Не жили богато, а стали жить бедно

Никакого кризиса не может быть там, где люди выживают всегда. С таким национальным сопроматом наш народ непобедим. И неисправим. Что ему экономические трудности?!

Перейти с «Макфы» на «Доширак» не проблема. Проблема в том, что не видно света в конце. И люди уже не те, что раньше, и жизнь у новых бедных, оказывается, одна, и нет уже ничего такого, ради чего нужно вечно терпеть и выживать.

Мы, похоже, чего-то не знаем про детей. Телевизор у нас — это термометр: включаем утром на пару секунд, чтоб посмотреть температуру за бортом. Сами о кризисе не говорим. Тем не менее ребенок (скоро ему четыре года) в курсе и о рецессии (если в терминах Минэкономразвития), и о том, что «доходы припали», как выразился президент. Увидев, что, не доев, отставляю тарелку, сурово высказывается: «Ешь все, наедайся про запас, а то кризис — ничего не будет».

Дети, вероятно, не в курсе публикуемых ВЦИОМ лучезарных индексов социальных настроений. Возможно, дети просто дышат одним воздухом с нами. На днях увидел в сети «Красный яр» на кассах перечень продуктов (десятков пять), отпуск которых в одни руки ограничивается. На окраинах Красноярска популярность завоевывают мобильные прилавки с дешевыми (просроченными) продуктами.

В каждой уважающей себе торговой точке от моллов до сельпо теперь акции. Крупные магазины издают буклеты с картинками продуктов, на которые снижены цены — только один день. Или по понедельникам до полудня. Но не более пяти штук в руки. Это абсолютно новые реалии — такое «акционное потребление»: народ кочует из магазина в магазин, покупая здесь — масло и лук, там — сахар, чай и «мяско». Не только старики. Мамаши (дети в колясках) обсуждают на скамейке маршруты/покупки по буклетам разных ритейлеров.

До глубин потрясло: мужик средних лет на стоянке перед «народным» супермаркетом, озираясь, перекладывает в багажнике «Порша» продукты из пакетов этой сети в пакеты сети дорогой, «элитной». Видимо, чтобы соседи не заподозрили в нем равного себе. Стесняются самих себя, новых, не те, кому денег на еду не хватает, а бывшие «миддлы».

Богатым, как и нищим, все нипочем. Последние года два летаю, наблюдая в соседях совсем не маленьких бизнесменов и бандитов. Раньше все они перемещались бизнес-классом. Сейчас в лучшем случае усаживают там жен, подруг или родителей, а сами идут в эконом. И — ничего, не комплексуют. Первым и бизнес-классом теперь летают почти исключительно чиновники и силовики. А мода на личную малую авиацию, да еще и летные права понемногу сходит на нет. Сокращаются также число и география чартеров. За первые три месяца в крае розничный оборот сократился на 9,1% по сравнению с тем же периодом прошлого года. А в прошлом году оборот уменьшился по сравнению с 2014-м на 12,8%. И это статистики считают по выручке, не учитывая рост цен.

Новые виды краж: снимают двери в подъездах (общие), грузят и сдают бесхозные машины, ржавеющие во дворах. Томские дальнобойщики слетели с Култукского тракта (под Иркутском). Товар перегрузили. А с подъемом фуры обнаружились нерешаемые проблемы. Пока дальнобои отогревались в ближнем поселке, мародеры сняли с машины восемь колес с левого борта, аккумулятор, фары, вытащили инструмент из салона.

Кризис — общий, но каждая семья (человек, город, регион) испытывает его по-своему. Есть ли в семье дети, старики, перекладываешь ты бумаги или куешь ракетно-ядерный щит — факторов, влияющих на социальное самочувствие множество, общее арифметическое не вывести, единой кардиограммы нет. Так что — лишь набор наблюдений.

Университет

На старте нацпроекта «Образование» уборщица в Красноярском управлении Центробанка по итогам 2005 года получила 13-ю зарплату в сумме 58 тыс. руб. — годовой заработок преподавателя в одном из госуниверситетов Красноярска. Считая все надбавки: за кандидата наук (675 руб.), за доцента (871 руб.) и т.д. Что спустя две пятилетки? Педагоги по уровню доходов по-прежнему несравнимы с техничками в банках. Беру расчетку у того же знакомого. Оклад — 16 800, районный коэффициент 3360 и северные 5040. Итого: 25 200. Совмещения физически невозможны, поскольку нагрузка дико выросла.

Прожиточный минимум в крае в январе снизили на 2,3% до 10 598 рублей. То есть на первый взгляд кандидат наук, доцент вполне прокормит себя, а если откажется от покупки книг, театра, сядет на диету — еще и одного ребенка. Все не так плохо. Но так только кажется. Все куда хуже. Стоит лишь погрузиться в данные Красноярскстата. Дело в том, что прожиточные минимумы трудоспособных граждан и детей несколько выше (пенсионеров существенно ниже), поэтому после налоговых вычетов доценту на одно свое жалованье дите не прокормить.

Среднемесячная начисленная зарплата в Красноярском крае за ноябрь 2015-го составила 35 535, за декабрь 44 711 (свежей данных нет). Это я к тому, что и образовательный нацпроект, и президентские майские указы 2012 года, все слова о том, что зарплата педагогов не должна быть ниже средней региональной, а к 2018-му у врачей, вузовских преподавателей и научных сотрудников — превысить среднюю по региону вдвое, все грозные заявления о «публичной политической персональной ответственности» губернаторов за неисполнение этих требований не стоят и бумаги, на коей изложены.

Зарплаты вузовских педагогов или врачей не обеспечивают даже простого воспроизводства. Раб не в состоянии прокормить маленького раба, который шел бы ему на смену. Раб получает не больше, чем требуется лишь ему одному, чтобы вкалывать. Причем безостановочно: месячная зарплата покрывает именно месячные обязательные платежи, траты на еду и проезд. Уровень зарплат демонстрирует потребность государства не в умниках, не в историках, физиках, философах, а в тех, кто копает-пилит-режет-разливает-продает ресурсы родины, и в тех, кто обслуживает сырьевой сектор.

Сперва нам долго рассказывали, что россияне готовы снизить свои зарплатные ожидания, а сейчас Минэкономразвития предложило ограничить «рост зарплат». Как это поможет преодолеть стагнацию, не ясно. Ясно, что мой знакомый доцент все пропустил. Рост зарплат, оказывается, уже был.

Производство

Хоть цены на все базовые продукты края (нефть, алюминий, золото, никель, медь, металлы платиновой группы) упали до самых низких за современную историю отметок, Красноярье нарастило бюджет на 22 млрд, спада производства нет. Причина не в талантах управленцев, а в падении рубля: край получает выручку в долларах и зависит не столько от решений Москвы, сколько от Лондонской биржи металлов. Красноярск растет, а, например, Курган, лишенный руд и углеводородов, вымирает. Курган был напичкан машиностроительными заводами, все они или закрыты, или в состоянии банкротства. И в Красноярске, и в Кургане сохраняется военное производство. Но если в Красноярске оно растет быстрей, чем в самые благополучные годы, госзаказ авансируется, в Кургане приходит в окончательный упадок. Если Красмашзавод теперь кует не только баллистические ракеты для подлодок, но участвует и в производстве опытных образцов межконтинентальной ракеты «Сармат» шахтного базирования, идущих на смену «Воеводе», то Курганмашзавод, прежде флагман ВПК, единственный в СССР производитель БМП, при смерти.

Курганец Мишка, однокашник, руками умеет делать все. И механик, и шофер. Трудился много кем и где. Но свалил инфаркт. С тех пор без работы. В этом месяце последний раз получил на бирже пособие, что дальше — не знает. И именно сейчас случилось чудо: жена долгие годы не могла родить, и вот получилось.

Теперь он инвалид без работы, но с дочкой. Подходящих вакансий ни в производстве, ни на стройке, нигде. «Мужикам только в зону остается».

Банк

Штучный специалист А., последнее, с 2001-го, место работы — одно из реготделений ЦБ. В июне будет два года как безработный. И его отказ ехать в длительную командировку в Крым — тут не политика, а жизненные приоритеты: требовался уход за родственниками.

— Год я получал на бирже 5635 рублей, это с уральским коэффициентом, и это потолок, с надбавкой за стаж. Потом минималка, чуть меньше 1 тысячи. Сейчас — ничего. Ну и правильно. Человек с деньгами — это человек свободный. Зачем здесь такой?.. Реальная безработица куда выше заявляемой: биржа всегда битком, на последней ярмарке вакансий народ просто не мог попасть в здание. И ладно мне ничего предложить не могут. Теперь и малооплачиваемых рабочих вакансий нет. Встало все и с недвижимостью, ничего не покупается и не арендуется. Люди тратятся только на коммуналку и еду, а раз нет спроса, никто ничего и не производит. Только училище ФСБ растет, не успевает осваивать деньги, стройка за стройкой — и оздоровительные и развлекательные комплексы, и поликлиника. Уже как отдельный район города.

А. прав: это первый кризис, когда при росте цен людям не только не добавляют зарплаты, но еще и пытаются снизить. Из-за этого падает спрос, и производство встает колом.

Земля

В марте побывал в верхнем и среднем течении Енисея — на юг и север к Красноярску. Полей на юге мало, а на севере уж почти нет, на них — не сорняки, что можно было бы списать на особенности местного земледелия, полагающего сорные травы прекрасным перегноем. Нет, в полях выросли осинки. Земля не пашется уже много лет, летом по краю бывших пашен и покосов дети собирают волнушки и рыжики. Китайские теплицы порушены: китайцы теперь на родине могут заработать больше. Местные мужики или тенями бродят, или на вахтах: за медяки золото моют и нефть качают.

Из разговора на зимнике. Среднее течение Енисея, 60-я параллель. «В 90-е здесь все поля были засеяны, скотина в каждом дворе. Как только стали пенсии исправно платить, все — на печь, никому уже ничего не нужно». — «Маленькие же совсем пенсии!» — «Как видите, достаточные, чтобы здесь все легло». Так и есть: в ближней деревне Назимово скота не осталось, население человек 400, десяток коров. И повсюду срубленный и гниющий лес. Раньше его скупали китайцы, Арабские Эмираты. И те и другие ушли.

Pro et contra

Никакого кризиса в России нет. Это где-то кризисы отрезвляют, очищают, меняют курс, правительство, всю систему. У нас тоже так было в начале 90-х и в 1998-м, сейчас иначе: Россия приспосабливается к неблагоприятным обстоятельствам. Они привели не к структурным реформам, а к урезанию семейных бюджетов. Кто, стиснув зубы, ушел из бутиков, у кого дети меньше едят. И в этом ничего необычного, никаких шекспировских драм, это наше естественное состояние. Углеводородная халява должна была закончиться; ну и вот. Нормально жить нам, видать, не судьба — даже на всем готовом. Карета вновь стала привычной тыквой, кучер — крысой, чудес не бывает, народ давно сформулировал: когда сиротинушку приглашают на танец — музыканты объявляют перерыв. Эта история — совсем не про экономику. Никакого кризиса не может быть там, где многими веками культивировался стоицизм с его оборотной стороной — согласием на предлагаемые миром условия, адаптацией к любому насилию извне, отказом от человеческого в себе — ради продолжения жизни. Никакого кризиса не может быть там, где люди выживают всегда. Несмотря ни на что, вопреки чему бы то ни было. Даже когда не стоит свеч или западло, в убыток или невмоготу, даже на условиях червей и опарышей. В аду или еще ниже. С такими задатками и анамнезом, с таким национальным сопроматом наш народ в принципе непобедим. И неисправим. Что ему экономические трудности?

О чем вообще говорить, если в бэкграунде народа, например, голод 1932–33 годов. Спецсводки ОГПУ о людоедстве рассекречены, каждый может ознакомиться. Да даже не столь давние времена: помню Свердловск первой половины 80-х, когда первый секретарь обкома Ельцин начал строить первые супермаркеты, и на их чуть не километровых полках стояла одна морская капуста, а по другую сторону — майонез. Или 90-е, когда работали за еду. Анекдот с бородой, кто как представляет голод. Немец нарисовал тощую сосиску, француз — тонкий ломтик хлеба. Русский — задницу, затянутую паутиной. Так что — прорвемся. Пусть те волнуются, у кого «все плохо» сейчас, у нас «все плохо» всегда. Всю жизнь. Мы привычные.

В общем, это не про нас.

Это именно про нас. Жизнь-то у нас одна. Хочется ее нормальной, а не вот этой «достойной бедности», на которую нас ныне ориентируют, не вечного выживания с тоской в хребте по лучшей доле. Ладно, терпели в прошлом веке. Все примерно в одних условиях, предлагались идеалы социализма. То есть понятно было, из-за чего вот это все. А сейчас?

И сколько можно давить на жертвенность? На эти затертые клавиши — мы-де богоносцы, долготерпеливые, переживем и это, мы вообще не про материальное, не про пошлую сытость, мы другие… Мы — не другие, мы обычные. Раньше были другие. Советская утопия закончилась.

Во всех структурных мировых кризисах за последние полтораста лет российский народ последовательно терпел лишения и как-то приспосабливался. 90-е наконец дали бесценную свободу. Ну и в том числе возможность выбирать потребительские ценности. Обогащаться. Пасть в презренное, вытесняемое в советское время мещанство. И люди со второй половины 90-х как-то начали обустраиваться, что-то позволять себе, думать, что оставят детям и внукам, поверили, что и для себя можно жить, для своей семьи и близких…

Не вопрос, выживем. Куда нам деваться. Перейдем с «Макфы» на «Доширак». Вопрос в другом. Не то худо, что худо сейчас, а то худо, что нет предпосылок для того, чтобы становилось лучше. Понадеяться бы на частную инициативу, бизнес, творчество освобожденных масс — как в 90-х, но пространство и дух, витающий над ними, выглядят строгими, зачищенными; ждать нечего. Все выровнено по нитке, люди в значительной части своей воли, энергии, порывов отменены… Так вот, знать бы, для чего их отменили? Для чего деньги идут не населению, а на борьбу с ним — всевозможным контролирующим органам и силовикам? Сколько дерут с бабок за их 6 соток? Да им доплачивать должны, что они горбатятся над вашим «импортозамещением»!

Все равно прорвемся? Ну да, сколько под эту речовку сошло уже в землю. Никто здесь никуда не прорывается, поколение за поколением, уже много лет. Шансы тают, микроскопические перемены обращаются в прах, наши дети так же, как мы, терпят и приспосабливаются. Затягивают пояса, потом кладут зубы на полку, затем, через краткий иллюзорный просвет, заново входят в этап «жесткой экономии», вынуждены есть дрянь, подчиняться дряни, сами становиться дрянью. И так всю дорогу. Дар единственной, неповторимой жизни переводится на дерьмо.

Знаете, чего сейчас боятся нищающие массы, а нищают в первую очередь семьи с детьми? Что у них начнут забирать детей. И это вполне обоснованные волнения. Как и ожидания увеличения числа «отказников» в роддомах. То есть сейчас с больнично-интернатским младенчеством программируется уже будущая нищета, неустроенность, неблагополучие, крепятся традиции.

У нас у всех по одной жизни. И черт с ним. Но ведь у каждого ребенка одно только детство и одна возможность стартовать в жизнь правильно. Других не будет.

Алексей Тарасов