ДАМЫ. Деревенские будни.

Мама и Сонечка частенько заглядывали к Валентине Фёдоровне.

 

Старушка жила одна, в большом доме напротив, и всегда была рада гостям, а Сонечке особенно. А мама и Сонечка не просто так заходили, а заходили помогать.  Сядут на лавочку перед домом и помогают.  Вот и тут зашли помочь  старушке складывать дрова. Валентина Фёдоровна не удержалась и подсела к помощницам. Сидят на лавочке, радуются хорошей погоде, солнышку. Сонечка любила разговоры, а Валентина Фёдоровна любила поговорить. И предалась она воспоминаниям.

Всю войну проработала санитаркой в детском санатории, что на берегу Исети. Его хорошо видно, когда проходишь по плотине. Было ей тогда шестнадцать лет. Тятенька ушёл на фронт, и пришлось девочке пойти работать. Вскоре в деревню приехали эвакуированные из Одессы. Приехали со своим медперсоналом и со своими больными. Санаторий переоборудовали под госпиталь. И стала Валюша работать в новом коллективе.

 - Такие все хорошие люди были, - бормочет старушка.

- А куда ваш персонал делся? – спрашивает мама.

Старушка удивлённо смотрит на маму и говорит:
- Так ведь на фронт все ушли.  Ох, и потаскала я на себе гипсовых кукол.  Однажды так устала, что прямо на посту и уснула. Главный врач, Мосей Мосеич,  добрый был. Даже не заругался, а отправил меня домой, чтобы выспалась.

Задумалась Валентина Фёдоровна, словно ушла в то время.

- Ну, а дальше, - не вытерпела мама.

- А, что дальше. Освободили Одессу, они все и уехали домой.

- А ваши? - не унималась мама.

- А наши-то? Да почти все погибли, и тятенька мой тоже.

Валентина Фёдоровна поднялась было, чтобы пойти к поленнице, но так и осела.

По другой стороне  улицы шёл высокий, элегантно одетый мужчина. Коричневый бостоновый костюм,  при галстуке, неизменная шляпа и чуни. Это Николай Васильевич, в просторечии Николаша, муж недавно умершей Анны Петровны.

Работала Анна Петровна  главным бухгалтером на Изоляционном заводе.  

Да почти вся деревня работала там.

 Это видно было по заборам –   многие  из текстолитовых обрезков.

Дворы устланы текстолитовыми плитами.

Все и всё в свой дом.

Не оставляли без внимания и совхозные поля. Скотина ведь в каждом дворе.

 Всё успевала Анна Петровна. Работящая была.

Бывало, уберут совхозное поле рабочие, комбайн ещё не отъехал, а Николаша и Анна Петровна грабли через  плечо,  на мотоцикл и в поле.

Через часок возвращаются обратно.

Мотоцикл трещит, а ни Анны Петровны, ни мотоциклиста не видно. Огромный мешок, словно воздушный шар, набитый силосной крошкой проплывает мимо окон. И так до глубокой ночи.

Не отстают и остальные,  скребут и скребут эту крошку.

Завтра, в шесть утра придут трактора и всё перепашут.

Хорошее молоко у Анны Петровны, а сметану можно намазывать на кусок ножом.

В те годы никто и понятия не имел, что такое пальмовое масло.

Мама и Сонечка покупали у неё молоко, творог, сметану.

Всё прямо из-под коровы.

Ванечка, младший племянник, гостивший всё лето у Сонечки,  удивлённо спрашивал:

  - И творог прямо из-под коровы?!

Мама и Сонечка хитро переглядывались и кивали головой.

 – Прямо из-под коровы.

Остался Николаша один-одинёшенек и начал постепенно пропивать нажитое.

То с ковром через плечо, то  с меховым манто подмышкой пробегает мимо наших окон.

А накануне обменял он цветной телевизор на 15 бутылок.

В ту пору появились в деревне  «благодетели» с гор, принимали всё.

Сняли «благодетели» рядом с нами домик, что напротив колодца, и полилось рекой «палёное» производство.

Приезжает огромная фура ещё в темноте, что-то выгружают, что-то загружают, и глядишь, с утра потянулись жаждущие и страждущие…

Поравнявшись с домом, где на лавочке сидели Сонечка,  мама и Валентина Фёдоровна, Николай Васильевич приподнял шляпу, поклонился и вежливо спросил:
- Дамы, у вас есть, - он щёлкнул пальцами себя по горлу, - выпить?

Дамы, опешив, чуть не свалились под лавку.

- Можете себе представить, - чистосердечно продолжил он,  – выпил  вчера пятнадцать бутылок  и ни в одном глазу!

Увидев, что от онемевших дам никакого толку, Николаша юркнул в заветные воротцы «благодетелей».

 

7
1105
15