Средний класс в России увеличивается за счет чиновников и силовиков

Средний класс в России растет не очень быстро, и одна из его особенностей — профессиональный состав. Доля квалифицированных специалистов рыночного сектора, частных предпринимателей и интеллигенции (врачи, учителя, ученые) постепенно вымывается за счет быстрого роста доли бюрократов и силовиков. Подобная ситуация соответствует сложившейся структуре экономики с высокой долей госсектора и практикой перераспределения доходов за счет бюджета, а не поддержки предпринимательской инициативы, пришли к выводу в НИСП.

К среднему классу, по последним оценкам НИСП, относится 18,9% семей. За 2004-2011 гг. он рос примерно на 1 процентный пункт ежегодно — намного медленнее, чем росла экономика (ВВП на душу населения за этот период утроился). При этом в профессиональной структуре среднего класса сократился рыночный сектор и вырос государственный (кроме бюджетников): чиновники, силовики, руководители и специалисты госсектора формируют порядка 20% российского среднего класса. Это на треть больше, чем в 2007 г. По оценкам НИСП, в 2007 г. шансы попасть в средний класс имел примерно каждый третий, поступающий на службу в госаппарат или на работу менеджером госпредприятия, спустя четыре года такие шансы получили трое из четырех. Для военных и силовиков перспективы возросли с 25% (каждый четвертый) до 44% (почти каждый второй). Помог рост благосостояния и уверенности в собственных силах.

К среднему классу исследователи причисляют тех, кто соответствует двум из трех критериев: материально-имущественный (доход, имущество, наличие сбережений, жилищные условия) и социально-профессиональный (высшее образование, занятость умственным трудом).

Также важен критерий субъективной оценки — возможность контролировать и принимать ключевые решения в жизни семьи и собственной профессиональной деятельности: от возможности выбора школы для ребенка до степени влияния на возможность собственного заработка, количества рабочего времени, досуга и т. п.

Если судить только по материальному критерию, то к среднему классу можно было бы отнести 28% домохозяйств против 21% в 2004 г. При этом исследователи учитывают не только доход на члена семьи (от 30 000 руб. в месяц) — он может быть и небольшим, но уровень жизни семьи может удовлетворять
критериям среднего класса по иным параметрам: благоустроенному жилью (одна комната на человека), уровню сбережений, наличию предметов, характеризующих современное потребление (импортный автомобиль, планшетник и т. п.). Если есть три из этих четырех критериев, семья по уровню благосостояния попадает в средний класс. Таким же образом просеивается профессионально-квалификационный уровень (должны совпасть наличие высшего образования, постоянной занятости и нефизический характер труда). Ставка на этот критерий на пути в российский средний класс оказалась самой «невыгодной»: число удовлетворяющих ему домохозяйств за минувшие семь лет выросло менее чем на 3 п. п. до 20,8%.

Настоящий прорыв — в 1,6 раза — произошел как раз по третьему критерию уверенности в собственных силах: с 16 до 25% семей. При этом среди предпринимателей исследователи зафиксировали рост пессимизма, а главный вклад в рост показателя внесли чиновники, госменеджеры и силовики.

«Их уверенность, что они избранные, очень высока», — заключают исследователи.

К точности данных по профессиональной структуре нужно относиться с осторожностью — могут сказаться ошибки выборки (11 000 респондентов), но оценка шансов попадания в средний класс достаточно показательна, говорит директор Центра анализа доходов и уровня жизни Высшей школы экономики Лилия Овчарова: «Можно сказать, что мы идем по траектории: две России — два средних класса». Такая структура роста задает и дальнейшие характеристики качества экономики.

Причина «особенностей» российского среднего класса — недостаточный эффект от вложений в образование и профессионализм, считает Овчарова. Например, в европейских странах образование вносит максимальный вклад в структуру неравенства населения по доходам, т. е. для европейца повышение уровня образования — способ повысить и доход; в России же такая связь есть, но она крайне невелика. Главный барьер на ее пути — межрегиональные различия, концентрация успешных рабочих мест в нескольких населенных пунктах, и это прямое следствие структуры экономики, где самая надежная технология повышения благосостояния — переехать в Москву, говорит Овчарова: «В сырьевой экономике очень мало точек роста. В итоге мы пытаемся нивелировать диспропорции государственным перераспределением — это самый плохой вариант».

Обычно новые точки роста создает бизнес, продолжает Овчарова: «Каждый бизнесмен мечтает хотя бы 2-3 дня побыть монополистом — на этой идее держится инновационная экономика, где новые технологии осваиваются очень быстро и дальше нужно инвестировать в новое. У нас такого развития не получается». Причина — плохие институты и неблагоприятный деловой климат, заключает Овчарова. Предпринимательская инициатива снижается, что отражается и на структуре доходов: доля доходов от предпринимательской деятельности с максимума в 18,6% в 1993 г. сократилась до 9%.

Зато по уровню распределения российская экономика превзошла СССР: доля социальных выплат в структуре доходов населения выросла до 18,2% против 16,4% в 1985 г. Дальше идти по этому пути проблематично: экономика вплотную подошла к стагнации, и у государства может просто не хватить ресурсов. Но плохие институты и структура экономики заключают в себе как раз возможность и вектор роста, указывает Овчарова.

Для этого нужна иная модель госуправления, где чиновники учитывают интересы инвесторов: источником повышения благосостояния населения и поддержания социальной стабильности может быть только экономический рост, основанный на частных инвестициях, заключает Андрей Яковлев из Высшей школы экономики. Какие бы деньги к нам ни пришли, при плохих институтах они будут иметь меньший эффект, сказал глава Комитета гражданских инициатив Алексей Кудрин: продолжать опираться на госсектор и дирижизм — значит потерять конкурентоспособность.