О серости Челябинска, проблемах либералов и новой реальности Приморья

Алина Жестовская была известным журналистом в Челябинске, а теперь занимается политикой

Алину Жестовскую в Челябинске помнят, сначала как корреспондента, а потом и как одного из руководителей 31-го канала, принадлежавшего экс-губернатору Михаилу Юревичу. Затем она возглавляла телекомпанию в Перми, а последний год провела в Ярославле, где руководила предвыборным штабом Ксении Собчак. Сейчас сфера интересов журналиста-политика — экология. Она активно борется против московского мусора, который везут в Ярославскую область. Znak.com поговорил с Алиной Жестовской о том, во что превратился Челябинск за последние годы, можно ли оппозиции договориться с «Единой Россией» и проблемах Навального.

— На президентских выборах мы в Ярославле сделали четвертый результат Ксении Собчак по стране. В целом по России у нее был 1,36 %, а мы дотянули почти до 5%. Провели успешную кампанию. В этом сезоне в Ярославле были выборы депутатов Заксобрания. Но я больше занимаюсь экологической темой. Челябинск знает, что такое плохая экология. В Ярославскую область начали возить московский мусор. Это общая история для всего Центрального федерального округа. Изначально мы начинали работать со всем местным протестом: со штабом Навального, «Парнасом», «Яблоком», КПРФ. Но впоследствии выяснилось, что все они готовятся к выборам и никаких реальных поползновений в сторону остановки московского мусора предпринимать не готовы. Поэтому мы вместе с общественниками, экологами и депутатами ЗСО от… «Единой России» написали законопроект об обращении с отходами, и будем вносить его на рассмотрение нового созыва. Там будет четко прописан запрет на ввоз московского мусора. Как оказалось, если разговаривать с людьми, то даже активист штаба Собчак может договориться о совместной работе с «Единой Россией».

— За то время, что ты живешь в других регионах, в Челябинске что-то поменялось?

— Может быть, меня развратили Пермь с Ярославлем, которые все еще борются за звание столицы демократии, но в Челябинске я вижу какое-то партизанское сопротивление. Все до ужаса боятся власти, при этом по-тихому, на кухнях, в такси — ее ненавидят. Люди не хотят или боятся озвучивать какие-то очевидные факты. Но есть и объективные вопросы, которые можно решать в диалоге, в том числе и с властью. Но тут боятся рот открыть. И я не могу понять почему. Наш ярославский кейс говорит о том, что даже либералы могут найти общий язык с «Единой Россией» и принять нужное всем решение.

А здесь если что-то не устраивает, никто ничего не делает. Возникают единичные всплески, но не более. Звоню коллегам, друзьям, спрашиваю: а кто у вас главный оппозиционер. Отвечают — Сандаков. Но там все понятно. Он делает все, чтобы исправить реноме. 

Уйти от облика чиновника-коррупционера в сторону политзаключенного. При Юревиче была цензура и контроль за СМИ и общественниками. Но при этом шел постоянный диалог. Сейчас просто все молчат. Меня поразили истории с митингами «навальнят». Я категорически их не принимаю. Но когда выходят люди, а против них Росгвардия — это нонсенс. Например, в Ярославле они тоже ходили. И это были не мальчишки, как здесь, а куда более серьезные люди, которые давно в политике. На них никто не обратил внимание. И с каждым следующим митингом приходило все меньше и меньше людей. Потому что это не интересно, когда ты пришел, а тебя не покатали в автозаке. Их все меньше и меньше, а в Челябинске, такое чувство, что этот уличный процесс едва ли не культивируется. Эти события видят обычные прохожие, непричастные люди, и у них возникает ощущение, что начинается какая-то война. Хотя можно это все игнорировать. И не было бы хайпа на всю страну, и не было бы фотографий о том, что в Челябинске какое-то восстание. Все это воспитывает профессиональных революционеров. Этот мальчик из штаба Навального…

— Борис Золотаревский.

— Да, он уже политическая величина. Он уже посидел. Уже может значки вешать. Сделали его таким сами. 

— Как это получилось?

— Это обыкновенная глупость и непонимание, как работает политика. Когда ты занимаешься внутренней политикой, надо думать на перспективу и просчитывать ходы. А позиция: давайте мы сейчас всех напугаем — неправильная. Да, кого-то напугаете. Но если учитывать, что у Навального упор на молодежь, которой нечего терять, кроме своих оков, им это все весело и прикольно, то это просто подкачка темы. Они решили, что всех напугают, но получили обратную реакцию. Второй раз — делают то же самое. Непонятно зачем. Мне пишут из Москвы, Подмосковья, присылают фотографии и говорят: вот Челябинск — город революций. Все потому что нет никакого плана во внутренней политике. 

Есть исключительно ситуационка. Вся страна смеялась над семенами Путина, которые придумали в Челябинской области (акция «Путин-томат», которую предложил штаб общественной поддержки кандидата в президенты Владимира Путина. Акцию свернули через несколько часов после того, как она была объявлена. — Прим. ред.). Это было озвучено на самом верху, все хватались за головы. Сейчас ждем в Челябинске Никиту Исаева, более адекватного оппозиционера я не знаю. Он не вылезает с федеральных эфиров. Это о чем говорит? Наверное, он Кремлю не стоит попрек горла, чтобы с ним не разговаривать. А в Челябинске все начали подсушиваться: как бы чего не вышло. Все думают: мы получим по башке, даже если рядом постоим. 

— Что в Челябинске не так?

— Экология в Челябинске никуда деться не может. Но главная проблема проявляется в благоустройстве и развитии. Когда я уезжала, в городе витал чемпионат мира по дзюдо, были какие-то стройки, мега-ремонты, культурные проекты. Возвращаюсь — и абсолютно засушенное поле, серый город. Такое чувство, что управленцы просто отсиживают. Это такой брак, когда тебе домой идти не хочется, и ты начинаешь на работе зависать, с друзьями встречаться.

Такое чувство, что все это не по любви. Ну, когда на клумбах конопля растет, как так может быть? Это такая толика времени на это нужна. Но это показывает людям отношение к ним и к региону. Когда Юревича снесли, были восторги, что его наконец-то убрали. Сейчас говорят: а может, нам его вернут? У человека каким-то чудом антирейтинг ушел в ноль. А рейтинг вырос. При этом он никак не участвует в жизни региона. Надо постараться, чтобы так произошло.

—  У Юревича, и раннего — на посту мэра, и позднего — на посту губернатора, всегда были серьезные оппоненты. Наличие политической конкуренции — это залог развития?

— Да — это стимул. Это как стимул для женщины — если у нее мужчина котируется, она тоже старается накраситься, привести себя в порядок. Это стимул для бизнеса, если ты не монополист, то должен постоянно что-то улучшать, конкурировать за потребителя. И так же, если у тебя есть критика, есть условный враг, ты в любом случае его пытаешься чем-то превзойти. А если ты председатель совхоза, у тебя одна корова, три жителя, и ты сидишь до пенсии, то это другое ощущение. 

— Как ты оказалась в штабе Собчак?

— Категорически не приемлю методы Навального, особенно когда он начал взаимодействовать с детьми. Так проблемы не решаются. Мы были дружны с «Парнасом», Ярославль — регион, где в думе до последнего времени был представлен «Парнас». В историю с Собчак я ввязывалась, когда она выступала как кандидат против всех. И мы кампанию до конца довели именно как «против всех». Сейчас в «Партии перемен» происходят переформатирования. Предлагают баллотироваться на довыборы в муниципалитет. Если я все утрясу и если мы остаемся с позицией альтернативного взгляда, то да, я со всем этим имею дело. Оппозиция делится на критику и на протест. Я за критику. Тебе что-то не нравится — предложи альтернативу. Не можешь — найди специалистов, которые смогут.

— Главный аргумент против оппозиции — это вопрос: а где ваши депутаты? Вы хоть куда-то, хоть в район избраться можете? 

— Да это проблема. Единства нет, все — как лебедь, рак и щука. С одной стороны, всеми либеральными оппозиционными движениями до сих пор руководят люди, которых когда-то отодвинули от власти. Очень сложно отказаться от власти и не пытаться в нее вернуться. У этих людей уже есть свой процент антирейтинга и определенное отношение населения. Мне предлагали идти в Ярославскую облдуму, но на тот момент у меня не было ничего, что я могла бы показать. Сейчас есть законопроект, который нужен всему региону, и это уже бэкграунд, с которым можно куда-то идти.

Вот есть Золотаревский. О'кей, чем ты хорош, кроме того, что ты «навальненок». Чем ты лучше Мительмана, который сечет в экономике. Чем ты лучше руководителя любого предприятия? Что у тебя есть такое, что ты можешь показать избирателям. Когда на эти вопросы будут ответы, тогда и будут победы на выборах.

Оппозиция часто исходит из того, что, мол, мы симпатичные ребята и мы против. А что вы можете сделать? И в этом месте мы садимся в лужу. Количество недовольных огромно. В некоторых регионах доходит до 76%. Но еще никто из этих людей не потерял адекват. Поэтому и нет депутатов-оппозиционеров.

— А что должно произойти, чтобы этот процент недовольных получил то, что хочет?

— Работать надо. Должны определяться лидеры недовольных, и они должны что-то делать конструктивное. Митинг — не метод. Один раз провели, привлекли внимание, и дальше — в конструктивное русло. Ходить по улицам, писать в интернете — не метод. Чем дольше ты долбишь по неэффективным точкам, чем дольше ты не идешь на диалог с людьми, которые могут что-то решить, тем хуже. Ты себя маргинализируешь до состояния малолетнего ребенка, который говорит: хочу, хочу. Но у родителей падает забрало, и все равно они ничего не купят из принципа, чтобы не капризничал. К сожалению, история такая. Плюс никто не отменял конфликты внутри самой либеральной оппозиции. Когда они чуть ли не неуды за прогулы митингов друг другу ставят. К сожалению, основная часть лидеров считает, что главное в борьбе — это озвучивать проблему, а искать решение должен кто-то другой. Но сифилис заговорами не лечится.

— То, что сейчас произошло вокруг выборов губернатора Приморья, это что?

— Дико хочется понимать, что это. То ли потеря контроля на каком-то направлении, то ли мы сейчас создаем альтернативную демократическую реальность. Если эти процессы управляемы и просчитаны, то это возвращение доверия к институту выборов, потому что все у нас засушились до того состояния, что все решено и понятно, кто выиграет. И тут вдруг возникают точечные истории, где человек не просто набирает голоса, а еще и избирается и куда-то проходит. И для всех очевидно, что этот человек не согласован. Я не верю, что потерян контроль, потому что там сидят божественные стратеги. Тот же Грудинин, очень рискованный был кандидат. Многие мои знакомые, даже аполитичные, поверили, что мы его сейчас изберем. 

— По-твоему, система сама себя меняет, несмотря на то что это так больно?

— Почему нет? Перезагрузка, пластическая операция. Смотря какие цели преследуют. Если раньше делали все, чтобы засушить явку, то сейчас ее, наоборот, накачивают. Тот же самый проект формирования комфортной городской среды. Это в чистом виде работа на явку. И, возможно, мы возвращаемся в легализации институтов демократии. Сейчас даже прохождение глав регионов с большими процентами не легализуют варягов в чужом регионе. Люди не верят, что он победил в честной борьбе. А когда будет реальная конкуренция, люди будут понимать, что мы сами себе кого-то выбираем и сами несем за это ответственность.