«Еще 30% сотрудников МВД можно смело выгнать»

В МВД РФ продолжается подготовка к дальнейшему реформированию

В настоящее время, по данным источника «Руси», региональные подразделения министерства готовят свои предложения по дальнейшей реформе ведомства. Каждое из них должно разработать свои поправки к прошедшей реорганизации и внести их на рассмотрение в федеральное управление. Строгих временных рамок, по данным нашего источника, им не отвели, но к концу осени все регионы уже должны быть готовы отчитаться.

Возобновление закончившихся, казалось бы, масштабных преобразований, завершивших эпоху Рашида Нургалиева, инициировал новый глава министерства Владимир Колокольцев. Ведь своей главной цели, которую в главке объявили перед началом реформы — завоевать доверие общества — полиция пока так и не достигла. Об ошибках прошедшей реформы и о том, как нужно было подходить к преобразованиям в ведомстве, корреспондент «Руси» поговорил с психиатром-криминалистом, руководителем Центра правовой и психологической помощи в экстремальных ситуациях Михаилом Виноградовым, которого многие знают как главного милицейского психолога.

– Михаил Викторович, какое вы отношение имеете к прошедшей внеочередной переаттестации и к реформе в целом?

– В прямом смысле этого слова — никакого. Из МВД ко мне обратились давно, когда документы к переаттестации только готовились. Начальник кадрового департамента обращался ко мне с вопросом: какой должна быть психологическая служба, поскольку первую службу создавал я и 10 лет ею руководил. Я им подробно расписал, что должен быть научный центр, практические лаборатории и, главное, должна быть вертикаль власти, на психологов не должно оказываться местное влияние. Когда я руководил службой, то подчинялся первому замминистра по кадрам и больше никому, кроме, конечно, непосредственно министра МВД. И если в одном из регионов начиналось давление, начальник лаборатории мне звонил, я шел к замминистра, и летели головы почем зря. А к нынешней службе много вопросов. Вот всем известный Евсюков в подростковом возрасте трижды был в психиатрической больнице. Как он попал на службу? Или еще один капитан был. По наставлению психологов его уволили из одного округа, он подсуетился, и взяли его в другой. Сейчас он сел на 8 лет. Если говорить о сегодняшней переаттестации, то она реально не проводилась. Была форма — этот плохой, выгнать. Этот — какой есть, пусть будет. Я приехал в департамент кадров, к уже ушедшему теперь генералу Куйбышеву, и говорил с ним про случай в Самаре, где милиционер убил жену, ребенка и сам застрелился. Я спрашиваю, чего вы его на службу взяли? А мне в ответ: вам легко говорить со стороны, а у нас какой-никакой, а участковый. Получили?

– В МВД говорят, что во время переаттестации нельзя было ничего утаить…

– Когда мы создавали службу, мы создали научный центр, учебный центр и проводили подготовку и переподготовку всех психологов системы. Сейчас же в МВД собрали самых неудачных и неуспешных психологов. Давайте говорить так: психолог в «Газпроме» получает от 100 тыс. и выше. А в МВД — максимум двадцать. Кто пойдет туда? Те, кого не взяли на работу в другое место. Идут люди, не знающие специфику. Каждая служба имеет свои требования к сотрудникам. Простой пример: водитель автобуса, даже самый лучший, не годен управлять оперативной машиной. Он едет по своему маршруту и все. А оперативник — это и сыщик, и водитель, и оценщик ситуации. Требования другие. Здесь так же. Есть определенные требования к уголовному розыску, к сотрудникам ГАИ, к штабным работникам, к финансистам, к психологам. Сегодня в МВД специалистов или мало, или нет вовсе. Ходят хорошие девочки-психологи, я с ними общался: семейные, мама с папой пьет, сама одна с ребенком, очень хороший семейный психолог. Они как раз и работали на переаттестации. Поэтому психологи, которые проводили переаттестацию, задачи ее не понимали, специфики милицейской службы не понимали.

– Как надо было подходить к переаттестации?

– Во-первых, нужно было найти специалистов грамотных, во-вторых, должны были быть созданы центры для переаттестации, не зависящие от местного начальства. А они были зависимые. На людей особо и не смотрели, глубоко не копали. Если было что-то на поверхности, то выгоняли, а если с первого взгляда ничего не видно, то и ладно, работай. Если служба психологическая подчиняется только первому замминистра по кадрам, давить на нее невозможно, а если она разрознена, централизации нет, подчиняется региональному начальству, то оно и правит балом.

– Есть хоть какой-то толк в переаттестации?

– Ну, если взять Казань, например, с «Дальним» и другие города, то вы увидите, что везде одно и то же. Остались садисты. Принцип какой был? У тебя раскрываемость какая? О, какой ты молодец. А то, что эту раскрываемость бутылкой из-под шампанского зарабатывали, никто не смотрел. Только сейчас всплывает все.

– Почему такой всплеск пыток произошел?

– Слишком скандальный случай произошел в Казани. Слишком. И не смогли замолчать. И тогда люди, которые пострадали от подобных вещей, стали жаловаться. Вот в ЮАО Москвы парня изнасиловали полицейской дубинкой. На скорой отвезли, еле зашили, еле спасли. Вот, казалось бы, Москва. И это было в самый разгар переаттестации.

– Как надо поступать с проблемными отделами полиции?

– Ликвидировать полностью. Привести откуда-нибудь незапятнанных людей, а тех, кто там работал, вывести за штат, и в это время посмотреть, кто они такие: этот садист, другой просто слабовольный. Слабовольного назначить куда-нибудь на штабную работу, а всех остальных на улицу или в тюрьму. Еще надо отменить колонии для полицейских, и всех — в общую тюрьму. Такого понятия на западе просто не существует, и что с тобой уголовники сделают, ты думай заранее. А мы делаем санаторный режим. В каком-то там году я раз приехал в Нижний Тагил. С инспекционной поездкой, естественно, в штатском. Подходит ко мне ЗК и говорит: «Гражданин начальник, огромная просьба. Я уже пять рапортов написал, переведите меня в обычную тюрьму. Я вор, такой-сякой, но я с этой мразью сидеть не могу». Вот подход: казалось бы, не бьют, не издеваются. Он попал случайно просто туда. Вот как обычный вор оценивает эту компанию. Если мы закроем эти зоны, очень многие садисты подумают: попадать ли им в общую тюрьму?

– Что необходимо, чтобы реформа сработала?

– У нас на душу населения полицейских в несколько раз больше, чем в Штатах, а преступность в несколько раз выше. Мы можем смело позволить себе еще 30% выгнать. Не перевести на другие должности, а именно выгнать. Для того чтобы понять, кого выгонять, необходимы грамотные специалисты. Вот пойдемте с вами в любое отделение полиции, и я вам пальцем сразу покажу, кто к службе не годен, кто плохой, кто хороший, кто алкоголик. Надо ужесточить отбор, ввести контроль, который был когда-то у нас: каждые полгода переосвидетельствование оперативников, раз в год — всех остальных. Служба накладывает отпечаток и вызывает деформацию личности, и нужны хорошие психологи, чтобы с ума не сойти. Ну, и немаловажно — материальный фактор. Я был председателем центра, который давал советы, как отбирать на службу в СССР. Когда мы стали создавать эту службу, милицейская преступность зашкаливала. Я поехал в Румынию. Нет преступности среди полиции. А почему? Очень просто. Во-первых, там хороший оклад. И во-вторых, и в-главных, если полицейский заканчивает по возрасту службу с положительной аттестацией, ему сохраняется оклад и добавляется пенсия. Люди шага боятся ступить, чтобы не получить взыскание.

– Но говорилось же об увеличении оклада, и он вырос.

– Мало пенсии и зарплаты. Надо совместить их на выходе. Тогда будут служить безупречно. Тогда будет стимул для этого.

– Вы говорили, что переаттестации, по сути, не проводилось. Есть ли смысл в новой переаттестации и как нужно ее провести, чтобы избежать прошлых ошибок?

– Новые тестирования необходимы и должны начинаться с нуля. В МВД говорили, что во время переаттестации смотрели не только на то, как сотрудник ведет себя на службе, но и как он ведет себя дома, с семьей и так далее. Но на деле этого не было. Должны были смотреть, но смотрели ли, большой вопрос. Я попал в систему таким образом: вел в гражданском ведомстве военную тематику и был консультантом в институте военной разведки ФСБ по прогнозу поведения личности в экстремальных условиях. Я уже был кандидат наук, старший научный сотрудник. И мне предложили создать такую систему в МВД — психопрофилактическую службу. Я дал согласие. Так участковый приходил домой к моим родителям, к соседям, домой к родителям жены, к соседям жены. К тому времени я уже имел допуск второй формы к работе над секретными документами, я уже консультировал научные институты военных ведомств, проверенный КГБ со всех сторон, но опрос на мой счет проводился три месяца, прежде чем решить, присвоить ли мне офицерское звание и взять ли на службу. И у меня никакой обиды не было — так и нужно поступать. А сейчас кто будет столько времени одним человеком заниматься?

текст: Алексей Соколов