Глобальное потепление: в чём нам врут

Umbra.Cursor 

https://www.youtube.com/watch?v=AluHXwpNVW0   

Глобальное потепление – одна из главных страшилок XXI века. Тема, в которой сплелись наука, политика и экономика, а так же ложь и манипуляции, прикрываемые высокими мотивами.

И сейчас я расскажу вам о восьми главных причинах, по которым мы не верим борцам с глобальным потеплением и не хотим втягиваться в эту бессмысленную войну.

Глобальное потепление – не миф, оно объективно происходит. Впрочем, глобальные потепления случались и раньше, сменяясь ледниковыми периодами. В разные эпохи средние температуры были как существенно ниже, так и заметно выше, чем сейчас.

Всего 1000 лет назад средние температуры, вычисленные по отложениям в ледниках Гренландии, были на 1,5 градуса выше принятых сегодня за точку отсчёта в глобальном потеплении.

Две тысячи лет назад было ещё на 1 градус теплее, а примерно 4,5 тысячи лет назад теплее ещё на 1 градус – в общей сложности +3,5 градуса к текущим показателям – запомните, пожалуйста, эту цифру.

Климат непрерывно меняется и нынешний цикл потепления с очень высокой степенью вероятности связан с деятельностью человека. На этом факты заканчиваются и начинается интерпретация их последствий для человечества, к которой у меня есть масса вопросов.

Политизация и коммерциализация глобального потепления

Первый из таких вопросов – сколько в теме борьбы с глобальным потеплением осталось беспристрастной науки, и сколько – политики, пытающейся из всего любой ценой извлечь выгоду.

Самый значимый промежуточный итог борьбы с глобальным потеплением – Киотский протокол к Рамочной конвенции ООН об изменении климата, создавший 277 миллиардный рынок квот на выброс парниковых газов.

Это в буквальном смысле торговля воздухом, и само существование этого огромного рынка напрямую зависит от того, насколько реальными и пугающими кажутся происходящие изменения климата.

Мы с вами прекрасно понимаем, как именно большие деньги влияют на беспристрастность экспертов, поэтому как только речь заходит не только о долгосрочных гипотетических потерях, но и о совершенно конкретных прибылях, ко всему, что публикуется на тему глобального потепления, сразу же хочется присмотреться повнимательнее.

Очень серьёзный вклад в популяризацию концепции глобального потепления сделал Альберт Гор, бывший вице-президент США. За это ему вместе с МГЭИК была присуждена Нобелевская премия мира (да, та самая, что не досталась Навальному в этом году).

Со своими выступлениями по защите климата Гор объездил несколько десятков городов мира. И, по просочившимся в прессу сведениям, его гонорар за часовую лекцию на тему сохранения окружающей среды достигал 100 000 долларов.

При этом, как ни парадоксально, США остались одной из немногих стран, не ратифицировавших Киотский протокол и не участвующих в торговле эмиссионными квотами.

Конфликт интересов и смешение ролей

МГЭИК, о которой я упомянул в связи с Нобелевской премией, это не экзотическое женское имя, а Межправительственная группа экспертов по изменению климата (англоязычная аббревиатура – IPCC) – на текущий момент ключевой орган в борьбе с глобальным потеплением.

Эта структура, созданная и финансируемая ООН, является гибридом между научным органом и межправительственной политической организацией, участники которой выступают в ней одновременно и как эксперты, и как официальные представители своих стран.

Как по мне – так себе сочетание. Примерно как комиссия по нравственности, заседающая в борделе и состоящая из проституток.

Тенденциозный взгляд на проблему

Сама МГЭИК, или, если вам больше нравится, IPCC не ведёт исследования, а лишь готовит доклады, обобщая информацию из разных источников, и на сегодняшний день выпущено уже 5 основных докладов.

В них, согласно принятым и опубликованным принципам работы МГЭИК, рассматриваются три вопроса:
— риск глобального потепления,
— его потенциальные последствия, а также
— возможные варианты борьбы с этим.

По сути, это один и тот же доклад, постепенно дополняющийся новыми деталями. Я их читал и вот что скажу: беспристрастностью в них даже не пахнет.

Рассматривая последствия климатических изменений, эксперты уделяют 100% внимания их негативным сторонам, напрочь игнорируя позитивные, хотя любому здравомыслящему человеку очевидно, что изменения климата по сути своей не могут быть абсолютным злом.

Если в результате потепления в одних регионах становится слишком жарко, то в других – просто менее холодно. Если в одном регионе выпадает меньше осадков, то в другом – больше. Если где-то сокращается площадь плодородных земель, то где-то она обязательно увеличивается. Если из-за повышения концентрации CO2 тают ледники, то из-за него же растёт продуктивность растениеводства, и так далее.

Любые изменения в сложных неоднородных системах всегда несут как угрозы, так и возможности. Это – аксиома. Однако о положительных аспектах изменения климата МГЭИК принципиально не пишет ровным счётом ничего.

Причины этого предельно просты: родовая травма и инстинкт самосохранения. Если организация создана и финансируется для того, чтобы, скажем, оценивать риск захвата мира рыжими людьми, изучать последствия захвата мира рыжими людьми и разрабатывать меры про противодействию захвату мира рыжими людьми, то она и будет это делать.

Те, кто принципиально не верит в реальность угрозы рыжих, в такую организацию просто не попадут, а те, кто в ней работает, вряд ли скажут: «Знаете, нам кажется, что эта проблема сильно преувеличена. К чёрту деньги, статус, влияние. Истина дороже. Давайте просто нас всех уволим и отправим по домам.» Поэтому, пока за борьбу с глобальным потеплением неплохо платят, недостатка в борцах не будет.

Идеологизация глобального потепления

Кроме того, доклады МГЭИК буквально пропитаны левой идеологией в худшем смысле этого слова. Все риски рассматриваются через призму «устойчивого развития» и борьбы с нищетой в беднейших странах мира – преимущественно в Африке и Азии.

По удивительному стечению обстоятельств именно эти страны объявлены в качестве потенциальных жертв глобального потепления, ну а виновников и вовсе не нужно долго искать – это развитые индустриальные страны, совершающие основную часть выбросов СО2.

Сюда же в последнем, промежуточном докладе приплетены проблемы коренных народов, гражданского общества, гендерного неравенства и ещё черт знает чего.

Но это ещё полбеды. Левые борцы за экологию предлагают ограничить инвестиции в добычу ископаемого топлива и с 2015 года изъятие инвестиций из этого сектора экономики стало самым быстро растущим процессом вывода капитала в истории.

Не сложно догадаться, что подобные инициативы лишь поддерживают котировки нефти и газа на рекордных уровнях, ограничивая экономический рост в тех самых развивающихся странах Африки и Азии, о которых левые так пекутся.

Возведение защиты текущего положения в абсолютную ценность

Но вернёмся к потеплению. Продираясь через десятки безумно скучных и нудных страниц докладов МГИЭК (только резюме к последнему промежуточному докладу занимает 110 страниц), я честно пытался понять, чего же именно мы должны так бояться, чтобы прямо сейчас, не откладывая ни на миг, начать беспрецедентно жестокие меры по ограничению выбросов.

Так вот: согласно докладу, засушливые регионы станут более засушливыми, жаркие – более жаркими. Там, где из-за засухи и жары было плохо с сельским хозяйством, станет ещё хуже, а там где был дефицит питьевой воды – её станет ещё меньше. Вот, собственно, и всё.

Ну, ещё там, где не было ураганов и наводнений, они могут появиться, но это не точно.

А, ну да! Как же я мог забыть! Под угрозой находится уникальная экосистема тундры и популяция леммингов!

Если кто не понимает, о чём речь, то я объясню: тундра – это такая арктическая пустыня. Место, где холодно 10 месяцев в году, где на вечной мерзлоте не растёт ничего кроме мха, где не живёт почти никто, кроме северных оленей и этих самых леммингов – то есть банальных северных полёвок. На летние месяцы тундра превращается в кишащее комарами болото, а затем снова покрывается снегом.

Если провести воду в пустыню – получится райский сад. В тундре достаточно воды, но это место невозможно сделать комфортным для проживания или хотя бы вырастить там что-то из культурных растений из-за вечного холода.

Когда человечество начнёт заселение Марса, первыми туда свалят жители крайнего севера, потому что вряд ли условия на Марсе будут заметно хуже, чем там.

Вот эту уникальную экологическую идиллию, так милую сердцам гринписовцев и ООНовцев, нам и предлагается поберечь ценой жесточайших ограничений и триллионных инвестиций.

Вероятно, Гринпис не в курсе, но человек и без всякого глобального потепления оказывает колоссальное влияние на биосферу, одновременно являясь её существенной частью.

Если на одной чаше весов собрать всех живущих людей на планете, а на другой – оставшиеся 6400 видов диких млекопитающих (от китов и слонов до белочек и зайчиков), то внезапно выяснится, что люди весят в 8 раз больше.

Зато домашних животных (в основном коров и свиней) почти в 2 раза больше по массе, чем людей, а 2/3 птиц на планете – это курицы.

Влияние потепления на фоне таких колоссальных перекосов в глобальной экосистеме – капля в море, детский лепет на лужайке, ноль, помноженный на ничто. Более того, периоды потеплений в истории планеты всегда были связаны с увеличением биоразнообразия, а не с его снижением.

Но черт с ними – с тундрой, леммингами, вернёмся к борцам с глобальным потеплением.

Драматизация масштабов и последствий потепления

Мне ужасно не нравится то, как они подталкивают нас к решениям:

– Нужно принимать меры прямо сейчас, иначе потепление не остановить и его последствия будут катастрофическими!
– А что конкретно случится?
– Нет времени объяснять, надо действовать!
– Но предлагаемые меры всё равно не способны остановить потепление?
– Да, но нам нужно добиться, чтобы оно было не более 1,5 градусов до конца столетия!
– Почему столько?
– Потому что иначе последствия будут катастрофическими!
– А что конкретно случится?
– Нет времени объяснять!
И так по кругу.

Да, кстати – 1,5 градуса это их новый фетИш. Основная тема последнего промежуточного доклада – необходимость удержать потепление в этих рамках. Мол, если будет столько, то всё будет норм, а если больше – то катастрофа.

При этом глобальная температура уже повысилась по сравнению с доиндустриальной эпохой на 1 градус, и если не предпринять экстраординарных мер, то повысится в общей сложности не на 1,5 а аж на целых 2 градуса!

Насколько достоверны модели, на основании которых делаются выводы относительно динамики роста температуры и уровня океана – сейчас сказать сложно, у нас слишком мало для этого данных, но так или иначе результаты моделирования не слишком пугают.

Начну с самого главного: мы не утонем. При самом неблагоприятном из текущих сценариев ожидается подъём уровня океана на величину от 52 до 98 сантиметров к 2100 году. Ещё раз: не метров, а сантиметров. 98 сантиметров при наихудшем из прогнозов. Венеция и Петербург не утонут, а Мальдивы и Вануату не исчезнут с карты мира.

Так что если ваши представления о масштабах таяния ледников навеяны фильмом «Водный мир» с Кевином Костнером – расслабьтесь.

Предел подъёма уровня моря – 60 метров – достижим лишь при полном таянии полярных шапок и при всём желании нам в обозримом будущем не добыть и не сжечь столько ископаемого углерода. Если (точнее когда) такое произойдёт, то точно не по нашей вине, а из-за стечения других климатических факторов.

Теперь что касается температуры: с ней вообще всё прекрасно. При повышении её глобально на 2 градуса ожидается, что в тёплых широтах она повысится на меньшую величину, а в холодных – на большую, и ночные температуры вырастут сильнее, чем дневные.

Для севера России это означает, что самые холодные ночи станут примерно на 6, а самые холодные дни – на 4,5 градуса теплее к концу столетия.

Каждый градус среднегодовой температуры существенно снижает на затраты на отопление помещений, повышает урожайность растений и, по цепочке, ведёт к росту общей конкурентоспособности экономики.

Из очевидно негативных для России последствий потепления эксперты пока видят лишь два: вероятность засухи в южных регионах, увеличивающую потребность в искусственном орошении полей, а так же разрушение свай под трубопроводы и здания там, где вечная мерзлота начнёт таять.

Если сравнить, что для России будет страшнее – ремонт небольшой части трубопроводов или полный отказ к 2050 году от экспорта ископаемого топлива, то тут, в принципе, и думать особенно нечего. Всё предельно ясно.

Сейчас вечной мерзлотой покрыто около 25% всей суши. 60% территории России и около 40% территории Канады – это вечная мерзлота. Сокращение этой зоны всего на 5% будет означать, что человечество получит территорию, равную двум Германиям.

Подозреваю, что если бы выгоды от глобального потепления получали не северные страны, а Африка, то чиновники ООН не моргнув глазом рекомендовали бы увеличить добычу угля, а солнечным батареям объявили бы бойкот.

Вообще, всё, что касается оценки экономических последствий глобального потепления – область легенд и мифов. Экономика очень динамична, и надёжно прогнозировать её на десятилетия или, тем более, на период до 2100 года – дело принципиально бессмысленное.

Требование немедленного решения

Ещё один сомнительный момент в борьбе с глобальным потеплением: весь этот алармизм, натягивание совы на глобус, вольные экстраполяции и невнятные страшилки об ужасах потепления нужны, чтобы подтолкнуть нас к немедленным действиям прямо сейчас: резко уменьшить долю ископаемого топлива в энергобалансе, снизить температуру в системах отопления и водоснабжения, отказаться от кондиционирования воздуха, сократить количество поездок на транспорте, затянуть пояса, стиснуть зубы, сжать кулаки..

Но прогресс и так не останавливается. Какое-то время назад основным топливом для человечества были дрова, а транспортным средством – лошади.

В 1894 году в газете Times of London приводилась оценка, что к 1950 году каждая улица города будет покрыта слоем конского навоза толщиной почти в 3 метра.

В Нью-Йорке в 1890 году было подсчитано, что к 1930 году слой лошадиного навоза на улицах города будет доставать до окон третьего этажа.

В 1898 году делегаты со всего мира собрались в Нью-Йорке, чтобы принять участие в первой международной конференции по городскому планированию.

Основным вопросом конференции была проблема стремительного возрастания поголовья лошадей на городских улицах и очистки улиц от лошадиного навоза.

Планировалось, что конференция продлится 10 дней, но завершилась она уже через 3 дня, потому что её участники так ни к чему толковому и не пришли.

Вам это не напоминает нынешнюю борьбу с выбросами CO2? Я что-то не вижу на улицах гор конского навоза, и исчезли они оттуда не благодаря балаболам–политикам, не усилиями лучших мировых коневодов и дворников, не из-за жёсткого ограничения поголовья лошадей на основе принципов всеобщей справедливости, гендерной нейтральности и права малых народов на самоопределение в рамках концепции устойчивого развития.

Нет, лошадиный навоз и самих лошадей убрал с улиц прогресс – те самые автомобили, с выхлопами которых нам сейчас предлагается безудержно бороться.

Вместе с тем, их дни и без этого сочтены. Растёт производство электромобилей, развивается альтернативная энергетика, к 2025 году планируется завершение строительства термоядерного реактора ИТЭР, наука не стоит на месте, и снижение выбросов CO2 произойдёт само по себе, безотносительно призывов МГЭИК.

Мы уже научились выводить новые виды сельскохозяйственных растений, мы умеем добывать удобрения, скоро мы и мясо научимся в пробирке выращивать, мобильность населения растёт, а темпы его прироста – падают. Поэтому чем дальше, тем проще будет решать проблему голода, связанную с влиянием меняющегося климата на сельское хозяйство.

Да, изменений климата нам не избежать, ну так человек тем и уникален, что умеет приспосабливаться к любым условиям, благодаря чему покорил эту планету от полюсов до экватора. Ни одному другому биологическому виду такое и не снилось.

Стигматизация критики глобального потепления

Последнее, что вызывает у меня беспокойство в нынешней концепции борьбы с глобальным потеплением – это превращение её в разновидность священных верований с непреложными догматами и, разумеется, еретиками, которых нужно преследовать.

В политический лексикон уже прочно вошли такие термины, как «отрицание изменения климата» и «климатический скептицизм». Уже даже существует типология видов климатического скептицизма:

• трендовый скептицизм — непризнание факта повышения глобальных температур;

• атрибутивный скептицизм — непризнание антропогенного характера потепления;

• скептицизм в отношении ущерба — непризнание опасности глобального потепления.

То, о чём я говорю, при желании можно легко подвести под третью категорию, хотя это и не верно по сути. Пока за это не судят, не лишают работы и не подвергают травле, но, как это уже произошло с социальными науками, исследующими вопросы пола или расы, тренд явно обозначен.

Очевидно, что стигматизация научного скептицизма в областях, связанных с глобальным потеплением, не способствует непредвзятому, глубокому и всестороннему изучению этой темы.

Итоги

Итак, подведём итоги: я не отрицаю факт глобального потепления, его антропогенную природу и важность для будущего человечества, но мне категорически не нравится ход связанной с обсуждением его последствий общественной дискуссии.

Я вижу как минимум 8 серьёзных проблем, каждую из которых можно рассматривать как попытку манипуляции общественным сознанием, совершаемую вопреки нашим интересам.

1. Коммерциализация глобального потепления и превращение борьбы с ним в самостоятельный и прибыльный бизнес.

    

2. Конфликт интересов и смешение научных ролей с политическими в ключевом органе по исследованию глобального потепления.

3. Тенденциозный, однобокий взгляд на проблему глобального потепления, полностью игнорирующий его позитивные последствия.

4. Чрезмерная идеологизация глобального потепления и вписывание этой темы в контекст борьбы бедных с богатыми.

5. Провозглашение неизбежных изменений в экологии абсолютным злом, и стремление сохранить статус-кво любой ценой.

6. Драматизация масштабов и последствий потепления, апеллирующая не разуму, а к эмоциям людей.

7. Создание искусственного цейтнота требованием немедленного решения проблемы глобального потепления.

8. Стигматизация любой критики радикальной позиции относительно глобального потепления.

Всё это вызывает сомнения как в чистоте мотивов, так и в достоверности предлагаемых нам выводов и решений относительно экономических и социальных последствий потепления. Проще говоря, из букв А, О, П и Ж нельзя сложить слово «счастье».

К чему всё это приводит, мы сейчас видим на примере программы вакцинации от COVID в России. Патологическое враньё представителей власти всех уровней по любому поводу, замалчивание масштабов эпидемии, манипуляции со статистикой, произвольное использование ограничений в политических целях и непрозрачная процедура испытаний вакцины привели к тому, что существенная часть населения потеряла доверие к вакцине и категорически отказывается вакцинироваться, несмотря на любые разумные доводы.

На первый взгляд, между антиваксерами и климатическими скептиками много общего – и те, и другие не разделяют доминирующую в обществе позицию.

Однако если вычесть с обеих сторон тех, кто просто поленился разобраться в вопросе или сбит с толку из-за того, что официальные источники не вызывают доверия, то окажется, что большинство антиваксеров просто боится неизвестности.

И в этом, как ни странно, они сходятся не с климатическими скептиками, а, скорее, наоборот – с наиболее ярыми борцами против климатических изменений. Одни боятся маловероятных побочных эффектов вакцины, другие – маловероятных климатических катастроф, вот и вся разница.

Мы, безусловно, переживём и COVID, и глобальное потепление, мы – люди и отлично умеем адаптироваться. Но наши потери будут куда меньше, если мы научимся меньше бояться всего нового и больно бить по рукам тех, кто из любых побуждений пытается вымостить дорогу к светлому будущему не фактами и расчётами, а ложью и манипуляциями.