Капитализм как фикция и фантом. К годовщине Третьей буржуазной революции в России

Многие мнения существуют сами по себе как общепринятые и неопровержимые. Удивительного в этом ничего и нет. Так удобнее и так проще. Прогресс не остановить. Поэтому каждое новшество объявляется прогрессивным и приходящем на смену чему-то старому и отжившему.

Например, априори считается, что бронзовый век прогрессивнее неолита. Но, извините, на основании чего? Вам в ответ скажут, что бронзовые орудия труда пришли на смену неудобным орудиям из камня. Расхожее заблуждение. В реальности каменным топором было проще срубить дерево и служил он дольше, чем топор бронзовый. А вытеснение камня произошло по иным причинам: бронзовые изделия можно было изготавливать быстрее, да и в количествах несоизмеримых с каменными. И обучение их производству требовало меньшего времени.

Капитализм частенько выставляется более прогрессивной формацией, чем феодальный строй. Так думать можно только при смешении совершенно разных явлений, при полном игнорировании культурного развития, а весь технический прогресс записывая на счёт капитализма.

Но стоит отвлечься от навязанных стереотипов и обнаруживается, что капитализм – это всего лишь реинкарнация рабовладельчества. Здесь в ответ всегда готово возражение: «Раб принадлежит рабовладельцу, но рабочий лично свободен же!» Ой, как приятно держаться за стереотипы! Однако обратимся к эпохе капитализма раннего. В Англии рабочие вынуждены работать на хозяина часто за плошку каши и право ночлега в бараке, чтобы не оказаться на улице и не быть повешенными по закону о бродягах. Позже безработных насильно заточают в работные дома – не то тюрьмы, не то концлагеря. Дети трудятся наравне с взрослыми. А на шахтах и взрослых и детей наказывают вполне по-рабовладельчески – поркой. И попробуй сбежать…

На наш взгляд, капитализм является «ошибкой» природы, социально-экономической фикцией и психологическим фантомом. Он – «то, чего не может быть». И родился данный строй из другого, который сам по себе был абсолютно уникальным и совсем не обязательным моментом в общечеловеческой истории. Западноевропейский феодализм не повторяется более нигде, разве только ему находятся аналог в раннечжоуском Китае (по утверждению историка Л. С. Васильева).

Ситуация сложилась так, что в Западной Европе достаточно малочисленные воинственные варварские племена подчинили себе население и территории, кои контролировать стало делом сверхсложным. Феодализм возник как реакция на сложившееся положение вещей. Васильев пишет: «Единствен­ным выходом из такого рода ситуации становилось создание феодально-удельной соци­ально-политической системы, в рамках которой каждый из родственных или прибли­жённых к правителю государства удельных властителей фактически оказывался хотя и зависимым от призрачного центра, но практически самостоятельным титулованным наследственным владельцем своего удела».

В среде этих-то «независимых владельцев» и начали формироваться социально-психологические основы перехода к капитализму. Атомизация как признак состоятельности, независимость как признак успешности и в то же время откровенное недоверие к государственной машине, – эти принципы способствовали генезису и либерализма, и капитализма. Далеко не случайно, что первые протобуржуазные государства стали возникать в Италии и Провансе. Ведь именно там было сделано открытие, что отстоять свою власть и самостийность помогает не столько военное искусство, сколько деньги, торговля и кредит. Ренессанс тоже пришёл в Европу из Италии. Культура Возрождения возникла не спонтанно, она стала инструментом внедрения буржуазных социальных принципов в головы людей.

А обращение к Античности тоже закономерно: Древняя Греция породила идеал «человека-корабля» (по М. К. Петрову) – человека атомизированного и независимого для самого себя.

И. Л. Солоневич отлично подсмотрел душу-душеньку Европы и европейского капитализма: «В немецких деревнях не купаются в реках и прудах, не поют, не водят хороводов, и добрососедскими отношениями не интересуются никак. Каждый двор – это маленький феодальный замок, отгороженный от всего остального. И владельцем этого замка является пфениг – беспощадный, всесильный, всепоглощающий пфениг».

И вот эту душу-душеньку капитализма наша «либеральная общественность» постоянно пыталась насадить в России на протяжении веков (начиная с Петра Первого, вырвавшего дворянство из народа и приравнявшего крестьян к холопам с вытекающими отсюда последствиями). Три буржуазные революции (1905, 1917 и 1991 гг.) были брошены на сие «благое» дело. Удалась лишь Третья.

И что же выяснилось? Капитализм разрушает наше естество и нашу культуру. Он убивает государство. Ибо он дробит общество на атомы, склеивая одновременно эти атомы в противоестественные группы. Россия, не знавшая национализма по-европейски, получила его. Россия, не ведавшая о правах различных меньшинств -- правах ради которых следует угробить чаяния и жизнь большинства, -- получила и эту проблему. А где пышный цвет новейших технологий? Где повышение уровня жизни подавляющего числа жителей страны? Где хотя бы уважение в мире? Где рост нравственных и образовательных начал в народе? Капитализм и либерализм не дали ничего, а взамен попросили всего-навсего душу. Но без души существует только нечисть и нежить. Бездушные государства и народы обречены распадаться и самоуничтожаться. Третья буржуазная революция 1991 года предоставила нам права лишь на это.

Пора понять, что капитализм – фантом, а его либеральная идеология – иллюзия. И пересмотреть итоги последней революции, пока не поздно, ибо мир отказывается от капитализма и переходит к чему-то иному (хорошему или плохому неважно). А мы застряли в междумирье и сосредоточились на фантомных болях, порождённых «тем, чего не может быть».

И ещё. Не вспомнить ли нам слова М. Н. Каткова: "Наша интеллигенция выбивается из сил показать себя как можно менее русской, полагая, что в этом-то и состоит европеизм. Но  европейская  интеллигенция  так  не  мыслит.  Европейские державы, напротив, только заботятся о своих интересах и нимало не думают о Европе. В этом-то и полагается все отличие цивилизованной страны от варварской. Европейская держава значит умная держава, и такая не пожертвует ни одним мушкетёром, ни одним пфенигом ради абстракции, именуемой Европой. Никакая истинно-европейская дипломатия не поставит себе задачей служить проводником чужих интересов в делах  своей страны. Наше варварство заключается не в необразованности наших народных масс: массы везде массы, но мы можем с полным убеждением и с чувством достоинства признать, что нигде в народе нет столько духа и силы веры, как в нашем, а это уже не варварство... Нет, наше варварство – в нашей иностранной интеллигенции. Истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках...  Эти  господа  не  понимали,  что  Европа  есть  только удочка для их варварства, и что если наши противники влекли нас на суд Европы и заставляли нас подчинять ей интересы нашего Отечества, то этим требовалось только, чтобы мы с религиозным трепетом и благоговейно приносили самое дорогое  для нас в жертву нашим врагам. С нами не церемонятся. Наше варварство эксплуатируют и не скрывают того, с уверенностью, что мы не поймем обмана и тогда, когда увидим его".

С печальным праздником – очередной годовщиной Августовской революции, товарищи!