Личная жизнь на работе

Олег ЗОИН

Личная жизнь на работе

Отрывок из романа

Вернувшись из Балаково, Семён взял на три дня больничный по гриппу и залёг в общаге с головной болью и ломотой в членах. Выйдя в следующий понедельник на работу в Московскую дирекцию, он, словно июльский отпускник, не торопясь поднялся на второй этаж в апартаменты родного управления.
В плотно уставленной канцелярскими столами трапезной гудел интеллигентный люд. Лишь один стол оказался неожиданно пустым и незадействованным в творческом процессе управления. Покрытый солидным толстым стеклом, двухтумбовый, под бук, он уверенно держал оборону в правом - красном – углу помещения.
На стекле одиноко стояла вазочка-карандашница под Гжель с десятком идеально отточенных толстых (“сталинских” – для руководящих резолюций) цветных карандашей, стопочка чистой бумаги формата А-4 и табличка для дикарей с напоминанием – “ТопАЗ. Гольдберг Аркадий Исаакович, технический директор”. В самом нижнем уголке справа мелким шрифтом была подробность для дотошных посетителей, она же помета для посвящённых – “УСП”…
Несведущие командированные из глубинки с заводов-смежников, а то и директора этих заводов, иногда забредавшие в трапезную УСП, конечно, и не догадывались, что Гольдберг всего лишь замначальника технического отдела Управления смежных производств ТопАЗа, одного из десятков управлений ТопАЗа…
И принимали его за технического директора всего ТопАЗа, а то и Минавтопрома! Что очень льстило Аркадию Гольдбергу.
Именно за этим столом Ната так любит делать уроки.
Самого “технического директора” на месте не было, и Семён уселся на его место в обитое мерзким коричневым кожимитом бюрократическое кресло фабрики “Красный рассвет”.
На прошлой неделе, когда Семён организовал Гольдбергу, как коллеге по ЗАЗу и земляку, изготовление в переплётной мастерской за “Балчугом” сотни дефицитных визиток, они чуть было не поссорились. Дело в том, что Семён не утерпел и заложил в тексте визитки дружескую шпильку. Ну, натура такая противная – хохмить семь дней в неделю! Отчество технического директора наборщик с подачи Семёна набрал с тремя “а”. Получилось - Исааакович…
Вначале обрадованный Гольдберг ничего не заметил. Скрипя сердце, рассчитался, со вздохом отдавая десятку. Визитки-то превосходны. Твёрдый глянцевый полукартон, в два цвета, фон – “кофе с молоком”, текст – “шоколадный”… Но кто-то из бескорыстных доброжелателей открыл техническому директору глаза, и Аркадий Исааакович при первой же встрече схватил Семёна за галстук.
– Блин, что ты напечатал на визитках, шлемазл?..
Семён вытаращил глаза на технического директора.
– ??????????????…
– В отчестве три “а”! – Продолжал возмущённый коллега. - Министр меня засмеёт!..
Серба отвоевал галстук и рассмеялся. Все знали, что Гольдберг невероятно честолюбив и чёрт-те что о себе воображает.
Коллеги давно смирились с гонором и амбициями Аркадия Гольдберга и лишь подтрунивали над ним иной раз. Семён ухмыльнулся. Он знал, что Аркадий к министру Полякову не вхож, туда допущены лишь генеральный Борисов, поскольку он в ранге замминистра, технический директор ТопАЗа Плакин и руководитель Московской дирекции ТопАЗа Басаев… А товарищ Гольдберг вхож лишь к Кларе Соломоновне, секретарше замминистра Б.
– Ну и что, – рассмеялся Семён, – так ведь даже лучше, гораздо солиднее, значительнее…
Гольдберг подумал, вынул из карандашницы превосходно заточенный толстый красный – директорский – карандаш, повертел его в руке и поставил обратно.
– Пожалуй, ты прав, пся крев, лишняя буква будет работать на результат. На этот раз я тебя прощаю. Но смотри, со мной свои хохмочки брось!..
– Это ты брось зажимать премию за находчивость. Где бутылка армянского коньяка? Ты же обещал! Ну, пусть не армянский, если тебе не достать, так хотя бы грузинский тащи!
Гольдберг призадумался. Расстаться ещё с четырьмя рублями и с 12 копейками для него было невыносимо. Вдруг он заулыбался, как майское солнышко.
– Семён, а что если я рассчитаюсь натурой?..
– Это в каком смысле? – Не врубился Серба.
– Ну, ты это, холостякуешь ведь, да ещё и дитя таскаешь по ТопАЗам. Нехорошо это, не по-коммунистически… Женщина тебе нужна, подруга, а лучше жена… И как раз есть у меня одна на примете, вполне для тебя то, что надо. Она тебя в приличный вид приведёт и в Москве пропишет, у неё, знаешь, какие связи…
Семён уже устал от попыток сослуживцев и особенно сослуживиц женить его и создать для не всегда причёсанной Наты сносные условия жизни. Поэтому он последнее время стал довольно покладистым в этом отношении, терпеливо выслушивал нотации и поучения, соглашался даже на смотрины, как те, что недавно были с Длинной Лошадью. Понимал он и то, что найти подходящую женщину ему, уставшему от десятилетней тягомотины с Марией, будет непросто. Спросил, как можно более безразлично:
– А что, она не твоя подшефная?..
– Ну, что ты, что ты, мы с ней просто дружим… Она – большой человек, у самого Евгения Артёмовича референт!..
– Как, первого замминистра?..
– Ну да! Я тебе жизнь в светлую сторону поверну, может быть…
– А зовут-то хоть как? Не Клара Соломоновна случайно?.. – Скривил кислую рожу Семён.
Исааакович чуток стушевался, но быстро взял себя в руки:
– Ты угадал. Я тебе абы что не посоветую. Женщина самостоятельная, и квартира шикарная однокомнатная на Малой Бронной!..
Семён молчал, не зная, как отвертеться от Аркадия. Не скажешь ведь, что бабцы типа крепко за тридцать после знакомства с Длинной Лошадью очень обесценились в глазах отца-одиночки. Не видя энтузиазма в глазах Семёна, Гольдберг осуждающе покачал головой.
– Ты вроде современный человек, а сам себе враг. Даже предположить не мог, что имею дело с антисемитом. Фу, какая гадость!.. Отчество ему, видите ли, не нравится. Ты хоть слыхал когда, кто такой Соломон и какова его роль в создании современной цивилизации?..
Тут уже Семён, вдумавшись в гневную отповедь правоверного ленинца Исаааковича, не выдержал и облегчённо рассмеялся. Уж чего-чего, а интернационализма у Сербы выше крыши. Была бы женщина по сердцу, а то, что она Соломоновна да хоть бы и Исаааковна, имело бы второстепенное значение…
– Ну, ладно, только для тебя сделаю исключение из моих последних правил… И как ты предполагаешь нас познакомить?..
– Нет ничего проще. Я уже всё продумал. Завтра с утра мы едем с тобой в Минавтопром, последний раз ты закажешь разовый пропуск, и я заведу тебя к ней, вроде чтобы попросить оформить тебе постоянный министерский пропуск. Будешь ходить с красной корочкой, как белый человек…
У тебя фото 3х4 есть? Если нет, то сбегай с утра сфоткайся…
– Есть у меня, – засмеялся Серба, – за обложкой паспорта всегда ношу…
– Ну, тогда ты к борьбе за дело Ленина-Сталина готов... Будь здоров, до завтра!..

Сказано – сделано! На следующее утро, а оно выдалось в ту последнюю декаду сентября тёплым, тихим и ласковым, Семён Серба и Аркадий Гольдберг убедили начальника Управления, что им неотвратимо нужно податься в Минавтопром, в холле которого их якобы будут ждать командированные с Медвежанского завода РТИ для согласования технических условий на производство уплотнителя лобового стекла на автомобиль ТопАЗ.
Никифор Витальевич то ли поверил, то ли сделал вид, что верит. Вальяжный Антонов часто отпускал подчинённых полетать по Москве в самостоятельном полёте, так как не всегда с утра готов был загрузить их хоть какой работой. А так, побегают, расширят кругозор, да и день быстрее пройдёт.
Начальник он, в-общем, был хороший, не жлоб и не зануда. Просто глубоко несчастный человек. Ну, в самом деле! Зачем-то припёрся из Кременчуга с туповатой да мужиковатой любовницей Тосей, хотя и в Управлении, и вообще на ТопАЗе доступного бабья, как голубей у Белорусского вокзала. Но назад хода нет, и придётся ему этой почти сорокалетней образине пробивать квартиру и держать при себе секретаршей.
С другой стороны, всё руководство ТопАЗа, целые бригады из управлений Главного конструктора и Главного технолога и даже его коллеги, начальники “Металлоснаба” и “Техснаба”, регулярно ездили в командировки в Штаты, Францию, Италию, ФРГ и даже в Японию, а он, поводырь всей внешней кооперации ТопАЗа, нигде ни разу пока что не был.
А ведь коллеги не просто ездили подышать миазмами загнивающего Запада, но и по приезду “Волги” покупали в “Берёзках” и, даже страшно вслух сказать, делали там, в загранке, неплохие капиталы на контактах с инофирмами, жаждущими заключить контракты с ТопАЗом на поставку оборудования и технологий…
Так что гуляйте, мужики, пока Никифор Витальевич полдня курит трубку и строит планы облагораживания личного благополучия…

Аркадий, как всегда, панически боялся застрять в лифте и потащил коллегу на допотопную когда-то мраморную лестницу. Запыхались, покуда добирались до нужной двери на третьем этаже.

Вначале миновали солидную дубовую дверь-портал в обиталище замминистра. А следующая – то, что надо. Над дверью кабинета скромная табличка золотом по чёрному фону – “Референт”…
– Клара Соломоновна, привет, дорогая! – По-свойски потрепав приятельницу по загривку, Аркадий Исааакович подтолкнул оробевшего провинциала к столичной даме. – Вот тот джентльмен, с которым мы до ТопАЗа много лет вкалывали на ЗАЗе. Знакомься, его зовут Семён! А ещё лучше – Сенечка!..
Семён внимательно посмотрел на женщину. В прошлом, несомненно, миниатюрная, к сегодняшним 35 уже довольно перекормленная. Однако борется за место под московским солнцем, красится, штукатурится, завивается…
– Клара… – томно проворковала хозяйка небольшого, квадратов восемь, кабинета на третьем этаже здания Минавтопрома на улице Дзержинского, то есть Большой Лубянке, по-мужски протягивая для знакомства правую руку с двумя золотыми перстеньками с камушками. Пальчики, полноватые для молодящейся фемины, оканчивались не по-пролетарски длинными ногтями кричаще алого цвета.
– Семён… – негромко ответствовал Серба, пытаясь выглядеть независимо и осторожно пожав протянутую ручку.
– Присаживайтесь, гости дорогие. Пока у меня шеф в отъезде, мы можем спокойно поговорить. Так что, Аркаша, если я тебя правильно вчера поняла, ты просишь сделать Семёну удостоверение МАП со вторым допуском?..
– Ну да, он у нас начальник серьёзного отдела и повседневно околачивается в Минавтопроме. Опять-таки, в Миннефтехимпром часто ходит, там тоже пока бумажку выпишешь, день и прошёл… Неудобство, да и дело страдает… Ему, как воздух, необходим постоянный пропуск в Минавтопром!..
Впрочем, если не можешь сделать постоянный пропуск сюда, сделай ему пропуск в своё сердце… Имей в виду, он мужчина неженатый и очень положительный!..
Клара Соломоновна улыбнулась, слушая трёп своего приятеля. Охладила его порыв.
– Ты меня, Аркадий, уже который раз втягиваешь в нарушение установленного порядка. Знаешь ведь, что от ТопАЗа имеют удостоверения МАП с постоянными пропусками лишь первые лица – Генеральный, замы, главный инженер, главный технолог, главный конструктор, руководитель Московской дирекции…
Гольдберг перебил Клару Соломоновну.
– Ну, Кларочка, ну, не будь такой противной. Ты же вчера обещала…
– Аркаша, не гони лошадей! И с каких это пор ты стал верить женским обещаниям?.. Ох, опять надо вступать в сделку с совестью. Доведёшь ты меня до того, что меня вытурят из МАПа. А заодно и из партии. Ты будешь тогда меня содержать?..
Ладно, уговорили! Семён, давайте паспорт и фотку. Я быстренько сделаю то, что вы хотите…
Семён достал паспорт в красной ледериновой обложке с ярким гербом СССР, из-за обшлага обложки извлёк блок своих фотографий 3х4, оставшихся ещё с прошлого года, когда фотографировался на Топазовское удостоверение при поступлении на работу. В блоке осталось три его физиономии, но Клара Соломоновна отрезала две, а оставшуюся по-свойски положила Сербе в нагрудный карман пиджака.
– Сейчас я вас, мальчики, покину на пять минут, а вы покуда полистайте аморальные журнальчики. – Она вытащила из недр книжного шкафа три номера Плейбоя. – Вчера только мужики из Лондона прилетели и, когда командировки отмечали, оставили мне для расширения кругозора. Такая гадость, между прочим. Как вас, мужиков, только и тянет на подобную похабность!..
Клара Соломоновна вышла, а Семён с Аркадием с немалым любопытством погрузились в изучение тлетворной буржуазной журнальной продукции. Но основательно разобраться с забугорным маразмом не успелось. Клара Соломоновна вернулась, как и обещала, через пять минут, неся двумя руками удостоверение Минавтопрома для ответственных, руководящих кадров. Она вручила корочки Сербе так торжественно, как Леонид Ильич поздравляет и награждает космонавтов. Даже обняла Семёна так же крепко и тепло, разве что не поцеловала взасос, как обычно практикует Генсек… И это было что-то. В смысле – корочки!
Тяжёлые тёмно-красные, почти вишнёвые створки удостоверения с тиснёным золотом гербом Союза, уверенно распахивались, являя миру солидное нутро, внушающее уважение строгим оформлением.
Серба, не веря своим глазам, вчитывался в чеканные буквы:

Министерство автомобильной промышленности СССР
УДОСТОВЕРЕНИЕ № 149
Предъявитель настоящего удостоверения
тов. Серба Семён Станиславович
является начальником отдела ПО ТопАЗ
Действительно по 31 декабря 1978 г.
Заместитель министра Ннннннннн

На правой стороне удостоверения красовалась физиономия Сербы формата 3х4, освящённая сложной печатью МАПа, две матрицы вида “Срок продлён по “ “ ……. 19___ г. Начальник хозуправления _________” и, главное, табличка из четырёх ячеек.
В первой ячейке красовался лиловый штамп в виде контура пятиконечной звёздочки, внутри её чётко просматривалась цифра “2”, что, как оказалось, означало второй уровень доступа в здание МАП и его подразделения в других местах Москвы и Союза.
Во второй ячейке расположился оттиск, напоминающий эскиз энцефалитного клеща. Клара Соломоновна пояснила, что это штамп “вездеход”, позволяющий обладателю удостоверения беспрепятственно посещать все заводы Минавтопрома…
– Ну, мальчики, такое удостоверение надо обмыть, иначе оно может потеряться или ещё что… Понимаю… Вы не предполагали такого поворота дела и не подготовились должным образом… Не расстраивайтесь, я приду на помощь.
Она открыла холодильник “ЗИЛ”, скромно стоявший в углу, и извлекла из него початую бутылку коньяка и полпалки уже редкой тогда “Брауншвейгской”… Очистила от тошнотворных служебных бумаг половину своего письменного стола и пригласила гостей придвинуться теснее к месту действа.
Аркадий, чувствовалось по его уверенности, здесь бывал не раз, потому что без подсказки нашёл вилки, нож, полбатона вчерашней халы и фужеры.
5-ти звёздочный “Арарат” Семён ещё в жизни в рот не брал, хотя за годы работы в торговле довелось много чего перепробовать.

Когда ехали на метро в Минавтопром, Аркадий Исааакович подробно просветил Сербу относительно выдающихся женских качеств Клары Соломоновны.
– Не будешь знать никаких проблем. Дочку воспитаете лучшим образом, потому что у Клары своих детей пока нет, а она очень хочет создать нормальную советскую семью…
Опять-таки, её связи. У неё божественные связи! Не мне тебя учить, но не забывай, что блат выше Совнаркома!.. Тебе не надо будет ехать на край света в задрипанные Топтуны, Клара решит вопрос на-раз, и ты вскоре, на зависть всяким Ляхам и Красивчукам, станешь номенклатурой МАПа… Ты же не дурак, голова светлая, сможешь сделать хоть какую карьеру…
Гольдберг так нахваливал Клару Соломоновну, что Сербу едва не стошнило, и он вполне мог психануть и устремиться, выходя из метро на “Дзержинской”, не в сторону “Детского мира”, а к Политехническому музею, например…
Вообще, прошёл едва год, как Семён освободился от семейной каторги с Марией, и снова вешать себе на шею почти сорокалетнюю прохиндейку не было никакого энтузиазма.
Но с другой стороны, интересы дочки вроде бы диктовали необходимость некоей отцовской жертвы, так что придётся, видимо, познакомиться с протеже Аркадия поближе…

Кабинет Клары Соломоновны был хотя и тесноват, зато имел приличную дореволюционную лепнину на потолке и камин, сгоряча заложенный большевиками в первые годы строительства нового общества простым бурым кирпичом и всё ещё по недосмотру обрамлённый чудными изразцами типа Гжели.
Да и само слово кабинет в данном случае имело неприлично-фривольный смысл, ибо во времена царя Гороха милое здание, возведённое по заказу Страхового общества в 1905—1906 годах архитекторами Л. Н. Бенуа и А. И. Гунстом в свободном неоклассическом стиле, было не что иное, как большой доходный дом, а попросту говоря, публичный дом, в коем кабинеты использовались по весьма приятному назначению…
Да, подумалось Сербе, вот здесь на месте холодильника и несуразного фанерного шкапа наверняка красовалась шикарная железная кровать с латунными шарами в изголовье и горой затейливых нескромных подушек. А на месте письменного стола тёмный дубовый трельяж с овальным зеркалом и целым выводком всяких о-де-колонов, духов и пудр…
Чуть дальше у камина, конечно, стояло затейливое кресло с бесстыжей пунцовой обивкой, а рядом легкомысленный комод типа “бабушкины тайны”. На развратной кровати, даже не надо включать воображение, возлежала аппетитная дореволюционная Клара, улыбаясь очередному клиенту в сногсшибательной форме морского офицера…

Грустные размышления, честно сказать, не добавляли Сербе энтузиазма.
Клара Соломоновна, очевидно, поняла смятение Сербы и взяла инициативу в свои холёные руки.
– Ну, мальчики, познакомились и будет. Мне пора за работу. Надо разобрать почту шефа, он завтра прилетит из Куйбышева и может прямо с утра коршуном налететь…
Сеня, а что Вы делаете сегодня вечером? Не сходить ли нам в кино?.. Считайте, что я приглашаю. От нынешних мужиков инициативы не дождёшься!..
Серба не ожидал такого бурного порыва руководящей дамы и только молча обречённо кивнул.
– Вот и отлично! Встречайте меня в пять часов у памятника этому малахольному Воровскому!.. Договорились. Тогда все условно свободны… Ха-ха!..