Интервью с Сергеем Шойгу

Р.Д.: Сергей Кужугетович, расскажите, пожалуйста, с чего начиналось МЧС.

Сергей Шойгу: В 1990 году специальная комиссия предлагала на утверждение Верховному Совету кандидатов в первый состав Российского правительства. Когда речь зашла о председателе Госкомитета по Чернобылю, один из депутатов предложил меня, сказав: «Есть в Сибири один начальник строительства. Этот человек имеет за плечами сданный завод, строил города».

Несколько дней спустя по рекомендации комиссии меня и еще пять кандидатов на разные посты в правительстве пригласили на заседание Верховного Совета, который в то время был разделен на две части: половина голосует за, если ты у стен Мавзолея порвал партийный билет. Вторая часть голосует за тебя, если ты пришел на заседание с красным флагом. Так что одни меня спрашивали: «Как вы в свои тридцать четыре года такую сумасшедшую карьеру сделали?» А другие кричали: «Почему вы из партии не вышли?» В общем, никто из нас в тот день не прошел, и я, вздохнув с облегчением, собрался ехать назад в Сибирь. И уехал. Но дней через пять мне позвонил тогдашний премьер-министр Иван Степанович Силаев и предложил работу в Госстрое.

Так в октябре 1990 года я стал заместителем Председателя Госстроя. Через полгода мне эта чиновничья суета надоела. Я строитель — я должен строить, и чем больше, тем лучше. В Сибири меня ждала живая работа, и я решил оставить этот пост, но меня вновь пригласил Силаев и на сей раз поручил создать Российский корпус спасателей.

После Чернобыля и землетрясения в Армении стало ясно, что стране нужен отряд быстрого реагирования, хорошо оснащенный, аэромобильный, состоящий из обученных и физически подготовленных профессионалов-спасателей.

Я вышел из здания с одной бумагой в руках, совершенно не представляя, что мне предстоит делать и как это делать.

Р.Д.: К кому или к чему вы обратились в первую очередь?

С.Ш.: Существует литература по этому предмету: инструкции по горноспасательным работам, по Чернобылю, по Армении, по другим катастрофам. Потом мы съездили в английский центр подготовки спасателей.

Первое штатное расписание предусматривало 150 человек. Это сейчас в нашей системе трудится больше 70 тысяч. Мы не сразу поняли, что один отряд на всю страну, который сидит, потом прыгнул в самолет и прилетел, это абсолютно неправильный подход. При такой территории, когда из одного конца в другой лететь десять часов на самолете, конечно, нужна сеть подразделений.

Всяко бывало, два года я жил в гостинице. Были моменты, когда мы все в этом самом гостиничном номере и работали.

Р.Д.: Вот вы говорите «мы»...

С.Ш.: Самым первым приехал мой друг, ныне мой первый заместитель Юрий Воробьев. Потом пришли ребята из научно-исследовательских институтов, инженеры, альпинисты, которые хотели заниматься этим делом. Тогда появились братья Легошины, Андрей Рожков. Так и сложился первый состав.

Р.Д.: Те, кто вас окружает, просто выполняют команды или они — ваши единомышленники?

С.Ш.: Единомышленники, которые выполняют команды. У нас действует принцип, если я тебя привел, то я за тебя отвечаю. Если ты прокололся, то это и мой прокол. Постепенно так все и выстраивалось на всех уровнях. Как сказала героиня замечательного фильма «Москва слезам не верит»: нужно научиться управлять тремя, а дальше уже количество не имеет значения.

Сегодня практически все, кто начинал со мной десять лет назад, продолжают работать здесь.

Р.Д.: Общеизвестно, что вы не кабинетный министр, в репортажах о ЧС вы всегда в гуще событий.

С.Ш.: Можно командовать заводом, не будучи токарем, но нельзя спасать людей, не понимая и не зная, как это делается. Это то дело, в котором дилетантство и ошибки очень дорого стоят. Надо точно знать, что делать. К примеру, если перед вами разрушенное здание, с чего вы начнете? Мы вместе отрабатывали все на практике, знания приходили с опытом. Теперь никому не придет в голову кидаться в завал с носилками и домкратами, не проверив, обесточен ли объект. Кстати, в Каспийске в 1996 году на третьи сутки спасательных работ по тросам крана пробили искры. Оказалось, что те, кто начал работать там до нашего прилета, не выполнили главное правило: не отключили электроэнергию.

Спросите ребят из первого набора, что я им говорил, когда они приходили на работу.

«Если вы пришли делать подвиги, то вы не туда пришли! Это наша работа, мы за нее взялись. Здесь нельзя сказать: вот сегодня четверг, я совершаю подвиги».

И еще в Законе о статусе спасателя есть формулировка: «Спасатель имеет право на обоснованный риск». Риск обоснован тогда, когда ты видишь, ради чего ты рискуешь, и это намного дороже того, чем ты рискуешь. Конечно, эта грань очень тонкая, но здесь играет роль то, как тебя воспитали, какова твоя система ценностей. Здесь главное — как ты это делаешь, а не какие чувства у тебя при этом возникают. Ты оцениваешь себя сам. И потом, если у тебя что-то не получается или ты ошибся — большие мучения, я вам скажу, наверное, трудно себе представить.

Р.Д.: Что мешает работе спасателей?

     С.Ш.: Безответственность. «Вокзал заминирован», — сказали и бросили трубочку. В ответ поднялась одна служба, другая, по 12 тысяч человек с этого вокзала эвакуируют, поезда отгоняют, отправка грузов задерживается, и каких денег это стоит!

Или вот в одной газете читаю: «Ленск сегодня — как всероссийская ударная стройка имени князя Потемкина». То есть МЧС строит потемкинские деревни, показуху. Результат: 200 семей отказались вселяться в дома. Они говорят: «Вот газета написала, что они холодные». Заметьте, это не специалисты сказали, а газета написала. Только куда нам теперь 200 семей поселить?

Другой пример. Некий экстрасенс, который якобы никогда не ошибался, предсказывает землетрясение. Службы прогноза подтверждений не дают, но на душе неспокойно. Начинаем грузить самолеты, снимать с резерва технику, продовольствие, врачей с дежурства, резервировать кровь. Освобождаются места в больницах, задерживается прохождение поездов с опасными грузами через мосты. Затраты сумасшедшие, в результате никакого землетрясения не происходит.

Как показывает мировая практика, землетрясения вообще прогнозировать крайне сложно. Можно лишь достаточно точно определить число жертв разрушений, что тоже очень важно, так как с зоной землетрясения обычно нарушена связь. Сегодня при МЧС работает Агентство по мониторингу и прогнозированию, оно предсказывает наводнения и лесные пожары с вероятностью 82–83 процента.

Р.Д.: А как было с Ленском?

С.Ш.: Мы еще в марте объявили, что там будет наводнение. В начале зимы снега не было, но стояли сумасшедшие морозы, и все промерзло. Потом выпал снег. Весной снег растаял, под ним оказалось более двух метров льда, и вода пошла поверху. Она находила промоину, поднимала этот лед, натаскивала одни льдины на другие... И произошло то, что произошло.

Р.Д.: У многих россиян МЧС ассоциируется с ЦЕНТРОСПАСом.

С.Ш.: Это потому, что по радио и по телевидению передают: ЦЕНТРОСПАС в Колумбии, Турции, Греции, на Тайване, в Афганистане. У нас в стране 17–18 тысяч спасателей, и из них только полпроцента входит в ЦЕНТРОСПАС. Хотя, конечно, ЦЕНТРОСПАС — это элита, там работают профессионалы высочайшего класса. Это те, кто выезжает на особо сложные работы, когда не справляются региональные отряды или им нужна какая-то серьезная помощь и поддержка. Они обучены и заточены под все.

Р.Д.: Вы постоянно сталкиваетесь с человеческими трагедиями. На вас это не давит?

С.Ш.: На эмоции в таких случаях просто нет времени, необходимо срочно решать множество проблем. Если вы возьмете любой отчет о спасательной операции, он сухой и лаконичный. Выводы, ошибки, что и как исправлять. Мы не можем писать: я увидел его и упал в обморок.

Конечно, переживаешь, когда видишь, сколько людей погибло. Мы нормальные люди, такие же, как и все. Присутствует и усталость, и все остальное, иногда даже появляется желание бросить все. Но потом неделька, месяц проходит, и надо работать дальше.

Р.Д.: Вы много времени проводите с семьей?

С.Ш.: Достаточно. Тут действуют определенные прерогативы: сегодня моя работа требует больше времени и внимания, чем жена и дочери. Однако они — мой надежный тыл.

Р.Д.: Когда вы в последний раз брали в руки гитару?

С.Ш.: Да взять-то нетрудно, а вот поиграть и попеть... В последний раз, дай бог памяти, на Новый год, в кругу семьи и друзей.

Р.Д.: Сергей Кужугетович, расскажите о ваших родителях.

С.Ш.: Папе в сентябре 80 лет. Видел вот его три дня назад. Летал поздравлять родную республику по поручению Президента с 80-летием образования государственности. Странный такой праздник...

Р.Д.: Почему странный?

С.Ш.: Уйгурский каганат, в который входила Тува, существовал до середины IX века. Как быть с тем, что при Чингисхане Тува была самостоятельным образованием?

Хотя должен признаться, я на тувинском языке не говорю — я учился в русской школе, и дочери мои его не знают. Мама у меня русская, трудилась экономистом в сельском хозяйстве. Обе мои сестры, старшая и младшая, работают врачами-психиатрами.

Р.Д.: Спасибо, Сергей Кужугетович, за то, что вы уделили так много времени нашему журналу.

С.Ш.: Спасибо вам. Я старался. Несите доброе, вечное...