Знать или верить?

Элла Грайфер

Знать или верить?

 

Две души у человека

Сплетены всегда в борьбе!

Выбирать одну не думай:

Обе надобны тебе.

Будь же сам с собою воин!

Ты на две души раздвоен!

Береги низкую,

Береги высокую,

Береги кроткую,

Береги жестокую,

Береги обе!

Б. Брехт

Когда я училась в первом классе, на последней странице обложки тетрадки в клеточку была напечатана таблица умножения, а в линеечку – "Торжественное обещание юного пионера". То и другое нам с младых ногтей предлагалось усвоить в качестве несомненных истин.

Первая – практическая, доказуемая, проверяемая и изменяемая. Такими истинами охватывается, в основном, любимая сфера тов. Маркса: производительные силы, производственные отношения, взаимодействие с окружающей средой в размышлении, чего бы покушать. Их дозволено уточнять, в крайнем случае, даже изменять, о них возможен продуктивный обмен мнениями с людьми любой цивилизации, бо дважды два и в Африке - четыре, в чем может в любой момент убедиться каждый, независимо от расы, национальности и вероисповедания.

Вторая – мировоззренческая, определяющая смысл жизни, моральный кодекс, структуру мироздания. В традиционных культурах ее обыкновенно приписывают откровению с неба. Если содержание первой разрешается исследовать, критиковать и развивать, то во вторую можно (нужно!) только верить. Сама по себе она (по крайней мере, в традиционном виде), не противоречит здравому смыслу и опыту, но доказательства ее, буде некто пытается привести таковые, как правило, не выдерживают никакой рациональной критики, а вообще-то требование доказательств расценивается обычно как святотатство. ТолПредназначена (и понятна) она только для своих. Всякие изменения табуированы (хотя они, конечно, происходят, но медленно, осторожно и незаметно).

Философское обоснование такого разделения известно в Европе под именем "дуализма", но факт без обоснования существовал и существует везде и всегда. Причем именно постулаты, наиболее уязвимые для логического анализа, расцениваются обычно как наиболее ценные, важные, "высокие" истины, в отличие от "низких", описывающих объективную реальность, данную нам в ощущениях. А вдуматься – зачем вообще они нужны? Они ведь, вроде бы, не помогают ни пищу добывать, ни лечить болезни, ни защищаться от опасности. Ответ банален: они сообщают жизни СМЫСЛ.

Как объясняет Виктор Франкл: Поиск смысла жизни - это основная мотивация человеческой жизни, а вовсе не "вторичная рационализация" (сознательное объяснение) инстинктивных побуждений. Этот смысл уникален и специфичен, так как должен быть найден и осуществлен только самим человеком; только тогда он может удовлетворить его собственную волю (стремление) к смыслу. Есть авторы, которые утверждают, что смысл и ценности жизни являются "всего лишь защитными механизмами, конструкцией из реакций и сублимаций". Но что касается меня, я вовсе не хочу жить ради моих "защитных механизмов", и не готов умереть ради моих "реакций". Однако человек способен жить и даже умереть ради своих идеалов и ценностей.

Несколько лет назад во Франции был проведен опрос общественного мнения.

По его результатам, 89% опрошенных признали, что человеку необходимо "нечто", ради чего стоит жить. Более того, 61% допускают, что есть нечто, или некто в их жизни, ради которых они даже готовы умереть. http://lib.ru/DPEOPLE/frankl.txt

Доктор Франкл - психолог, работающий с индивидами. По роду занятий он не обязан интересоваться социальной природой "смысла", но знает, что истинный смысл жизни надо найти во внешнем мире, а не внутри человека и его собственной души, как в какой-то замкнутой системе. Практически он рекомендует искать его в области отношений с другими людьми: встретиться с любимым, воспитать ребенка, написать книгу… Лет триста назад почетное место в этом списке заняли бы отношения с членами своей "референтной группы": уважение соседей в деревне, профессиональная этика, дворянская честь…

"Смысл жизни" есть в исходном моменте не что иное как осознание своей принадлежности к определенному сообществу и своей функции, роли в нем. Он по умолчанию определяется общей системой ценностей, наивысшая из которых как раз и есть принадлежность к своему сообществу, поскольку оно – когда открытым текстом, когда по умолчанию – лучше всех. При отсутствии такого недоказуемого, да фактически и неверного, убеждения никакие доказуемые истины выживания не обеспечат - не помогает изобилие, нет реакции на опасность, а болезни вместо лечения, наоборот, провоцируются (наркомания и т.п.).

"Низкие" истины должны быть проверяемыми и сравнительно легко изменяемыми, потому что они – часть механизма приспособления к окружающему миру, который и сам меняется, но главное – постоянно меняются наши знания о нем. "Высокие" же, будучи основой стабильности мировоззрения индивида и взаимопонимания в сообществе, должны быть... непроверяемыми, недоказуемыми и неопровержимыми не под страхом наказания, а потому что технически неосуществимо. Чтобы перевернуть земной шар, Архимеду, как известно, требовалась всего-навсего точка опоры ВНЕ этого самого шара. Чтобы не дать перевернуться (и разлететься) человеческому сообществу, его надобно обеспечить точкой умственно-нравственной опоры ВНЕ пределов его досягаемости, не только практической, но и теоретической, вне области, доступной его пониманию, подчиненной его логике. Никакой практический опыт в принципе не может вступить в противоречие с идеей богоизбранности евреев или догматом троичности христиан, максимум – спровоцирует новые толкования.

Человек – от природы животное общественное, ему важнее наладить сотрудничество с ближним, чем выяснить, сколько будет дважды два, и потому аспект мировоззрения, ответственный за сплоченность коллектива, психологически необходим, занимает высокое положение в иерархии ценностей и в случае угрозы отстаивается очень агрессивно. Источником же угрозы может быть, в принципе, либо чужой конкурент, либо родной еретик.

Любая новая мысль должна прежде зародиться в какой-то индивидуальной голове, в «коллективное осознательное» она (если повезет) входит лишь поколения спустя. Отсюда – непреходящее значение всякого нонконформизма, гражданского мужества, «Здесь я стою и не могу иначе!». Не надо, впрочем, думать, что в подобных конфликтах индивид всегда прав, а коллектив виноват. Бывают люди искренне заблуждающиеся, бывают шизофреники, всякого рода често- и властолюбцы… словом, отбор необходим. В развитых культурах существуют даже механизмы интеграции нового знания без "потрясения основ" (например, толкования в религиях): обновления строго дозируются, рассредоточиваются во времени, в традиции отыскиваются их действительные или мнимые корни, но настороженность остается, и всякий крутой поворот истории, требующий поиска новых путей, чреват новыми конфликтами.

Куда серьезнее и непримиримее бывает мировоззренческий конфликт между разными сообществами. В разных религиях и культурах картины мира (главным образом «высокие» их части) различны, вплоть до полной несовместимости. Не только потому, что складывались они в разных природных условиях и исторических событиях, но, опять же, потому что мировоззрение - опора сообщества, главное отличие своего от чужого. Из истории известно, что идеологи различных сообществ (в частности, религиозные деятели) всегда были склонны скорее преувеличивать, чем преуменьшать свои разногласия.

Водораздел между "высокими" и "низкими" истинами в разных культурах в разные времена проходит по-разному. Общая тенденция: по мере того, что мы называем "развитием", идет расширение "низкой" и сужение "высокой" области. У нас сегодня строение вселенной физики обсуждают, а в "Песне о Гайавате" откровением с неба объявляются даже методы посева кукурузы. Чем более развито сообщество, тем более оно открыто – как для интеграции нового знания, так и для контактов с другими культурами.

Гипертрофия "высокой" области чревата, прежде всего, превращением в легкую добычу более сметливых соседей. Не случайно "недоразвитые" народности большею частию обретаются в местах, для обитания мало приспособленных – с территорий более завидных их давно вытеснили, а нынче и вовсе в резервации загоняют. Их особая примета – трогательная приверженность обычаям предков. Вопреки описаниям из романов про «благородных дикарей», не аристократическая гордость тому причиной, а панический страх, ибо по их представлениям всякий нетрадиционный чих угрожает стабильности целого мироздания. Где-то, кажется, у Швейцера, прочла я как-то про первобытное племя, готовое лучше в полном составе с голоду сдохнуть, чем, по случаю неурожая, новыми блюдами традиционную диету обогатить. А еще им свойственен наивный расизм. Вспомним хотя бы собранный когда-то нехорошими белыми властями ЮАР съезд бушменов из разных племен, одним из главных решений которого была декларация: "Все мы - бушмены!". Потребовалось вмешательство белых, чтобы первобытные люди поняли: иноплеменник - тоже человек.

Казалось бы, всем видна незавидная участь народов, оставшихся доныне первобытными, и, тем не менее, даже в самых высокоразвитых обществах не прекращаются попытки вернуться в доисторический "золотой век", который требует для выживания немало усилий физических, зато освобождает от умственных усилий. Голова там дается только для того,

 

чтоб носить стальную каску

или газовую маску

и не думать ничего:

фюрер мыслит за него.

(С. Маршак).

Ни катастрофическое военное поражение Германии, ни развал победившей России не уменьшают привлекательности хрустальных дворцов Веры Павловны для рожденных свободными и не чающих, как избавиться от этой свободы, потому что... гипертрофия области "низкой", оказывается, ничуть не лучше.

Нас учили, что открытость – величайшее благо и кашу маслом не испортишь. Но при неограниченном добавлении масла количество неизбежно перейдет в качество и вместо каши с маслом образуется масло с кашей, что уже далеко не так аппетитно. Мы привыкли представлять себе борьбу идеологии просвещения противрелигиозного засилья как победу проверяемых и доказуемых "низких" истин над "высокими" априорными, свидетельство ничтожности и ненужности этих последних. Нотак ли это на самом деле?

Вспомним хотя бы знаменитую историю "А все-таки она вертится" и спросим, возможно ли было что-либо подобное в каком-то другом, нехристианском народе?Ответ: нет, невозможно. Не потому что прочие были более гуманными – тот же Спиноза от дорогих единоверцев по полной программе огреб, но – не за это. Спинозапустился в некошерные рассуждения об отношениях творения и Творца. Если бы он явился к своему раву с заявлением, что земля вертится, его не отлучили бы, азасмеяли: "А хоть бы и фрейлехс плясала – нам-то что за корысть? Благодари Господа, что мы, по неизреченной милости Его, пока что с нее не свалились, да изучайпоприлежней Талмуд. Нашел тоже, на что время тратить!"

Но в родной культуре Галилея (и инквизиции!) вопрос о вращении земли оказался причислен к области "высокого". Виноват в этом, вероятно, Аристотель, унаследованный от античности в комплекте раннехристианской культуры, так что все его размышления из самой "низкой" области, возвышены были почти до религиозных, возникло представление, что через природу (не только, конечно, но и не в последнюю очередь) обращается к человеку Бог.

Вопрос, что куда вертится, практического значения тогда не имел, и вряд ли кто-нибудь, не исключая самого Галилея, мог предположить, что заимеет в будущем, зато он имел для христиан значение мировоззренческое, оставаясь в то же время, в принципе, проверяемым. И это исключение из правил спровоцировало, к добру ли то или к худу, сразу две революции: социальную и научно-техническую. Именно в процессе отделения физики от метафизики, на полпути из "высоких" в "низкие" истины и возникла современная фундаментальная наука. От "высоких" унаследовала она веру в высоту своего призвания, собственную корпоративную этику и вызывающий снобизм. Приметами "низких" оказалась неприкрытая развиваемость и проверяемость, а главное, тот факт, что стала наука действительно производительной силой. Естественно, как только она окончательно ею стала, из нее начали интенсивно вымываться приметы "высоты" – от бескорыстного интереса к творению как таковому до элементарной порядочности (сравн. историю с "глобальным потеплением").

Одна беда - от производительной силы ждут прикладных результатов, а поскольку, будут ли они у конкретного фундаментального исследования, не предскажет ни один Нострадамус, богатые, но не шибко грамотные частные лица гранты на нее университетам предпочитают не давать.

Финансируются темы либо полезные (доказать, что моя продукция необходима для хорошей жизни), либо для них понятные (отчего собака лает, почему комар летает), так что будущее ее (науки) нынче трудно научно определить… но это так – к слову.

Провал инквизиции в деле Галилея однозначно продемонстрировал, к чему приводит зашкаливание "низкого" в область "высокого". Ошибка, вызвана не только вышеописанными историческими обстоятельствами, но и тем, что граница в принципе нестабильна, иначе было бы невозможно никакое развитие. Однако в наше время наблюдается явление куда более опасное: любимый вид спорта нынешних интеллектуалов – умышленно путать "низкие" истины с "высокими", как точно сформулировал, Макс Волошин в мастерски нарисованном портрете русского интеллигента ("Неопалимая купина"):

 

Он утверждал (свидетель - Соловьев),

Что "человек рожден от обезьяны,

А потому - нет большия любви,

Как положить свою за ближних душу".

В мозгу интеллигента научная истина стала ДОГМАТОМ. Покуда теория Дарвина остается в области науки, специалисты соглашаются или спорят с ней, но прочие-то смертные не могут ни того, ни другого. Дарвинизм (или закон Ома, или второе германское передвижение согласных) в качестве мировоззренческой догмы широкая публика может только принимать на веру, гневно отвергая кощунственные сомнения, а следовательно… Степень реальной научности догмата роли не играет, пипл все схавает – от «расовой теории» и «обострения классовой борьбы» до управления климатом посредством выбросов СО2 в атмосферу. Зато заимствованную из религиозной традиции (в ее рамках безусловную и недоказуемую) мораль начали ДОКАЗЫВАТЬ методом «разумного эгоизма» а la Чернышевский, из которого белые нитки во все стороны торчат.

Для научной теории перманентная критика и изменения – нормальный модус вивенди, но догмат-то в таком режиме работать не может, его, как мгновение у Фауста, надо остановить, затормозить и защитить от всякой критики. А поскольку родом он из науки или хотя бы притворяется таковой, защитить его можно только насилием, насилие же в борьбе идей – оружие крайне ненадежное.

Если сегодня товарищ Маркс утверждает, что социализм в сравнении с капитализмом есть более высокая стадия развития, причем, более высокую стадию всегда отличает повышение производительности труда, а завтра простое сравнение двух Германий и двух Корей доказывает совершенно обратное, нелегко будет сохранить уважение к святыне.

Если сегодня товарищ Гитлер обещает немцам мировое господство по причине врожденного расового превосходства, а завтра они терпят сокрушительное поражение, немного найдется охотников принимать всерьез его расовую теорию.

Если сегодня товарищ Ленин комсомольцев поучает: «Нравственно то, что полезно делу пролетариата», - а что это такое за «дело», и что именно ему полезно, никто, на самом деле, не знает, кроме самого товарища Ленина, то завтра, естественно, нравственно будет то, что скажет товарищ Сталин, а послезавтра каждый Вася Пупкин станет свою нравственность придумывать для себя сам… что мы ныне и наблюдаем со всеми вытекающими.

С одной стороны, море крови и горы трупов – естественная защитная реакция современных идеологий, не имеющих опоры в пространстве религиозном, недоступном для критики, с другой – никакими репрессиями не удается предотвратить быстрого скатывания к полному цинизму, что отнюдь не полезно для сообщества. А с третьей – волна цинизма побуждает интеллектуалов, замыкая порочный круг, кидаться в объятия очередного фюрера, несущего миру новую «строго научную» единоспасающую идею с безумной надеждой, что уж на этот-то раз...

***

Надо ли понимать вышеизложенное как призыв вернуться к религиям, традиционным для Западного мира? Увы, нет. При всем моем уважении к традиции, что христианство, что иудаизм находятся нынче в глубоком кризисе, и если какой-нибудь ребе всея четвертого квартала от пятого угла Бней-Брака делает заявления от имени всего еврейского народа, то объяснить это можно, в лучшем случае, глубочайшей наивностью.

Падение авторитета религий в обществе, их неспособность (иной раз – и нежелание) помочь своим приверженцам жить верой в современном мире – не столь вина их, сколь беда, и причина ее, разумеется, не в «иррациональных суевериях» – в современных идеологиях этого добра поболее будет. Причина в том, что «высокие» истины рождаются и умирают только в связи с реально существующим сообществом, только в его рамках они имеют смысл. Не случайно смысла жизни не искали в Европе, как минимум, века до 19-го: какой дурень пломбу ищет, пока зубы не болят?

Я имею в виду не только евреев, что ассимилируются, покидая свою общину, и христиане современные, становясь гражданами большого города, точно также теряются, оказываются одинокими в толпе. Прежде-то прихожане одной церкви или синагоги друг друга знали, причем, не в первом поколении, имели в значительной степени вкусы общие, общие интересы, и, соответственно, разделяли и почитали общие «высокие», религиозные истины. Если же люди разбредаются кто куда, объединявшим их высоким истинам уготована судьба покойницкого гардероба. Галаха, разработанная некогда для обеспечения нормальной жизни и труда целого народа в условиях диаспоры, становится наследием мелких групп, живущих на подачки даже в своей стране. Естественно, смотрится она как на бедном родственнике лапсердак, перешитый из фрака умершего миллионера: тут жмет, там трет, да снизу прохудилось…

Важно различать причину и следствие: фрак перелицевали, потому что помер миллионер, но помер он вовсе не от плохо сшитого фрака. Сама по себе Ѓалаха вполне приспособлена для дальнейшего развития, но… развитие Ѓалахи всегда имело целью обеспечить сохранность и сплоченность общины в меняющемся мире, а коль скоро то, что от общины осталось, от мира предпочитает отгораживаться, чего там развивать-то? Подлатаем – и так сойдет.

Из всех современных ортодоксов разве что рав Кук всерьез ставил вопрос о НАРОДЕ в целом как собеседнике Всевышнего, прочие озабочены главным образом проблемами кашрута. На первый взгляд альтернативой являются т.н. «консерваторы» и «реформисты», как более открытые современности. Но это – иллюзорная альтернатива. Они ищут не способ по-современному обустроить общинную жизнь, а приемлемый компромисс между сантиментальными воспоминаниями детства – про белую скатерть в шабат, афикоман в конце седера и погремушки на Пурим – и взрослой реальностью, в которой нет больше высоких истин, придававших всему этому смысл, и нет общины, которая их держала и сама держалась на них.

Пути назад в истории не бывает, бывает только «бегство вперед». Один из примеров такого удавшегося «бегства» - переход от иудаизма ТАНАХа к иудаизму Талмуда. И народ, вроде, тот же самый, и тексты почитаются прежние, только читают и понимают их уже по-новому в поисках ответа на иные вопросы. В Европе, в местах стоянок римских легионов раскапывают археологи мезузы и тфилин, но… еврейские общины, жившие в этих местах до Катастрофы, о тех временах не сохранили памяти. Похоже, не с римских времен они существовали, а в какой-то момент возникали заново.

Что же произошло?

По свидетельству Иосифа Флавия в начале нашей эры наблюдается «идеологический плюрализм», проще сказать распад сообщества и ожесточенная борьба каждой из образующихся группировок за право насаждения своих вариантов «высоких истин». Противофарисейские инвективы Иисуса из Назарета дипломатическим протоколом выглядят на фоне полемических приемов тех же зелотов (главный аргумент – перо под ребро!). Знаменитая «Иудейская война», ставшая началом конца Римской империи, начиналась как война гражданская, а потом…

Потом мы видим лишь кусочки распавшейся мозаики - в цельную картину их сложить мудрено: школа Йоханана Бен Закаи http://www.eleven.co.il/article/11837 , запреты, подполье, (легендарная?) массовая смиха рабби Акивы http://www.eleven.co.il/?mode=article&id=13860&query= , Бар Кохба http://www.eleven.co.il/article/10418, и наконец, Мишна – собирание и кодификация культуры, что со временем в какой-то мере возместило отнятую территорию.

Хотя впоследствии много чего заметено было под ковер, отголоски тех жарких битв расслышать можно и сегодня. Не все были в восторге от присвоения академии в Явне статуса Сенедриона, проклятья «Биркат ха-Миним», что и по сю пору звучат в синагоге, считаются традиционно антихристианскими, но, похоже, как минимум, далеко не только – в момент их создания и других «уклонистов» хватало. Есть в Талмуде антигностическая полемика (следы влияния гнозиса, впрочем, тоже есть), есть, наконец, такая неоднозначная фигура как Элиша бен Абуя, он же «Ахер» («Другой») http://www.eleven.co.il/?mode=article&id=15065&query=

Итак, был распад, была массовая гибель в гражданских и прочих войнах, был, вероятно, массовый уход в ассимиляцию (куда, к примеру, подевалась некогда процветавшая община Александрии Египетской?). Те, кто не смог или не захотел уйти, находили друг друга и строили между собою отношения заново, придавая жизни новый смысл и обретая новые «высокие» истины на основе старых текстов, которые читались уже иначе. И пусть победившее мировоззрение выросло, главным образом, из представлений фарисейской школы, она сама тоже не осталась прежней.

Многие, понятно, со мной не согласятся. Все на свете религии настаивают на непрерывности своей традиции, на том, что кризис был всего лишь несколько бурным "возвращением к истокам". Все без исключения конструкторы "высоких" истин - будь то создатели новых, радикальные реформаторы старых религий, или даже творцы очередного "научного мировоззрения" – всегда "возвращаются", отбрасывая заблуждения "нынешнего развратного поколения", к изначальному Откровению или, как минимум, к "законам природы". Но приглядевшись попристальней, замечаем, что и содержание Откровения, и представления о "естественном" оказываются всякий раз не чем иным как СМЫСЛОМ ЖИЗНИ, как представляют его себе отцы-основатели (реформаторы) соответствующего социума.

Послушаем еще раз Виктора Франкла: …я хочу подчеркнуть, что истинный смысл жизни надо найти во внешнем мире, а не внутри человека и его собственной души, как в какой-то замкнутой системе. Я дал определение этой существенной характеристике "выйти за пределы себя" (self-transcedence). Она указывает, что бытие человека всегда направлено к чему-то или кому-то иному, чем он сам - будь это смысл, который надо осуществить, или другой человек, с которым надо встретиться. <…> смысл жизни все время меняется, но никогда не исчезает.

"Все время меняется", значит – решительно не может совпасть у меня и моей прапрабабушки, что жила 300 лет назад. Конечно, смыслом моей жизни может стать копирование ее обычаев и бытовых привычек... ну, то есть, вряд ли лично моей, но среди современников такие случаи мне известны. Разумеется, привычки не самоцель, посредством копирования одежды и диеты эти люди надеются вернуться в те времена, когда общинные связи были реальностью и смысл разумелся сам собой. Да беда-то вся в том, что у прабабушки-то смысл отнюдь не в привычках заключался, хотя они, разумеется, и помогали ей воплощать его, так что большинству прабабушек такая игра наверняка бы не подошла, ну и большинству современников, естественно, не подходит тоже.

Еврейское выражение лахзор бетшува означает «возвращение на правильный путь, обращение к Богу, к вере», а в буквальном переводе примерно «вернуться в ответ», т.е., имеется в виду – в ответ на Его призыв. Но большая ошибка – надеяться на встречу на том же месте, где была она у прабабушки, она должна быть на той же глубине, и глубину эту предстоит нам открывать заново.

Никогда не исчезает – значит, стремление его обрести и торжество в случае удачи проявляются при возникновении любого нового сообщества, и люди, стоящие у истоков, безошибочно ощущают свое глубокое психологическое родство с предшественниками, такими же зачинателями, жившими за тысячи лет до них, они уверены, что понимают их слова, их дела и замыслы ЛУЧШЕ тех, для кого смысл жизни был рутиной, кому искать его не было нужды. И если вдуматься, не так уж они неправы…

Смысл не внутри человека, его невозможно выдумать, его надо найти. Сообщество, что отжило свой век, было, в свое время, надежным поставщиком смысла, но… фарш невозможно провернуть назад. В борьбе за право создания нового сообщества победителем окажется тот, кто сумеет сформулировать "высокие" истины наиболее адекватно проблемам и чаяниям людей своего места и времени. Не могу утверждать, что у нас сегодня «есть такая партия». Возможно, ей еще предстоит возникнуть или одной из уже существующих предстоит стать такой, а если так и не появится… Господи, смилуйся над нами! Но устойчивость и долговечность обретет она только если для смысла сумеет найти опору ВНЕ области проверяемого и изменяемого, лучше всего – у истока родной традиции, как сумели когда-то создатели Талмуда.

Источник: http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer4/Grajfer1.php

18
748
9