в ней нашлось свое место.

Чувствуя это, единственная девушка в экипаже сегодня выглядела не просто восхитительно, а поразительно фантастично, как выразился Карл двумя часами ранее в ее адрес, встретив медика в коридоре на главной палубе. Федор на себя сильно обиделся, что не смог первым сделать подобный комплимент, и оттого его раздражение, волнение и прочие негативные, деструктивные чувства еще более обострились и очень мешали работать. Памятуя о том, что Владимир Петрович, да и Каролина, могли видеть состояние каждого человека, астронавигатору приходилось прикладывать гигантское усилие, чтобы держать себя в руках. К чести Федора, он с этим вполне себе справлялся, хотя и растрачивал уйму сил.

Табло показало тридцать секунд до начала эфира. Сердце резко забарабанило в груди. Зрение на исчезающее краткое мгновение расфокусировалось, но вновь пришло в норму. Вдруг Федору показалось, что он оглох. Звуки, до того обитавшие в пространстве капитанского мостика, исчезли, испарились в небытие. На голову опустилась глубочайшая тишина. Федор легонько ударил себя по ушам, вызвав пристальное внимание к своей персоне со стороны старшего брата, сквозь тишину проступил легкий шум, скрежет, какие-то скрипы, всхлипы и вздохи. Потом по ушам ударил ровный гул, заполнивший, казалось, вообще все вокруг, и… нормальный слух скачком восстановился столь же неожиданно, сколь и исчез.

- Все в порядке? - поинтересовался Владимир.

- Да, все отлично, - кивнул брату Федор, приходя в себя.

***

Владимир Петрович не спал вот уже порядка двух суток. Как капитан экспедиции, он обязан был знать все обо всем и все обо всех, а на это требовалось прорва времени, наличие незаурядных моральных и физических сил, а также профессионализм. Да, в качестве командиров космических миссий он был не просто опытен, он был, считай, ветераном-космонавтом, однако «Содружество» налагал на всех такой груз ответственности, что вынести его могли лишь люди, чьи нервы были созданы из металла.

Вчера поздно вечером (или это было сегодня рано утром?) ему позвонила жена. Вероника была как всегда очаровательна, мила, жизнерадостна, но даже за этим покрывалом юной (относительно) непосредственности, Владимир ощутил безмерную тоску и грусть девушки. Ника скучала, очень сильно переживала за мужа, и это оставляло в сердце Нестерова двойственные чувства. С одной стороны ему было приятно, что об его персоне так заботятся, переживают, приятно, что его ждут и любят, но с другой, он терзался таким своим положением, не желая причинять боль той, без которой, по сути, не мог прожить и дня.

Капитан взглянул на табло, отсчитывающее время до прямого эфира. Мысли послушно сместились с личных проблем на… личные, поскольку экипаж Владимиру был далеко не безразличен. Кроме того, в экипаже состоял его родной брат, еще совсем молодой, который в последние часы не хорошо себя чувствовал. Аппаратура не показывала никак физических или психических отклонений, однако Владимир знал, что брату нужна помощь.

Вот и сейчас, украдкой поглядывая на астронавигатора, Нестеров-старший видел, что с ним происходит что-то не то, однако именно сейчас ничем помочь Федору не мог. Цифры на табло любезно показали ноль, а это означало, что вот-вот миллионы… нет, даже миллиарды людей не только на Земле, но и в космосе увидят своих смельчаков, дерзнувших забраться так далеко.

Прямо под потолком капитанского мостика, аккурат напротив кресла Владимира Петровича, находился визор общего назначения. На него предполагалось выводить самую важную информацию, касающуюся всех членов экипажа. В данный момент самым важным делом была телетрансляция. Визор вспыхнул белым, мгновенно спроецировал объемное изображение вперед и в стороны от себя, и членам экипажа, находящимся в данный момент на мостике, предстал гигантский холл заседаний ООН, где в настоящий момент находились президенты более чем двадцати стран-участниц проекта «Содружество». Картинка дублировалась на всех визорах по всему кораблю, так что просторный холл смогли лицезреть также и все члены научной группы.

- Приветствую Вас, - первым решился заговорить капитан корабля, до старта которого остались считанные минуты.

Владимир Петрович мельком оглядел собравшихся. Здесь были не только президенты и премьер-министры, хватало всевозможных ученых, деятелей культуры, представителей религиозных конфессий; Нестеров обнаружил глав крупнейших промышленных корпораций, выступивших в поддержку проекта. О кучках журналистов можно было даже и не говорить, те просто не могли пройти мимо такого знаменательного события.

- Доброе утро, господин Нестеров,- поприветствовал капитана председатель ООН Ким Йон Мун, кореец по происхождению, половину жизни проживший в Европе. – Приветствую отважный экипаж «Содружества», первого корабля, созданного руками человека и способного к таким великим свершениям.

Владимир заранее готовил себя к выслушиванию пафосных, торжественных речей, всевозможных напутствий (по делу и не очень), а также к каверзным вопросам журналистов, поэтому отреагировал на слова корейца сдержанной улыбкой. Чему-чему, а этому он научился отменно.

- Как самочувствие? – спросил председатель ООН.- Все ли в порядке у Вас, у экипажа и у корабля?

- Проблем нет, - мгновенно ответил Нестеров. – Экипаж чувствует себя хорошо, я, соответственно, тоже, корабль протестирован до последнего болтика и готов к полету.

- Замечательно. Не передать словами, как я счастлив сидеть здесь, в этом мягком кресле, и вдеть вас там, зная, куда вы отправляетесь. Не скрою, мне немного обидно, что я всего лишь председатель ООН, - в зале раздался смешок, люди оценили шутку корейца по достоинству, - и не могу стоять рядом с вами там. Однако я смиряюсь с этими чувствами. Каждый должен заниматься своими делами. Вы – нести человеческий флаг, отвагу, доблесть, копье мыслей познания и всего самого доброго и светлого, что есть в человечестве, в космос, в необъятные просторы Вселенной, а мы можем лишь потихоньку помогать вам на этих тернистых тропах, сидя на Земле.

Владимир кивнул, полностью соглашаясь с доводами председателя ООН.

- От имени мирового сообщества, мне хотелось бы вам пожелать… нет, не отваги, - ее вам не занимать, и даже не удачи, уверен, что с этим пожеланием к вам сегодня обратится еще ни один десяток человек…. Мне хочется пожелать вам мудрости…

А вот это было достаточно неожиданным заявлением, поэтому Владимир слегка напрягся, чувствуя, что кореец собирается сказать что-то действительно важное.

- Мудрости не ввязываться в авантюры, мудрости быть теми, кем вы все являетесь. Наконец, мудрости, которая поможет понять вам в трудную минуту, что и как следует сделать, чтобы выполнить все, что перед вами поставлено.

Сердце участило пульс, совсем чуть-чуть, едва заметно. Господин Ким Йон Мун пытался завуалировать свое предупреждение, пытался как-то вплести его в пожелание счастливого пути, но это у него получилось настолько из рук вон плохо, что Владимир всей своей шкурой ощутил угрозу, таившуюся в этих словах. Председатель ООН что-то знал, причем наверняка не только он один, и это что-то могло очень серьезно осложнить жизнь всему экипажу.

И ведь уже совершенно нельзя было повернуть назад. Задать вопрос, что он имел ввиду? Это выглядело бы глупо. К тому же Нестеров в этом случае показывал себя взволнованным, напуганным человеком, совершенно не контролирующим ситуацию, и это в прямом эфире на весь мир! Да, они знали, когда и что говорить. Они не оставили ни ему, ни остальным членам миссии «Содружества» ни единого шанса, поэтому у всей команды был сейчас только один путь, вперед и ни шагу назад!

- Я надеюсь, что судьба будет благоволить нам, - отозвался в ответ Владимир. Он сделал вид, что не заметил никакого скрытого смысла в словах корейца, а посему голос его был уверенным, даже немного героическим. – Удача улыбается сильнейшим и тем, кто готов к неприятностям. Я уверен в себе, уверен в каждом из тех, кто стоит сейчас рядом со мной. Я, не побоюсь этого слова, командую лучшим экипажем на свете. Это сплав из людей, лучших в своем роде, и он не подведет.

В душе Виктора начал подниматься огонь гнева. Он не любил играть в темную, не любил, когда его использовали вслепую. Он не любил врать людям, лгать им, глядя в глаза, и вдвойне не любил, когда его заставляли это делать. Виктор глядел на людей, собравшихся в холле заседаний штаб-квартиры ООН, и видел в их глазах тайну, связанную с ним, и эту тайну ему волей-неволей нужно было разгадать.

Слово взял президент Российской Федерации, немолодой уже человек с ярко выраженной залысиной и острым, вытянутым лицом. Прежде чем начать свою речь, он словно собирался с мыслями, причем длилось это очень долго, практически пару секунд.

- Дорогие друзья. Сограждане. Я не ошибся, назвав вас всех именно так, потому что сегодня настала такая пора, что каждый из нас, сидящих в этом зале, каждый из вас, находящихся там, на корабле, не принадлежит уже какой-либо стране в отдельности, а является частью всего человечества. Даже не так – Человечества, с большой буквы! Сегодня мы посылаем на дальние космические рубежи своих посланцев. Вы – первопроходцы, те, кто своей отвагой и профессионализмом проторит нам всем дорогу в бескрайние дали, на бесконечные просторы космоса. Вы знаете, я в душе бесконечный романтик, поэтому верю, что лет через триста, межпланетные и даже межзвездные путешествия станут такой же обыденностью, какой в настоящее время являются, скажем, визоры или маглевы, но, чтобы моя мечта стала реальностью, вам и будущим поколениям придется очень много работать.

И этот клонил туда же, правда, делал это более эффектно, более скрытно. В принципе, начни он выступать раньше Ким Йон Муна, и Владимиру было бы чрезвычайно сложно определить фальшь в голосе президента, а так…

- Любые ваши пожелания, - продолжил президент России, - мы можем осуществить. Если есть у кого-то какие-то вопросы, может быть, предложения, не стесняйтесь, задавайте.

Владимир осмотрел свой экипаж, но явного рвения задать вопросы главе государства не заметил. На душе отлегло, поскольку Нестеров вдруг реально испугался, что кто-нибудь из его ребят, не в меру горячий, начнет задавать ненужные вопросы. И все же совсем без эксцессов не обошлось.

Голос неожиданно подал Магнус Ларсон, который сумел поставить своим вопросом в тупик даже такое авторитетное лицо.

- Скажите, а в честь нас улицу, там, или проспект какой-нибудь назовут?

Владимир от такого нахальства чуть не поперхнулся, но потом быстро понял, что швед элементарно пытается пошутить. Видимо тот тоже прекрасно понял недосказанности Ким Йон Муна и российского президента и пытался разрядить обстановку.

Худо-бедно, но ему это удалось. Траурно-торжественный тон напутственных речей постепенно сменился восторженно-юмористическими поздравлениями. Особенно в этом отличился президент США. Если б какому-то художнику дали задание придумать в голове (а потом воплотить это в жизнь) типичный образ американца, пусть даже этот образ будет несколько гипертрофированным, неестественным и, вообще, притянутым за уши, то нынешнего президента США написали бы подавляющее число художников. Человек, в реальный мир людей сошедший со страниц комиксов – вот каким эпитетом можно было б наградить этого мужчину в десяти случаях из десяти. Он был достаточно высок, постоянно улыбался всем и вся, а его геройского вида физиономия, казалось, всегда олицетворяла собой безмерный патриотизм и веру в идеалы демократии. Вот и сейчас этот человек пытался выдать в эфир что-то такое, чтобы всех, кто его в данный момент слушал, пробрало, чтобы у всех возникло желание немедля сплотиться вокруг какой-то одной конкретной идеи и стремиться в светлое будущее.

Безусловно, на кого-то его речь произвела впечатление, однако большинству членов экипажа «Содружества» такое напутственное пожелание показалось слишком приторным и ничего кроме улыбок не вызвало.

Зато порадовал президент Евросоюза, француз по национальности, чем-то очень похожий на Шарля Пере. Он в свойственной себе манере ярко, пламенно, используя изрядную долю жестикуляций, шуток и прибауток, был, пожалуй, единственным, кто пока что пожелал экипажу доброго пути вполне искренне. Нет, это вовсе не означало, что он не был членом заговора (в том, что этот самый заговор имел место быть, Владимир уже не сомневался), однако это не мешало ему быть просто порядочным человеком и в нужное время забыть о всех подковерных интригах.

Процессия прощаний, напутствий и пожеланий доброго пути продолжалась. Владимир уже не запоминал эти бесконечные одинаковые монологи о долге, чести, прогрессе и отваге экипажа. Он, стараясь премило улыбаться и источать в окружающее пространство свет успешности да благополучия, еще раз тестировал системы, запрашивал компьютер о состоянии тех или иных узлов и мысленно отсчитывал время до того, когда корабль наконец-таки оторвется от полотна стартового поля на «Восточном». Яркий, кроваво-красный закат, казалось, выжигал, всю окрестную территорию космодрома, добавлял сегодняшнему событию некую противоестественность, даже инфернальность, однако Нестеров об этом не думал. Он имел некие свои суеверия, но предпочитал придерживаться взглядов некоторых известных ему скептиков, которые утверждали, что любое паранормальное и сверхъестественное имеет место быть ровно до тех пор, пока ты сам в это веришь. Стоит лишь отречься от чего-то необычного, как это необычное перестает существовать. С точки зрения науки, такой подход был абсолютно безграмотным и бездоказательным, однако с подобными утверждениями было довольно легко жить, зная, что все в конечном итоге зависит только от человека, а не от чего-то непонятного.

Вот и сейчас, капитану необходимо было сосредоточиться на старте, а не пускать в голову разные негативные мысли. У него еще будет время все обдумать, все взвесить и проанализировать, а пока…

Едва очередной член совета провожающих отбарабанил собственную речь, Владимир взял ситуацию в свои руки.

- Компьютер, - обратился он к системе ИИ «Содружества», - запускай КАПы, на малой тяге.

Универсальность системы управления была еще одним достоинством «Содружества». Системы голосового управления, дактило-визионного (используя визоры, интерфейсы, терминалы и очки Петроградского) многократно дублировались для повышения надежности.

Толстенные «крабьи клешни» еще держали корабль в своих крепких объятиях, а кольца раскрутки квантового активатора сдвинулись с места, постепенно набирая обороты. На визорах контроля у Чандры и Штайнера тут же потянулись соответствующие диаграммы, графики, столбцы цифр и специально синтезированная компьютером динамическая модель поведения квантованного пространства вблизи корпуса космического корабля. Владимир так же контролировал все параметры пуска, однако сейчас его больше волновало поведение высоких чиновников, собравшихся за тысячи километров от места старта. Он словно материально ощущал повисшее в холле заседаний ООН напряжение, словно каждый из собравшихся там ждал чего-то необычного, что должно было случиться с мгновения на мгновение.

Однако ничего неожиданного не происходило. Мало того, все шло по заранее прописанному сценарию. Старт космического корабля был рассчитан буквально по секундам, и любое отклонение от графика можно было считать достаточно большой неприятностью. Но «Содружество» не собиралось преподносить членам экипажа каких-либо сюрпризов, во всяком случае, пока. Даже отставать от намеченного графика не входило сегодня в планы новейшего корабля человечества. Разгонялись тяжеленные кольца электромагнитов, все быстрее вращались цилиндры в магнитных потоках, приближая то мгновение, когда шедевр инженерной мысли человечества оторвется от поверхности стартового поля.

Над шестой стартовой позицией разлилось однообразное ни то гудение, ни то жужжание, словно кому-то взбрело в голову выпустить на волю сразу несколько пчелиных ульев и посмотреть, что из этого получится.

- Вектор один ноль семь, - подал голос Чандра. – Плотность два, пятьдесят два. Растет. Отклонение ноль тридцать три процента.

Итак, корабль потихоньку формировал вектор ускорения, создавал ту силу, которая толкала его ввысь, в небеса, подобно силе газов, выталкивающих пробку из-под шампанского. Со стороны могло показаться, что «Содружество» по-прежнему находится на месте и никуда не двигается, но наука говорила о другом: как только появлялась разница квантовых плотностей, как только образовывался вектор силы, корабль начинал двигаться, просто делал это еще очень медленно и незаметно. Вращение гигантских колец КАПов совершенно не ощущалось, на капитанском мостике все оставалось, как и до старта, и лишь бегающие туда-сюда значения цифр, непонятные никому, кроме специалистов, графики утверждали обратное.

- Вектор два ноль девять, - вновь по старинке повторил Чандра.- Плотность пять, ноль три. Отклонение прежнее.

Разумеется, вся информация с его визоров поступала и капитану, причем в полном объеме, однако привычка Чандры, причем весьма полезная, объявлять самую важную информацию вслух, осталась. На командирское место стекалось уйма всякой информации, и большая ее часть имела, прямо скажем, второстепенное значение, а Суреж в данный момент озвучивал едва ли не самые важные цифры, которые позволяли всем, в том числе и капитану, анализировать ход событий.

- Прошу отпустить захваты, - скомандовал Нестеров, обращаясь к диспетчерам стартового комплекса.

- Есть отпустить захваты, - ответил Владимиру Петровичу молодой парнишка, лет двадцати пяти, худощавый, какого-то болезненного, даже заморенного вида. Как этот мальчик попал на свое теперешнее место, было для Нестерова настоящей загадкой, но он совершенно не стал заострять внимание на этом вопросе, концентрируясь на проблемах насущных.

В ногах постепенно начинала наливаться тяжесть – небольшая перегрузка ярчайшим образом свидетельствовала о том, что космический корабль набирал ход. Вот чего еще не доставало «Содружеству» так это инерционных и гравитационных компенсаторов. Теория блестяще описывала инерцию, через перераспределение квантовой плотности вещества в движущемся объекте, и, опять же теоретически, возможно было создать устройства, позволявшие эту самую инерцию сводить к минимуму. Однако дальше расчетов, дальше смелых предположений подобные аппараты пока еще не ушли, хотя все и понимали, что за ними будущее. Гравитация только начинала покоряться человеческому гению, инерция же, имея с первой общие физические основы, пока оставалась не до конца разгаданной тайной, а, следовательно, ученым-теоретикам, инженерам были предоставлены широкие возможности для творчества.

- Нижние стапели ушли, - объявил Чандра.

Теперь корабль буквально висел в воздухе, поддерживаемый лишь исключительно антигравитационным вектором тяги. Крабьи клешни еще продолжали держать «Содружество» для того, чтобы корабль не завалился на бок, но и они начали постепенно отплывать в сторону.

- Боковые клешни отчаливают, - вновь подал голос пилот, с азартом глядя на показания визоров. Владимир готов был поклясться, что на лице у индуса в данный момент разливался настоящий детский восторг. Все на корабле в этот момент находились в своей стихии, и это было непредставимо здорово.

Вдруг тяжесть в ногах скачком возросла. Пришло ощущение подъема на неопределенную высоту.

- Ускорение два же, растет, - сигнализировал Чандра показания систем контроля курса.

- До трех и останови, - приказал Владимир, переступив с ноги на ногу. Он не знал, что двое из его экипажа в эти мгновения не почувствовали перегрузку, будучи гораздо сильнее физически.

- Ускорение равно трем. Фиксирую скорость вращения колец.

Гигантские кольца КАПа перестали вращаться быстрее, зафиксировали свою скорость, которая позволяла чудовищным по своей силе магнитным потокам толкать пушинку корабля ввысь.

- Как самочувствие? – решил поинтересоваться президент Евросоюза, нарушив тишину в холе заседаний ООН.

- Великолепное, - мгновением позже ответил Владимир. – Мы сами способны регулировать внутренние перегрузки, а трехкратное превышение ускорения свободного падения – перегрузка пустяковая.

«Содружество» стремительной, сияющей алым огнем каплей взмывал в воздух. Спустя две минуты полета скорость корабля была уже практически полтора километра в секунду, еще спустя минуту она уже превышала три.

- Как броня? – поинтересовался Владимир у Штайнера состоянием внешней обшивки, хотя мог сам вызвать данную информацию себе на визор.

- Тепловые экраны едва нагрелись, - отозвался корабельный инженер.- С такой защитой нам можно в солнечной короне преспокойно гулять, а то и в хромосфере.

- Я надеюсь, - усмехнулся Владимир,- настолько экспериментировать нам не придется.

Земля, тем временем, уходила все дальше вниз, становясь призрачной, эфемерной в сгустках надвигавшегося со всех сторон тумана. Вскоре высокие температуры должны были смениться сверхнизкими при выходе «Содружества» на орбиту, откуда за стартом корабля наблюдали семейство орбитальных спутников и группа астронавтов на международной космической станции.

- Просят установить канал связи, - доложил Штайнер. – Ребята с неба видят нас отчетливо, могут передать картинку.

- Давай, - разрешил капитан.

На центральном визоре возникло изображение ледяной синевы с какими-то коричневатыми, зелеными, бежевыми и серебристыми оттенками, на фоне которой сверкнула белым небольшая, совсем крохотная капелька. Она стремительно приближалась, двигаясь, правда, слегка в отдалении от оператора трансляции.

- Красиво восходите, - раздался голос за кадром, и Владимир тут же узнал американского астронавта Глена Шарпа, давнего своего знакомого, конкурента в начале карьеры и настоящего друга.

- Хорошо, что хоть не сказал, возносимся.

На капитанском мостике раздался нестройный смешок.

- Не надоело висеть на орбите?

- А мне здесь хорошо. Для разнообразия полезно побывать ближе к дому. Я недавно с Луны, а месяц назад вернулся с Марса, так что у дома комфортнее.

- Не засоряйте эфир, - влез в разговор голос диспетчера на «Восточном». – Вы еще даже не на низких орбитах.

Владимир посмотрел на цифры – да, действительно, они только-только начали покидать стратосферу, набирая скорость убийственными темпами.

- Пространство над нами чистое, - сообщил Чандра, - можем двигаться без помех.

- Отлично. Покинем Луну, и скинем ускорение до нормального.

Имелось ввиду, что, как только «Содружество» выходило за орбиту Луны, корабль слегка сбавлял темп увеличения своей скорости до ускорения свободного падения.

Раньше, когда все межпланетные полеты осуществлялись ракетами на ядерных двигателях, экипаж приходилось на суборбитальных челноках доставлять с поверхности Земли до самого корабля, расположенного на низких орбитах колыбели человечества. Сейчас, с наступлением эры гравитационных технологий, такая проблема решалась сама собой, поскольку «Содружество» могло взлетать и садиться практически на любую поверхность. Мало того, новейший корабль людей способен был зависать как в атмосфере, так и в безвоздушном пространстве, что на настоящий момент делало его универсальным средством доставки грузов и людей в любую точку солнечной системы и за ее прнеделы.

Еще один момент делал старт «Содружества» общепланетарным событием. На всех орбитах, особенно низких и средних, находилось гигантское количество искусственных сооружений и аппаратов землян, и это еще не говоря о банальном космическом мусоре. Огромные по своим размерам зеркала ОрЭС, две орбитальные станции, спутники всевозможного назначения – все это могло и должно было оказать воздействие на траекторию полета «Содружества», поэтому задолго до старта корабля силами человечества было принято решение очистить небольшой сектор над «Восточным», чтобы обеспечить кораблю безоблачный старт. Не дай Бог, если б случилось столкновение с каким-нибудь рукотворным космическим объектом, «Содружество», скорей всего, не пострадало бы, благодаря своей защитной оболочке, рассчитанной на сопротивление высоким и экстремально низким температурам, а также ударному воздействию метеоров, но рисковать собой никому из членов экипажа, естественно, не хотелось.

Владимир вновь взглянул на приборы, вызвал карту курса.

- Федор, - обратился он к своему брату, - мы уже легли на курс?

- Пока еще нет. Выходим на линию на двойном расстоянии от Луны. Траектория получится слегка загнутой.

- Хорошо, главное не промахнись.

Он доверял своему брату, зная, что тот один из лучших в своем роде. Да, Федору не доставляло опыта, да, молодость и горячность могли сказаться на работе молодого человека в экспедиции не лучшим образом, но в том, что Нестеров-младший умел делать свою работу, Владимир не сомневался. Немного тревожил капитана тот факт, что Федор теперь был уже не совсем человеком, точнее, - более совершенным человеком, но он верил в то, что его младший брат в каждый момент времени отдает себе отчет, что делает, о чем думает и о чем желает.

Перед самим полетом Владимир консультировался у некоторых знакомых психологов, которые имели дело с теми, кто проходили процедуру физиологической модернизации, и все специалисты как один утверждали, что психических отклонений у новых людей не возникало. Проще говоря, они не становились в одночасье социально опасными, что не могло ни радовать, особенно капитана космического корабля в многомесячной экспедиции.

Владимир перед стартом сумел переговорить с каждым членом экипажа (с некоторыми ни по одному разу), и смог для себя составить некую картину того, как одни люди могут, способны взаимодействовать с другими. Картина получалась довольно пестрая, неоднозначная, однако это с учетом экстремально-психических нагрузок. Да, «Содружество» был достаточно большим кораблем. Здесь имелось немалое количество разномастных помещений, где можно было провести время в одиночестве, отдохнуть, поразмышлять о высоком и не очень, однако, корабль был все же замкнутым пространством, особенно в космосе, во время полета, а посему долгое пребывание одних и тех же людей внутри него являлось дополнительным (если не основополагающим) негативным фактором. При таких условиях инициаторами некоторых конфликтных ситуаций, к удивлению Нестерова, становились те люди, на которых он ранее не мог и подумать. Во-первых, на его борту имелась женщина, причем красивая, молодая, энергичная и незамужняя, даже не скрепленная близкими отношениями (хотя Владимир отчетливо видел ее симпатию к Федору). Во-вторых, в состав экипажа входили достаточно яркие, амбициозные личности, привыкшие всегда быть в центре внимания. В-третьих, длительное пребывание в замкнутом пространстве и, в особенности, вдали от дома, могло превратить людей с толерантным характером в настоящих эгоистов и тиранов, не способных считаться с каким-либо чужим мнением. А вот психически не совсем здоровый Соболев при личном общении с Владимиром произвел на капитана сугубо положительное впечатление. Мало того, Нестеров пару дней перед полетом внимательнейшим образом наблюдал за Максимом Павловичем, и пришел к мнению, что начальник службы безопасности является чуть ли не самым адекватным на борту. Он был всегда спокоен, собран, рассудителен и мгновенно пресекал любые даже самые незначительные конфликты. Одна только его фигура способна была усмирить любого члена научной группы, да и экипаж уважительно, с опаской относился к представителю Комитета на борту.

Никто, кроме Петроградского да Владимира не знал о прошлом Соболева.

Никто не ведал, через что тому пришлось пройти, какие лишения (прежде всего моральные) претерпеть за годы службы в государственной безопасности. Но даже самые информированные люди среди экипажа «Содружества» не представляли, что на самом деле за человек подполковник Соболев.

Тем временем прямая трансляция с холлом заседаний ООН прекратилась. Ее участники выполнили свой долг и пошли заниматься своими делами, кто личными, кто государственными. Прямую связь с кораблем имел лишь диспетчер, точнее целая группа диспетчеров, сидящих в различных частях Земли и сейчас с усердием наблюдавших в визорах показатели полета «Содружества».

При таких скоростях и ускорении орбиту естественного спутника Земли корабль пересек очень быстро и медленно, с величием встал на траекторию.

- Мы на курсе, - произнес Федор. Вслед за этим он назвал кучу всяких цифр и специфических терминов, которые были интересны только узкому кругу лиц.

- Это хорошо,- пробормотал Владимир. – Даже слишком хорошо! Не люблю, когда все идет настолько гладко.

Чандра и Федор с недоверием в глазах посмотрели на своего капитана.

- Хотел бы, - подал голос Нестеров-младший, - чтобы мы сбили на старте пару спутников?

- Не болтай ерунды, - строго ответил Владимир. – Просто меня утомили эти люди, лезущие со своими напутствиями и предложениями.

Видимо, они утомили не только капитана, поскольку практически все на мостике стояли с одинаковым выражением лица, на котором читались явное презрение к некоторым из выступавших и общая психическая усталость.

- Ладно, друзья мои. Всем спасибо все свободны, к кому это относится.

Со своих рабочих мест на капитанском мостике поднялись Федор, Штайнер и Ларсон. Чандра устроился в своем удобном кресле в полулежащем положении, выключил все визоры и напялил на глаза очки Петроградского. Чуть помедлив, свой пост покинул и Владимир.

Теперь их ждал Марс, пояс астероидов и планеты-гиганты Солнечной системы.

***

Едва Федор покинул капитанский мостик, как ему просто-таки засвербело подойти и пообщаться с Каролиной. Испытывая к ней целую гамму всевозможных чувств, Нестеров некоторое время топтался у входа в медицинский отсек корабля, пока, наконец, не был приглашен войти самой хозяйкой этих мест.

- Что стоишь, робеешь? – насмешливо произнесла мисс Фрейм. – Учти, робость в мужчинах меня не привлекает.

- А разнузданность? - устало улыбнулся Федор.

- И это тоже. Человек должен быть гармоничен во всем. Наглость и застенчивость, воля и покладистость – всего должно быть в меру, в противном случае человек станет однобоким и неинтересным.

- Ну, ты прям филос у нас.

Федор прошел вперед, нашел глазами медицинскую кровать, сел на нее.

- Ты ко мне на прием? – удивилась Каролина.

- Типа того. Пообщаться зашел, поговорить.

- Это радует, - кивнула девушка в ответ, поправляя свои волосы.

Она села напротив Федора на самодвижущийся стул, способный перемещаться во всей территории медотсека, положила ногу на ногу и приготовилась слушать Федора.

- Как тебе старт?

Девушка развела руками, как бы изобразив непонимания.

- Не вижу поводов для беспокойства, если ты об этом.

- То есть, как не видишь? – опешил Федор.

- А вот так. Что ты заметил такого, чего мы раньше не знали? Заговор? Для тебя это явилось новостью? Да на лице этих…, мне не пристало так выражаться, но ты понял…, так вот, на их лицах только и осталось написать, что мы в курсе про некий заговор, или же сказать нам об этом открытым текстом. Что здесь удивительного?

Федор помял лицо рукой, украдкой косясь на совершенные ноги девушки.

- Я думал, что так высоко не дойдет.

- Ха, - всплеснула руками Каролина, - ты думала, что все ограничится Петроградским и Соболевым?

Федор замер на месте как вкопанный, будто ему в одно мгновение влили лошадиную дозу нервной анестезии.

- О, да ты не знал, что Соболев тоже в этом участвует?

Нестеров как-то судорожно мотнул головой из стороны в сторону.

- Так вот знай. Максим Павлович, если и не участвует в заговоре, то, по крайней мере, в курсе происходящего.

Молодой человек откинулся на спинку удобной кровати, недоумевающим взором уставился в потолок, который источал мягкий белый свет, очень приятный для глаз, успокаивающий, словно гипнотизирующий.

- Ладно, Федор Петрович, не печалься, - проворковала девушка, поднося ко рту Федора стакан с водой, - выпей, полегчает.

- Угу, - кивнул Нестеров, - машинально осушив стакан до самого дна.

Вода оказалась чрезвычайно вкусной, от нее в голове тут же посвежело, а энергии словно прибавилось в разы.

Федр недоуменно посмотрел на доктора, робко протягивая той стакан.

На очаровательном лице Каролина появилась загадочная улыбка, способная свести с ума кого угодно.

- Нравится?

- Что это? – прошептал Федор.

- Не бойся, наномашин я тебе никаких не подселила. Это простая обычная программированная вода и больше ничего.

Она поставила стакан на стол.

- Соболев,- продолжила она, - скорее всего, сам не все знает. Не нужно так уж расстраиваться насчет его персоны. Да, он, как говорится, в теме, но особого удовольствия по этому поводу не испытывает. У него и так… проблем своих, не дай Бог каждому, а здесь еще груз чужой воли, мало ему понятной.

- Ты его оправдываешь?

- И да, и нет, - нехотя ответила девушка. – Ему рассказали о… двойном дне нашей миссии еще до полета, и он мог отказаться, но предпочел сыграть отведенную ему роль. Однако Максим Павлович - человек отнюдь не глупый и понимает, что ему наверняка всей правды не сказали, вот и вынужден он сейчас находиться между молотом и наковальней. Соболев, скорее всего, сам по себе, и в заговоре участвовать не будет.

На лице Федора заиграли желваки.

- Ты так говоришь, будто копалась у него в голове, - мрачно произнес он.

Девушка остро взглянула Нестерову прямо в глаза, и от этого ее взгляда Федор едва не потерял сознание. Причем, он был уверен, что на сей раз дело отнюдь не в сногсшибательной красоте Каролины.

- У нас… свои секреты, - сухо произнесла она, отводя глаза в сторону.

Полегчало. Федор сглотнул подступивший к горлу ком, помассировал шею.

- А ты знаешь, что это за заговор? Что за второе дно у нашей миссии?

- Нет, - неожиданно быстро ответила Каролина. Может быть, слишком быстро. – Уверена, что даже сам Петроградский всего не знает.

Федор посмотрел на пустой стакан, где совсем недавно находилась программируемая вода. О чудесных свойствах воды ходили самые разные легенды еще со времен древней Руси. В исконно русских сказках всегда присутствовала живая и мертвая вода, способная залечивать раны, поправлять физическое и душевное здоровье и даже пробуждать к жизни. Но то были лишь сказания, основанные, правда, на вполне реальных событиях. К более-менее практическому использованию воды в качестве универсального лекарства, которое можно было именно что программировать, приступили в начале 21 века. В то время заговоренная, особым образом структурированная вода считалась чистым шарлатанством, и это даже несмотря на то, что существовали вполне действенные эксперименты с самой распространенной жидкостью на Земле. В них тары с водой подвергались воздействию всевозможных несвязных звуков, мелодий различных музыкальных направлений, записанному на цифровые носители пению птиц. Воде читали стихи Пушкина, Есенина, пели песни и даже признавались в любви, пытаясь вложить в эти слова все свои самые добрые, светлые чувства. Параллельно с этим, воду ругали, вместо мелодичных композиций и приятных звуков, на нее обрушивали диссонансные напевы, оскорбляли, унижали, вкладывая в слова боль, ненависть, злобу, жадность – все самые темные, разрушительные качества души человека. На выходе же имели такие поразительные результаты, что официальная наука отказывалась верить в эти эксперименты, считая их подделкой и самой настоящей лженаукой, поскольку серьезной научной физической базы у этих самых экспериментов не имелось. А, меж тем, обратить внимание и в самом деле было на что. Та вода, которую всевозможным образом пытались «зарядить добром», кристаллизовалась в удивительные живописные орнаменты, настолько гармоничные и геометрически правильные, что, глядя на них, человек ощущал внутренний покой и блаженство. В жидком состоянии такая вода, в самом деле, могла лечить множество пищевых расстройств, нормализовывать артериальное давление, омолаживать организм, приводить внутренний мир в состояние покоя и абсолютного комфорта с внешней средой. Напротив, вода, которую старались «ругать и унижать», в скором времени кисла, тухла, становилась мутной. Ее кристаллизация проходила по аномальным законам, а сама кристаллическая структура ничего кроме отвращения не вызывала.

Однако время шло, цивилизация не стояла на месте, наука и технологии развивались, и железный фактор удачных опытов на воде игнорировать уже было не возможно. Пока одни споро искали научное объяснение данному феномену (с переменным успехом, прямо скажем), другие поставили производство структурированной или программируемой воды на поток. Заговоренная вода стала использоваться в медицине и косметологии, несколькими годами спустя появились установки, способные воздействовать на воду как позитивно (в медицинских селях), так и негативно (специально для спецслужб и военных). Подобная аппаратура настолько мощно воздействовала на воду, что стакан «мертвой» воды мог в течение часа убить любого, даже очень здорового человека, а несколько глотков «живой» исцелить раны различной тяжести ни чуть не хуже регенерационной камеры.

- Еще водички? – спросила Каролина, проследив за взглядом Федора.

- Не откажусь, - кивнул тот утвердительно.

Ощущения от этой воды были самыми удивительными. Странно, но Нестеров никогда не пользовался подобными процедурами, хотя они были распространены повсеместно.

Второй стакан произвел на него не менее яркое впечатление, чем предыдущий. Это не было похоже на живой огонь, текущий по горлу куда-то внутрь него, это, скорее, напоминало освежающий вихрь, подымавшийся как раз изнутри него наружу. Морозная свежесть, тугой комок студеного воздуха ударил куда-то в нижнюю часть головы, бравым, всесокрушающим войском ворвался в сознание, наводя там свой порядок, упорядочивая мысли и чувства.

Девушка тонко улыбнулась, едва заметно, одним уголком губ.

- Только не говори мне, что ты такую вещь ни разу до этого не пил.

- Не пил, - совершено честно признался Федор. – А что тут удивительного?

- И алкоголь не употреблял?

- Почему это? Бывало пару раз. Я не любитель, знаешь ли, да нам и нельзя.

Каролина легонько провела своей ладошкой по его волосам.

- Я знаю, что нельзя. Однако я не думала, что ты такой правильный.

- Мы почти все такие, - ответил ей Федор, резко вставая с кровати и пробуя свои ощущения.

Бодрость ощущалась во всем теле, и с учетом многократно возросшей мощи организма, Нестерову приходилось изрядно попотеть, чтобы не выкинуть перед дамой какой-нибудь дешевый трюк.

- Что намерен делать? – осторожно спросила его девушка.

- Поспать, - машинально ответил Федор, хотя спать ему как раз сейчас не хотелось. Потом он, вдруг, сообразил, что Каролина спросила его отнюдь не об этом. – Пока ничего. Не подойду же я к Петроградскому, чтобы спросить у него в лоб, что происходит?

- Не подойдешь.

- И я о том же. Посему надо просто выполнять свою работу.

Он направился к выходу из медицинского отсека, но перед самыми дверьми остановился.

- Слушай, - окликнул он девушку, - а как ты думаешь, что в принципе нас может ждать?

- Предлагаешь устроить мозговой штурм? – немедленно сориентировалась Каролина.

- Что-то в этом роде.

Она присела на край стола, обхватила руками коленку и уставилась куда-то в потолок.

- Знаешь, я как-то думала над этим, но ничего разумного мне в голову не пришло.

- А неразумного?

- Полно.

- Поделись, - загорелся Федор.

- Ну, даже не знаю, мне кажется это бредом.

- Мне все уже кажется бредом. Давай говори, что ты там напридумывала.

Девушка улыбнулась каким-то своим мыслям.

- Скажи, ты хорошо знаешь корабль?

- В плане? – не понял вопроса Федор.

- В плане его обустройства, помещений, внутренних интерьеров.

Нестеров почесал затылок, мгновенно прокручивая в голове уйму информации о «Содружестве». Коридоры, лифт, мостик, каюты, лаборатории, прочие технические помещения…. Да, Штайнер знал корабль лучше, но он был бортинженером, а не астронавигатором, поэтому Федор с гордостью мог сказать девушке «Да».

- Знаю, - ответил он, - но не понимаю, к чему ты клонишь.

- Как ты думаешь, на корабле есть место, недоступное для общего доступа?

- В смысле?

- Я имела ввиду, есть ли какой-то отсек на «Содружестве», о котором никто кроме известных тебе фигур не знает?

Федор улыбнулся про себя таким мыслям Каролины, но тут же взял себя в руки.

- Понятия не имею, - честно признался он. – Честно, мы облазили со Штайнером и Чандрой все известные нам помещения, и я даже не могу представить, чтобы на корабле была тайная комната.

- Но, все же, если б она была, где бы она могла находиться?

Федор представил себе модель корабля, которую ни раз уже видел во всех возможных перспективах и ответил.

- Либо на самом верху, либо в низу, в приемных отсеках. Там проще простого что-либо спрятать, однако повторюсь, я там тысячу раз бывал, и ни я один, ничего тайного или скрытого там нет.

Девушка уставилась в пол задумчивым взглядом.

- Так ты мне объяснишь, что происходит? Допустим, этот отсек существует. Что с того?

Каролина, однако же, с прямым ответом не спешила, и задала свой:

- Скажи, ты хорошо знаешь каждый элемент нашей силовой установки?

- Генератора или КАПов?

- Квантовых активаторов. Вообще, ты хорошо знаешь принцип его работы?

- Разумеется, - немного раздражительно ответил Федор. - Подобное объяснялось и в школе, и в академии. Это же обыкновенная физика, ничего больше.

- А не может быть так, что наши КАПы имеют второе дно? Что если они способны работать… эм… немного иначе, чем мы все привыкли считать?

Нестеров застыл с непонятным выражением лица. Сначала из последнего заявления девушки он ничего не понял, но потом до него начало доходить.

- Не хочешь ли ты сказать,- спросил он, - что наша силовая установка в тайне от нас способна каким-то образом перебросить экипаж за кучу парсек от родной солнечной системы?

- В точку. Или не она сама, а нечто, скрывающееся в гипотетической тайной комнате. Теперь моя идея тебе понятна?

Федор медленно кивнул. На его губах появилась кривая усмешка.

- Оригинальное заявление,- хмыкнул он. – Честно признаться, я до такого не додумался.

- Это, наверное, потому, что ты не страдаешь заскоками, которые есть у меня, - засмеялась Каролина.

- Может быть. Идея, прямо сажем, фантастичная. Понимаешь, что нужно сделать, чтобы перебросить «Содружество» со всем его содержимым хотя бы к ближайшей звезде?

Каролина неловко мотнула головой из стороны в строну.

- Не до конца.

- Нужна принципиально иная, подчеркиваю это, технология, нежели имеющаяся у нас на борту. Ни одна физическая теория пока не способна приблизить нас к межзвездным полетам за разумные сроки, из-за чего, кстати, рождаются всякие дополнительные поправки к кодексу космоплавания. Есть теоретические гипотезы, но в настоящее время они не далеко ушли от тех, которые существовали лет пятьдесят – сто назад.

- А что это за теории?

Федор подошел к девушке, прислонился к столу рядом с ней.

- Их огромное количество. Сюда можно отнести телепортацию и свертку пространства, кротовые норы и прыжковые технологии.

- Прыжковые технологии?

- Да. В общей теории суперструн после доработки ее с учетом последних данных теории суперобъединения и единого электромагнитного поля, была уточнена природа тех самых одномерных бесконечнодлинных объектов, именуемых струнами или стрингами. Это пространственные пустоты между квантонами в ультрамикромире, и при помощи соответствующего генератора можно было бы, теоретически, разумеется, проникнуть в эти струны или прыгнуть в них. Отсюда и такое название – прыжковые технологии. Я как-то изучал физику этих гипотез, там сплошная многомерность и очень сложная математика, думаю, наши академики на борту могут объяснить все лучше меня.

- Понятно. Ну, про кротовые норы и телепортацию я наслышана, а что такое свертка пространства?

Федор усмехнулся.

- Это довольно любопытная вещь, в теории, разумеется. На практике я не представляю, что нужного сделать, чтобы получить должный эффект.

- Давай, рассказывай, не томи уже.

- В общем, дело обстоит так: представь себе лист бумаги, возьми в руки что-нибудь чертящее, рисующее или пишущее, поставь в произвольных местах листа две точки и соедини их прямой. Соединила?

Каролина изобразила лицом непонимание.

- Ты мне сейчас про кротовые норы рассказываешь?

- Нет, - замотал головой Федор. – Эти две теории в чем-то схожи, но принципиальны в одном. Если в кротовых норах, пространственная дыра лежит в третьем измерении, то в теории свертки пространств, мы сами должны согнуть лист пополам, так чтобы приблизить две точки на минимальное расстояние друг к другу, но оставаясь в пределах нашего листа. Короче, в этой теории при самом перемещении нет дополнительного измерения с той самой норой, дырой, порталом, называй как хочешь. Как мы сворачиваем лист, пространство в нашем случае, не имеет значение, это, скорее всего, будет как раз многомерный процесс, однако точка входа и точка выхода нашего пути будут практически совпадать и находиться на одном листе.

Девушка посмотрела на Нестерова каким-то туманным взглядом. Было похоже, что она не до конца поняла его объяснения.

- Подожди, если мы сближаем точки входа и выхода по этой самой теории, то как они смогут находиться в одной плоскости?

- Подумай. Вспомни геометрию. В каком случае одна точка может принадлежать двум линиям?

- При пересечении прямых, - не задумываясь, ответила Каролина.

- Правильно. Но, точка – это объект без ширины и длины. Точка принадлежит и линии, и плоскости, и объему, и гиперповерхности. Она есть везде, а, следовательно, если мы сложим наш лист так, чтобы две точки стали одной, то есть заняли одно и то же место в пространстве, мы получим мгновенный переход тела из точки входа в точку выхода. И никакого тебе дополнительного измерения при самом переходе, как при теории кротовых нор.

- Это ж сколько нужно энергии затратить на саму свертку? – задумчиво произнесла Каролина.

- Уйму. Наши современные генераторы на такое не способны. Резонансный системы, конечно, хороши, но по подсчетам Штайнера, если объединить все энрегодобывающие системы человечества в одну и заставить их аккумулировать энергию для переброса, скажем, «Содружества» до Альфы Центавра по теории свертки, то необходимый срок работы единого энергетического комплекса составит пять тысяч лет. Представь себе, как это энрегозатратно на самом деле.

Девушка захлопала ресницами, словно увидела перед собой не весть что.

- Как все не просто, - грустно произнесла она. - Вот у нас в медицине не так все запутанно.

- Когда-то это было не так. И потом, не думаю, что в медицины сейчас все открыто и известно. Наверняка есть еще векторы развития твоей профессии, которые в настоящее время активно осваиваются.

Каролина молча кивнула, соглашаясь с доводами Федора.

- Кстати, насчет межзвездных полетов, есть еще один способ, совсем… эм… простенький, - вспомнил молодой человек.

- В смысле простенький?

- По сравнению с ранее озвученными. Нет, он тоже достаточно энергозатратный, но его хотя бы возможно описать с помощью современных теорий.

- Ну-ка, делись? Что за способ.

- Это прыжковые технологии, которые…

- Были уже прыжковые, на струны, кажется…

- Это другое. Сейчас объясню. Мы освоили гравитацию совсем недавно. Мы еще в самом начале пути ее освоения, поэтому не понимаем некоторых вещей, но это пока. Зато уже сейчас есть кое-какие наработки для того, чтобы, используя гравитацию, сопутствующее ей искривление пространства, обогнуть некоторые законы физики.

- Это какие еще законы?

- Теорию Относительности, например. Никто не отменял тот факт, что любой материальный объект способен двигаться со скоростью лишь мене или равной скорости света в вакууме. По теории есть, конечно, сверхсветовые частицы - тахионы, есть целые разделы физики этому посвященные, но это лишь теория и ничего больше. Пока. Так вот, кроме ограничения по скорости имеет место быть такой неприятный эффект как увеличение массы тела при приближении его скорости к скорости света. Ранее считалось, что рост массы устремлен в бесконечность при достижении тела световой скорости, но с внедрением теории единого электромагнитного поля в постулаты Альберта Эйнштейна были внесены некоторые коррективы. Так оказалось, что масса, с ростом скорости растет до конечного предела, пусть и очень огромного.

- Это конечно замечательно, - хмыкнула Каролина, - похвально, что ты так прекрасно учился в школе, но я что-то пока не понимаю, как гравитация нам способна помочь в разрешении этих двух проблем?

- Очень просто. В обоих упомянутых мною проблемах близсветового движения фигурируют реальные тела, реальная масса. Космический корабль не сможет достичь светового предела, физика не позволит, ведь он реальное, материальное тело.

- А что сможет?

- Сможет кусок пространства вместе с кораблем.

Девушка удивленно уставилась на Федора.

- Это еще как?

- Да очень просто. Под воздействием гравитации происходит искривление пространства. Так?

- Угу.

- Вот. Теперь если создать такой гравитационный генератор, который позволил бы изогнуть пространство вокруг корабля, создав своего рода некую сферу, шубу искривленного пространства, то для всего остального космоса корабль как бы переставал существовать в качестве реального объекта.

- И что это бы нам дало?

- А то, что внутри шубы корабль смог бы двигаться, скажем, с вполне себе нормальными скоростями, вот как «Содружество» сейчас, в то время как сама шуба относительно реального космоса могла перемещаться со сколь угодно большой скоростью. Все зависит лишь от количество энергии, затраченное на строение шубы и на ее перемещение.

Нельзя сказать, что девушка была шокирована подобными заявлениями, однако Федору удалось ее в значительной доле удивить.

- И подобный способ действительно обходит законы Теории Относительности?

- Да, совершенно.

Она смешно поджала нижнюю губу, так что Нестеров едва сдержал собственную улыбку.

- Хм, а ведь это могло бы все объяснить, - сказала она ироничным тоном.

- Ты про теорию заговора?

- Да, про нее самую. Если учитывать тот факт, что «Содружество» на самом деле является космическим кораблем с потенциалом несколько большим, чем известен нам, настолько большим, что способность корабля долететь до любой звезды представляется какой-то обыденностью, а не явлением из ряда вон выходящим, тогда…

- Кэрол, - позволил себе сократить имя девушки Федор, при этом не уловив в ее настроении негативных эмоций, - это всего лишь теория. Я не думаю, точнее я уверен, что до ее реализации дело еще не дошло и не дойдет в ближайшем будущем.

- А секретные разработки? Как насчет них? Ты ведь видел всех тех людей, которые якобы желали нам удачи. Это же международный заговор! Что стоит десятку крупнейших стран Земли в тайне ото всех объединить усилия в исследовании твоей гравитации и создать не просто обычный активатор пространства, а этот генератор шубы, генератор искривления пространства!? Представь себе, вполне легально без всех секретов создается самый современный космический корабль, создаются куча систем, двигательная установка, ядро искусственного интеллекта. Все счастливы, все ждут старта, но при этом в нескольких особо секретных лабораториях по всему миру под строжайшим надзором военных и с ведома высших властных чинов разрабатывается… технологический агрегат, способный вывести человечество не просто в космос, но в отдаленный космос. Это ведь вполне реально, хоть и фантастично, поскольку мы с тобой – лишь звенья в общей цепи и не видим всей картины целиком. Здесь гораздо важнее другое – зачем, если, конечно, мы с тобой правильно во всем разобрались, нужно было делать этот генератор или что-то наподобие него в тайне ото всех? С какой целью прятать эту технологию даже от экипажа корабля? Причем, судя по выражению лиц всех этих президентов, я ясно поняла, что нам непременно предстоит столкнуться с… с чем-то.

Федор только что и сумел пожать плечами. Он никак не хотел признаваться самому себе, что девушке все же удалось посеять в нем семена сомнений, и теперь пытался взвешивать все за и против, обдумывая то, что сказала Каролина. В одном он был точно уверен – заговор существовал, и как сказала Каролина, им вскоре в обязательном порядке предстояло с ним столкнуться. А значит, необходимо было подготовиться ко всем мыслимым и немыслимым неожиданностям, хотя бы психологически, что, порой, значило гораздо больше.

- Душевно поговорили, - пробурчал Федор, направляясь прочь из медицинского отсека. – Пойду, проведаю собственную каюту и на рабочее место.

- Заходи, если что, - сказала Каролина, - поболтаем.

Он кивнул, проходя сквозь распахивающиеся двери, и в коридоре едва не наткнулся на Шарля Пере. Французский физик явно не ожидал увидеть здесь никого постороннего кроме той, кому полагалось быть на своем месте по долгу службы, а посему еле сдержал удивление от внезапной встречи.

Он натянуто, сухо улыбнулся, при этом в его глазах блеснул ядовитый огонь вперемешку с гневом, завистью и страхом. Шарль почувствовал в астронавигаторе опасного конкурента в борьбе за сердце дамы, но при этом отступать первым физик явно не желал, да и не привык этого делать.

Федор даже не обратил внимание на то, насколь быстро, точно и полно ему удалось составить психологический портрет текущего состояния француза. Не взыграла в нем и ревность, хотя девушка ему очень сильно нравилась. Его голова в данный момент была забита совершенно другими вещами.