Кемеровская стачка, сентябрь 1955 года

                                                                                                /Из монографии историка, руководителя Центра изучения

 и  публикации документов

 Государственного архива Российской Федерации

 Владимира Козлова

Произошедшие в Кемерово волнения мобилизованных представляли собой социально осмысленный протест против несправедливого решения власти. По своему сценарию они очень походили на стихийную рабочую стачку дореволюционных времен. Однако рабочие имели дело со специфическим собственником – государством, что предопределило как характер конфликта, так и особую чувствительность московского «начальства» к требованиям участников беспорядков.

Расследование обнаружило в Кемерово стандартный набор причин, вызывавших повышенную агрессивность мобилизованных рабочих: множество нарушений трудовой дисциплины, прогулы, простои и в то же время отмены выходных дней и удлинение рабочего дня в случае «авральных» работ, задержки и незаконные удержания из зарплаты, тяжелые условия труда. В некоторых общежитиях было сыро и холодно, столовые и магазины – грязные, рабочих в них часто обсчитывали и обвешивали.

Суть вспыхнувшего в сентябре 1955 года конфликта сводилась вкратце к следующему. 18 июля 1955 года Совет министров СССР секретным постановлением продлил до 1 апреля 1956 года (на полгода!) срок работы строителям, демобилизованным в свое время из строительных батальонов и переданным на строительство двух номерных заводов и Новокемеровского химического комбината. Это постановление противоречило предыдущим обещаниям власти – отпустить домой вместе со сверстниками, проходившими срочную службу в регулярной армии. О принятом решении мобилизованным ничего не сообщили. Более того, строительное начальство пустилось на недостойные уловки, пытаясь решить проблему кадров за чужой счет. Всех мобилизованных перевели на те стройки, откуда (по новому распоряжению Совета министров) после общего приказа о демобилизации никто уехать домой уже не мог.

6 сентября 1955 года в газетах был опубликован приказ министра обороны, маршала Советского Союза Г.К.Жукова об увольнении в запас отслуживших свой срок военнослужащих срочной службы. Мобилизованные, остававшиеся в неведении относительно закулисных бюрократических игр, ждали скорого возвращения домой. Однако власти безмолвствовали. И тогда утром 10 сентября, через три дня после публикации приказа, большая группа рабочих строительных батальонов пришла к управляющему трестом и потребовала расчета и увольнения в соответствии с приказом Жукова. В ответ было зачитано упомянутое выше распоряжение от 8 августа со ссылкой на распоряжение Совета министров СССР от 18 июля 1955 года. Узнав, что по непонятным причинам и вопреки данным ранее обещаниям срок работы им продлили на полгода, люди возмутились.

О дальнейших событиях подробно рассказал впоследствии управляющий трестом Степаненко (запись беседы заверена заместителем начальника следственного отдела управления КГБ по Кемеровской области, стиль документа оставлен без изменений): «Вопрос: Воспроизведите картину происходивших массовых беспорядков в тресте № 96. Ответ: 10 числа, это было в начале десятого часа, пришла большая группа из 606-го общежития, где проживают люди разной национальности… начали вести беседу. Все было спокойно. Как только зачитали, что правительство приняло решение временно задержать на строительстве до 1 апреля 1956 года, после этих слов, тут ничего нельзя было разобрать, все начало трещать, стали ломать, бить. Стали кричать: «Давай отменяй приказ маршала Жукова». Один встал на ноги, берет ручку, дает мне – подписывай! Каждый вооружен газетами. «Подпиши, что отменяешь приказ Жукова, и ставь круглую печать». Я говорю: «Я не маршал Жуков и не правительство, я каких-либо документов не имею права подписывать». Потом они начали показывать свои документы, которые они получили из министерства обороны».

Судя по рассказу Степаненко, толпа в это время еще была открыта для диалога с властями. Захватив с собой управляющего трестом, люди отправились в областной военный комиссариат. Но военком заявил, что его это дело не касается, что «это солдаты не мои, они демобилизованные, я к ним никакого отношения не имею, и веди их отсюда, куда хочешь». После препирательств рабочие разошлись, пообещав в понедельник вернуться. Степаненко отправился в обком КПСС. Там собрались областной прокурор и заведующий административным отделом обкома. Прокурор, подобно военкому, попытался от ответственности уклониться: «Это не решение, а распоряжение, а для этого дела нужен указ о продлении службы, они отслужили свое время». Стали звонить в Москву. Добрались до заместителя министра строительства СССР. Тот тоже решить ничего не мог и принялся звонить заведующему строительным отделом ЦК КПСС. Но в 6 часов вечера никого на месте не оказалось.

11 сентября, в воскресенье, казалось, что все успокоилось. В саду организовали гуляния строителей. Рабочие подходили к Степаненко, выслушивали его обещания и миролюбиво расходились. В общежитие отправили члена партии, который попытался убедить людей выйти в понедельник на работу и прекратить волынку. Никаких эксцессов в этот день не было, и начальство несколько успокоилось. Впоследствии бюро Кемеровского горкома КПСС, разбирая ход событий, «указало», что заместитель начальника управления КГБ «проявил беспечность и не знал, что делалось среди рабочих накануне массовых беспорядков».

Пока власти тешили себя надеждой на мирное урегулирование конфликта, рабочие уже обрели неформальных лидеров, которые занялись подготовкой стачки. Один из них, уроженец Таджикистана, узбек по национальности, имевший всего два класса образования и работавший бригадиром, ездил к своим знакомым из числа бывших солдат строительного батальона. Вернувшись в общежитие, он рассказал, что они 12 сентября не выходят на работу и все направляются в трест требовать увольнения с работы. Призывал рабочих поддержать своих товарищей и не выходить на работу. После этого трое бывших солдат направились в стройгородок и распространили это сообщение среди всех рабочих, также призывая их к стачке.

Утром 12 сентября, в понедельник, на дверях одного из общежитий была обнаружена анонимная полуграмотная прокламация: не выходить на работу, а идти к зданию треста для решения вопроса о демобилизации с «высшим начальством с министерства строительства». Степаненко так описывал события этого дня: «А в понедельник пришли в кабинет, побили стол, графин, кричали: «Когда нас отпустишь?»… Я стал говорить, что вот есть решение правительства, предложил записать себе номер, но дать его я вам не могу, так как оно секретное. Затем говорю, что есть такое решение и в облвоенкомате… Тут военком говорит: «Что вы их мне привели?».

Я ему говорю: «Я не вожу, а они меня водят». Он опять сказал, что это не мои солдаты, и мы никакого отношения к ним не имеем, и мы никакого права не имеем их привлекать, служащие твои, и как хочешь, так и делай. Потом, когда они начали переть, лезть, он начал звонить в гарнизон, чтобы прислали войско. Я говорю: не делайте этого, ведь это не полтысячи, не двести человек, это же две-полторы тысячи. Я говорю: я к ним пойду, я не боюсь. Вопрос: Где он с ними говорил? Ответ: Он с ними говорил из окна второго этажа. Я вышел во двор и говорю: «Пойдемте в клуб». Здесь начались выкрики: «Дайте генерала!» Я говорю: я генералом не распоряжаюсь. И все мы, полторы тысячи человек, прямо пошли в клуб. Я позвонил по телефону в трест, к нам приехал наш парторг Семенов, приехал начальник политотдела – полковник. Там начали разговаривать, я объяснил, что я сообщил в Москву, должны приехать из главка, давайте разойдемся, выйдем на работу. А завтра нужно будет машины, я дам… и будет какая-то ясность… Слушать они не хотели, но разошлись».

Вечером того же дня прилетел из Москвы начальник управления по строительству в районах Сибири министерства строительства СССР («Сибстрой»). А 13 сентября, во вторник, рабочие, около 2000 человек, собрались у здания треста. Места для всех в клубе не было, и митинг переместился на стадион. Туда же прибыли представители обкома и горкома партии, областной прокурор и военный комиссар, заместитель начальника областного управления КГБ, прилетевший из Москвы начальник «Сибстроя» и управляющий трестом Степаненко. Они попытались «разъяснить» распоряжение правительства. Сначала рабочие слушали спокойно, но когда, вопреки их ожиданиям, руководитель «Сибстроя» опять повторил, что срок им продлен до 1 апреля, поднялся шум. Начальство с этого момента потеряло контроль за ситуацией. Рабочие стали выходить на трибуну и читать «гарантийные письма», обещавшие демобилизацию вместе со сверстниками. Успокоить их обещаниями не удалось. Официальный митинг был сорван.

«Все бросились ко мне, – рассказывал Степаненко, – начали матом: «Так ты распускай». Один толкнет, второй толкнет, я поднялся, они меня ударили по голове, потом под бок, потом по ногам. Затем они меня обыскали, они думали, что решение правительства у меня. У меня был партийный билет. Посмотрели его и положили в карман плаща. Потом они говорят: «Где решение?». Я говорю: «У меня в тресте», – и повели меня к тресту. Когда меня вели, я помню, что один черный человек стоял и меня защищал, он говорил: «Убивать не надо». Меня повели к тресту, я посидел и чувствую, что я теряю сознание. Там они кричат: «Давай приказ». Я говорю: «Этот приказ не будет иметь силы. Я не могу отменять приказы правительства…» Потом они все навалились, я чувствую, что уже все и подписал приказ. Милиции не давали подходить. Какой-то подошел ко мне в штатском, они говорят: «Это шпион, гоните всех этих шпионов». Вытолкнули его». В конце концов, Степаненко потерял сознание и был доставлен в больницу. А толпа, получив «приказ», постепенно успокоилась.

События в Кемерово отличались довольно высокой самодисциплиной участников. В толпе явно чувствовалась сдерживающая сила, не допустившая бессмысленной крови – несмотря на провокационные выкрики и призывы. Участники волнений не занимались грабежами и погромами. Материальный ущерб поражает мизерными для такого большого числа участников размерами.

У стачечников была своя идеология, основанная на коллективной солидарности, уверенности в силе объединенных справедливой идеей людей. В то же время в мотивах действий участников стачки присутствовала знакомая российским властям еще со времен крестьянской реформы 1861 года идея о «поддельной грамоте» и нерадивых чиновниках, исказивших волю высшей власти, в данном случае – маршала Жукова.

КГБ, несмотря на все усилия, так и не удалось обнаружить в действиях участников беспорядков даже намека на «антисоветскую агитацию». Участники волнений в Кемерово готовы были ждать (и ждать достаточно терпеливо), когда, наконец, придет «правильная бумага» из Москвы. Московское руководство, со своей стороны, решило в этом случае пойти на компромисс с «народом». 300 агитаторов, направленных в трест «для проведения политработы» не уставали повторять: «имеется распоряжение правительства о демобилизации их с 1 декабря 1955-го». Целых четыре месяца бунтовщики у начальства отыграли!

По делу об организации массовых беспорядков в строительном тресте № 96 к уголовной ответственности было привлечено пятеро молодых людей (1931-1932 года рождения). В ноябре 1955 года судебная коллегия по уголовным делам Кемеровского областного суда вынесла жестокий приговор. В.П.Михневич был осужден к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и последующим поражением в избирательных правах на 5 лет, А.В.Новгородцев – к семи годам с конфискацией имущества и последующим поражением в избирательных правах на 3 года, А.Д.Диденко – к 6 годам с конфискацией имущества и последующим поражением в избирательных правах на 3 года. Длительные сроки получили Т. Кулахматов и И.И.Сивчук. Однако судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР в процессе пересмотра дела выяснила, что никто из осужденных ни 10, ни 11 сентября в беспорядках не участвовал, вооруженного сопротивления не оказывал, тем более, не был организатором и руководителем волнений. 24 февраля 1956 года приговор Кемеровского областного суда был отменен, деяния, осужденных переквалифицированы, а сроки лишения свободы снижены.

Спустя месяц отголоски кемеровских событий донеслись до Киселевска – небольшого городка в той же Кемеровской области. Тридцатишестилетний Иван Трофимович Жуков – заместитель начальника Киселевского городского отдела МВД по политической части, член КПСС, участник Великой Отечественной войны, имевший боевые награды, сформулировал бессознательно мучившую «бунтовщиков» мысль о неправильном коммунизме и несправедливостях власти. Добропорядочный советский гражданин под впечатлением событий в Кемерово написал, расклеил по городу и отправил в ЦК КПСС несколько листовок: «Товарищи шахтеры, рабочие! Рабочие Кемерово в сентябре бастовали. Почему бастовали? Они бастовали против противозаконных действий, произвола советской буржуазии, а не против советской власти. Основной закон советской власти – это все для блага народа. Так говорят в лекциях и пишут в газетах. Что же на деле? На деле другое. Благами жизни пользуется небольшая кучка людей – советская буржуазия и их прихвостни… Рабочим муки нет или один мешок на 1000 человек, а для горкома партии привозят для закрытого распределения. Товарищи, критика на собраниях не помогает. Читайте наши листовки и передавайте их содержание своим товарищам. Выявляйте советских буржуев, произвол их в отношении вас и пишите листовки. Ищите контакт с нами. За советскую власть без буржуазии. «Союз справедливых».

Те слова, которые кемеровская толпа не умела и не могла сформулировать и произнести, но которые искала, мучаясь косноязычием, – о неправильных и неправедных чиновниках, советской буржуазии, подрывающей правильную советскую власть, в конце концов, прозвучали – в другом месте и в другое время, но по тому же поводу. Рай на земле был украден советской буржуазией у народа.