Усиление усиленного догматизма...

Д-р Поппер, как мы уже видели, рассматривает диалектический материализм,  или материалистическую диалектику, как источник «усиленного догматизма», в котором он считает повинным марксизм.

«Гегелевская диалектика, или ее материалистический вариант, не может быть принята в качестве прочной основы научного предвидения,—пишет он.—Так, если делаются предсказания, основанные на диалектике, некоторые из них сбудутся, а некоторые—нет. В последнем случае, очевидно, возникнет непредвиденная ситуация. Но диалектика достаточно туманна и гибка, чтобы истолковать и объяснить эту непредвиденную ситуацию так же ловко, как она объясняла и истолковывала ситуацию, ею предсказанную, но несбывшуюся. Любой вариант развития соответствует диалектической схеме; диалектику никогда не приходится бояться опровержения будущим опытом».

По-видимому, в замечания д-ра Поппера вкралась некоторая путаница—то ли он имеет в виду, что принципы материалистической диалектики не имеют ценности, потому что они сами не поддаются опровержению, то ли их недостаток в том, что их применениеприводит к не допускающим опровержения псевдотеориям, теориям настолько «туманным и гибким», что им «соответствует любой вариант развития».

Мы уже видели, что второе обвинение явно несправедливо. Несомненно, как говорит д-р Поппер, некоторые из предсказаний, которые сделал Маркс, применяя материалистическую диалектику к исследованию развития общества, не сбылись, однако теория общества Маркса оказалась «достаточно туманной и гибкой, чтобы истолковать и объяснить» неудачу предсказания во всех тех случаях, когда такая неудача имела место. Но в этом отношении теория Маркса абсолютно сходна с любой другой фундаментальной научной теорией. Тот вид «диалектической схемы» (или, точнее, научного анализа), который Маркс разработал в «Капитале», допускает и проверку, и опровержение и подлежит исправлению и дальнейшей разработке, точно так же как любая другая научная теория.

Быть может, д-р Поппер просто имеет в виду, что общие принципы материалистической диалектики, как принципы подхода или метода, были сформулированы так, чтобы не допустить их опровержения? Но если он имеет в виду именно это, то он ошибается, предполагая, будто эти общие принципы сами заключают в себе «предсказания». Если, как он говорит, им соответствует «любой вариант развития», то, очевидно, они не содержат никаких предсказаний. На самом деле эти общие принципы вообще ничего не предсказывают, и поэтому-то их не опровергает никакое опровержение предсказания.

Разумеется, такой принцип, как принцип материализма, утверждающий, что «материальный мир следует объяснять из него самого», неопровержим, и ему соответствует «любой вариант развития». Какое-нибудь конкретное материалистическое объяснение того или иного явления может быть опровергнуто, но это не опровергнет материалистического утверждения о том, что правильное объяснение надо искать, придерживаясь материалистической линии. Подобные принципы вообще ничего не предсказывают относительно конкретных событий. Они не участвуют в соревновании предсказаний наравне с теориями конкретных наук, и поэтому, естественно, что виды проверок, применимые к теориям, предсказывающим что-то, неприменимы к такому чисто методологическому обобщению.

Так же обстоит дело и с принципами диалектики. Они ничего не предсказывают. Например, утверждение, что вещи возникают и исчезают в процессах, ничего не предсказывает относительно того, когда или как возникнет или исчезнет какая-то конкретная вещь. Всякий, кто принимает этот принцип диалектики, может сделать целый ряд абсолютно ложных предсказаний, но это не опровергнет самого принципа. Так же обстоит дело с таким принципом диалектики, как утверждение, что качественные изменения основаны на изменениях количественных и что в определенный момент количественные изменения приводят к качественным Этот принцип ничего не предсказывает относительно какого-нибудь конкретного изменения. Окажись все такие предсказания ложными, это не опровергло бы общего принципа

Материализм действительно представляет собой «прочную основу научного предвидения», потому что теории, не основывающиеся на материализме, оперируют ложными абстракциями. И материалистическая диалектика представляет собой «прочную основу» потому, что теории, не применяющие ее, остаются абстрактными и односторонними. Но принципы материализма и материалистической диалектики отнюдь не являются «основой» для предсказаний в том смысле, в каком такой основой являются законы конкретных наук. Например, закон тяготения является основой для предсказаний того, что произойдет с движущимися небесными телами. В то же время сам он служит примером материалистического принципа объяснения всего происходящего в материальном мире из самого материального мира, и в этом смысле его предсказания «основаны» на применении общего принципа материалистического объяснения мира. Но сам по себе материализм как всеобщий принцип ничего не предсказывает. Современная формулировка закона тяготения может оказаться ошибочной, но это не докажет ошибочности материализма. Подобным образом и законы химии служат основой предсказания химических изменений, а сами являются примерами действия диалектического принципа связи качественных изменений с количественными. Они предсказывают, «основываясь» на применении этого принципа. Но сам по себе принцип диалектики ничего не предсказывает. Конкретные теории химии могут оказаться ошибочными, но это не докажет ошибочности материалистической диалектики.

В целях посрамления материалистической диалектики д-р Поппер затеял большую игру со словами «основа» и «основанный на…». Но основой употребления таких слов должно бы быть более осторожное пользование ими, чем это свойственно, по-видимому, д-ру Попперу. Утверждение, что общие принципы материализма и диалектики должны быть «приняты в качестве прочной основы научного предвидения», не значит, что эти принципы сами по себе что-то предсказывают, так что их можно проверять, как проверяют законы науки, по тому, как сбываются или не сбываются их предсказания. Смысл данного утверждения в том, что для того, чтобы заниматься научными предсказаниями, необходимо научиться понимать факты «в их собственных, а не в фантастических связях» и исследовать взаимосвязи, изменения, процессы. Если это не сделано, предсказания могут тем не менее высказываться и одни из них могут сбыться, а другие нет—как случается и с предсказаниями пророков и астрологов,—но им будет недоставать того, что д-р Поппер верно называет «прочной основой».

«Прочная основа» предвидения заключается в диалектико-материалистическом подходе к исследованию фактов. А это значит, что конкретные предсказания основываются на научных теориях и законах науки, выведенных путем исследования фактов и проверенных опытом. Подобные предсказания основываются, таким образом, на исследовании и только на нем. Это относится ко всем предсказаниям Маркса, как к тем, которые оказались верными, так и к тем, которые оказались ошибочными.

Но как Алиса, участвуя в безумном чаепитии, так и мы, имея дело с критиками Маркса, нашли, что образцы изложения мыслей, излюбленные Мартовским Зайцем и Безумным Шляпочником, только затемняют ясный смысл речи, обыгрывая самые очевидные примеры двусмысленности общеупотребительных слов. Из того, что говорили и делали Маркс и марксисты, с очевидностью следует, что диалектический материализм как методология вовсе не усиленный догматизм и не источник усиленного догматизма. Верно, что «любой вариант развития соответствует диалектической схеме», потому что «диалектическая схема»—это всего-навсего схема исследования вещей в их связях и развитии. Но неверно, будто по этой причине «диалектику никогда не приходится бояться опровержения будущим опытом». «Диалектик» не тот, кто изрекает, сидя в кресле: «Исследуйте связи!», но тот, кто исследует эти связи. Результаты его исследований остаются в силе или обесцениваются в зависимости от их соответствия будущему опыту, и если действительное развитие не соответствует предсказанному теориями, он вынужден взяться за пересмотр теорий с тем, чтобы они соответствовали развитию; фактически он вынужден поступать точно так же, как любойдругой принципиальный ученый-исследователь.

[Опять: зачем тогда мусорить головы диалектикой? Коли любой принципиальный ученый-исследователь уже ею владеет? - МИБ.]

Всегда готовый усилить свои опровержения, д-р Поппер немедленно вслед за отрывком, процитированным выше, переходит к признанию (как он делает это и в других местах своего произведения), что учение Маркса враждебно «догматизму» и отстаивает подлинно научное исследование. Ну и что из этого? Марксизм по-прежнему остается системой «усиленного догматизма»!

«Надо обсудить антидогматическую позицию Маркса,—пишет д-р Поппер,—Маркс и Энгельс энергично настаивали на том, что науку не следует рассматривать как совокупность окончательных и прочно установленных знаний… Ученый не тот, кто много знает, а скорее тот, кто полон решимости не отказываться от поисков истины».

В этом замечании д-р Поппер выдает некоторые из собственных путаных измышлений за то, на чем «энергично настаивали Маркс и Энгельс», потому что, настаивая, что никакое научное знание не может быть «окончательным», они, разумеется, не утверждали, что оно не может быть «прочно установленным», и, рассматривая науку как «поиск», они не отрицали того, что тот, кто ищет, может время от времени что-нибудь находить. Но не будем говорить об этом. Что здесь интересно, так это аргументация, с помощью которой д-р Поппер доказывает, что «антидогматическая позиция Маркса» превратилась в «усиленный догматизм». Вот она: «Прогрессивный и антидогматический взгляд Маркса на науку никогда не проводился ортодоксальными марксистами в сфере их собственной деятельности. Прогрессивная, антидогматическая наука критична, критика— самая ее суть. Но марксисты никогда не терпели критики марксизма, диалектического материализма… Антидогматическая позиция Маркса существует только в теории, но не в практике ортодоксального марксизма, а диалектика используется марксистами, по примеру Энгельса в его «Анти-Дюринге», преимущественно в целях апологетики — для защиты марксистской системы от критики… Благодаря диалектике антидогматическая позиция исчезла и марксизм определился в качестве догматизма, достаточно гибкого, в силу использования им своего диалектического метода, чтобы уклониться от любого нового нападения. Так он стал тем, что я назвал усиленным догматизмом. Здесь д-р Поппер развивает свое обвинение в ряде весьма огульных утверждений, о которых можно сказать без преувеличения, что ни одно из них не страдает пороком неопровержимости, поскольку все они ложны.

Он начинает с сообщения о прискорбных методах «ортодоксальных марксистов». Но если и существуют «ортодоксальные марксисты», которые «никогда не проводят прогрессивный и антидогматический взгляд Маркса на науку», то это доказывает не то, что материалистическая диалектика, которую Маркс рассматривал как принцип научного исследования, ведет к догматизму, а только отказ от материалистической диалектики Маркса тех, кто превратился в догматиков.

Действительно, были и до сих пор бывают подобные «марксисты». Именно имея в виду некоторых из них, Маркс сделал свое хорошо известное и часто не к месту упоминаемое высказывание: «Я знаю только одно, что я не марксист!».  Д-р Поппер может называть подобных догматиков «ортодоксальными марксистами», если это ему угодно,—они действительно иногда называют себя так. Это не может отменить того факта, что «прогрессивный и антидогматический взгляд на науку», который отстаивает марксизм, не допускает никакой косной приверженности к неизменяемым формулировкам догм. И в развитии теории и практики марксизма подобная «ортодоксальность» регулярно и неотступно разоблачалась марксистами.

«Антидогматическая позиция Маркса» признается только в теории, но никогда не применяется на практике, заявляет д-р Поппер. Марксисты так часто экспериментировали на практике, отбрасывали старые схемы ради новых и принимали теории по частным вопросам, чтобы затем их снова пересматривать, что обычно их критикуют за то, что вся их практика состоит будто бы из ряда идеологических и политических сальто-мортале. Но д-р Поппер рассматривает это лишь как дополнительное подтверждение усиленного догматизма марксистов. Вы можете внести исправления в ранее проведенный вами анализ, переменить мнение, изменить политику—и все-таки останетесь «ортодоксальным марксистом». «Благодаря диалектике» марксизм «достаточно гибок», чтобы избежать опровержения. Марксисты отказываются применять свою «антидогматическую позицию» к самому марксизму. Что бы там ни было, они упорно хотят оставаться марксистами.

Где тут истинная правда?

Марксизм, как его правильно охарактеризовали, «не догма, а руководство к действию». Когда д-р Поппер распространяется о «марксистах», он, очевидно, имеет в виду не просто людей, принимающих в теории некоторые из утверждений, сформулированных Марксом, но тех, кто помогает всемирному движению, признающему Маркса своим первым учителем, и участвует в нем. Именно эти люди отказываются якобы проводить «прогрессивный и антидогматический взгляд Маркса на науку… в сфере их собственной деятельности».

Марксизм как движение характеризует и объединяет, несмотря на все расхождения и разногласия, его цель—построение в классовой борьбе социалистического общества и преобразование его в общество коммунистическое, которое, применяя передовую технику, обеспечит «каждого по его потребностям». Эта цель, движения и средства ее достижения указаны, разработаны и разъяснены Марксом в его оригинальных исследованиях человеческого общества и законов его развития. А в основе этих исследований в свою очередь лежат диалектико-материалистические научные принципы постижения фактов в их собственных, а не воображаемых связях, в их движении и изменении, взаимосвязи и развитии.

Очевидно, что всякий, кто считает, что принципы, примененные Марксом, и выводы, к которым он пришел, были в корне ошибочными, не марксист, а антимарксист. И, как само собой разумеется, если бы значительное число марксистов удалось склонить к «критике» марксизма и превращению в антимарксистов, то марксизм перестал бы существовать как сила, с которой приходится считаться, и все движение к коммунистическому обществу через классовую борьбу и построение социалистического строя закончилось бы неудачей. Д-р Поппер явно считает такой исход желательным. Так же смотрят на дело многие другие — все они пытаются добиться этого, сочетая критику марксизма с репрессивными мерами против марксистов. Марксисты с этим не согласны, а потому не уступают ни критике, ни репрессиям.

Репрессии иногда бывали весьма эффективны (хотя никогда надолго). Но о критике этого сказать нельзя. Марксисты не терпят критики марксизма, жалуется д-р Поппер. И точно, они всегда отвечают критикам. Я сам сейчас отвечаю некоторым из них. Эта ужасная нетерпимость к критике, которую д-р Поппер клеймит, как совершенно противоположную антидогматической позиции самого Маркса, состоит всего-навсего в том, что, выслушав критиков, им отвечают. Критики, однако, считают, что нам полагается только слушать; никуда не годится, если мы им просто возражаем, но еще хуже, когда мы разбиваем их вдребезги, как Энгельс поступил с Дюрингом. Возражать критикам, да еще одновременно развивать свою собственную точку зрения — ведь это же верх догматизма!

Возражение д-ра Поппера против марксизма сводится к тому, что марксистское движение до сих пор еще не нашло повода пересмотреть свои основные принципы. Особенно догматическим в марксистском движении является, де, то, что оно продолжает расти и все еще не самораспустилось. Оно не хочет ни отказаться от своих целей, ни отречься от идеи, что средством достижения их является классовая борьба.

Было, конечно, в самом движении немало людей, предлагавших так поступить, но движение пошло дальше без них. Так называемые «ревизионисты» присоединились к позиции Эдуарда Бернштейна, заявившего, что «движение—все, а цель—ничто», рассматривая цель— коммунизм — как утопическую, основанную на догмах, а классовую борьбу как помеху движению, которое более уверенно могло бы прийти к власти путем примирения классов. Этот вид «ревизионизма» был справедливо охарактеризован марксистами как антимарксистский. Но есть причины для сопротивления «ревизионизму» более убедительные, чем просто та, что он «ревизует». Почему нельзя«ревизовать» марксизм подобным образом или, другими словами, почему недопустима самоликвидация марксистского движения? Да потому, что ревизионисты не сумели показать, как они похвалялись, что марксистская теория основана на ошибочных принципах или что факты опровергают ее, и потому, с другой стороны, что богатый опыт показывает, что предложения ревизионистов не ведут на самом деле к практическим результатам, на которые они рассчитывали.

Веские аргументы, которыми располагают марксисты для защиты теории и практики марксизма, сходны с аргументами, на которые ссылались бы, скажем, директора фирмы «Империал кемикл индастри» или фирмы «Дюпон», защищая теорию и практику своей промышленности, если бы некоторые акционеры стали настаивать, что благоразумное использование алхимии было бы и дешевле, и проще. Благодаря тщательно выполненным исследованиям и большому практическому опыту фирмы «ИКИ» и «Дюпон» узнали кое-что о том, что можно делать с химикалиями и какие для этого необходимы условия. Точно так же и марксисты узнали кое-что о том. что можно сделать с обществом в целях удовлетворения человеческих потребностей, и какие для этого необходимы условия, хотя трудности и сопротивление, с которыми приходится встречаться при осуществлении социальных преобразований, совсем другого порядка, чем те, которые связаны с осуществлением химических реакций.

Цели марксистского движения—социализма и коммунизма — можно достичь путем классовой борьбы. Марксисты пока еще не обнаружили никаких оснований для отказа от этой цели — ни в результате собственного опыта, ни под влиянием возражений, выдвигаемых критиками. Если бы они нашли такие основания или решили бы, что нашли, то марксистскому движению был бы положен конец и коммунизм остался бы там, где, по словам критиков, его настоящее место,— в царстве утопий.

В то же время, чтобы двигаться к своей цели, марксисты должны часто и тщательно изучать условия, в которых действует их движение. Они должны принимать во внимание, насколько это возможно, все социальные изменения и факторы изменений во всех их сложных взаимосвязях. И на этом анализе они должны основывать как политический курс, проводимый в разное время и в разных местах, так и оценки конкретной ситуации. Марксистская диалектика, таким образом, используется не «в целях апологетики—для защиты марксистской системы от критики», но для того, чтобы осуществить конкретный анализ конкретных условий, без которого движение не в состоянии определить свою линию.

Этот анализ окажется безуспешным, если не будет «критическим». Он окажется безуспешным, если не будет контролироваться, проверяться пункт за пунктом и тщательно пересматриваться всякий раз, когда изменяются обстоятельства или опыт указывает на ошибку.

И конечно, он довольно часто действительно не удается. Людям ведь свойственно ошибаться, и марксисты часто совершают ошибки — по причине ли неопытности, некомпетентности, догматизма или попросту из-за отсутствия времени или средств для проведения всех необходимых исследований. В таких случаях их «усиленный догматизм» (к счастью, для движения) выражается в том, что они не отказываются от борьбы и не превращаются в антимарксистов всякий раз, когда что-нибудь не ладится. Благодаря такому «усиленному догматизму» или, лучше сказать, благодаря своему ясному уму и высокой морали, а также тому факту, что корни их движения настолько глубоко вросли в социальную действительность, что всякий раз, когда одни сбиваются с правильного пути, другие выходят вперед, чтобы поправить их. марксисты исправляют свои ошибки и, когда обстоятельства изменяются, принимают новую политическую линию. соответствующую новым обстоятельствам.

Именно по этой причине Ленин усилил свой «догматизм» призывом к постоянной «критике и самокритике». Он, однако, позволил себе заметить, когда ему досадили критики, высмеивавшие ошибки коммунистов из своих безопасных, обитых войлоком палат капиталистического убежища для умалишенных, что наши ошибки похожи на вычисление «два и два—пять», а их ошибки—на «два и два—сальная свеча». Если мы, складывая два и два, получаем пять, то мы вскоре обнаружим свою ошибку и, найдя правильный способ сложения, получим в сумме четыре.

С развитием международного марксистского движения каждое новое поколение сталкивается с условиями и задачами, значительно отличающимися от условий и задач старого. Обстоятельства меняются, и постижения предыдущего поколения наряду с его ошибками ставят новые задачи перед следующим поколением. Эти обстоятельства и задачи различны также для каждого экономического района и даже для каждой страны. Таким образом, «марксизм» одного времени не в точности такой же, как «марксизм» другого времени, а «марксизм» одних мест не в точности такой, как «марксизм» других мест. Помимо ошибок, специфических для каждого времени и места, иными становятся и правильный анализ, и правильное определение задач.

http://kommunika.ru/?p=5884#more-5884