Вегетарианские сказки на ночь

Каждый день Фейсбук мне сообщает: у вас 23 новых уведомления, у вас 17 новых уведомлений… Кто-то случайный хочет «дружить», как это теперь называется. Я их отметаю. Зачем виртуально-случайные, когда и реальных знакомых вполне хватает? За этими знакомыми довольно пристально слежу. Что их зацепило, с чем согласны, чего категорически не приемлют. В какие слова облекают свои эмоции.

Да, говорю себе, совсем, оказывается, не знаешь ты людей, голубушка. Отписываться вроде неловко. Лучше просто не стоять в этом всем, если хочешь сохранить душевное равновесие. А главное не читать новостные ленты и телевизор не смотреть. Оно тебе надо про Улюкаева с Сечиным, про жену Грефа, про таланты Муткои предстоящее выступление спортсменов под негосударственным флагом? Зачем тебе отмечаться под оранжевым кружком «возмутительно» — оранжевый уровень опасности для психики — когда речь идет о депутатских зарплатах и пенсиях? Зачем читать выплески про то, что это безнравственно, когда на месячный заработок слуги народа можно содержать целый детский дом или богадельню…

Ты можешь что-то изменить? Выйдешь с плакатом на улицу? С плакатом-то теперь как раз и нельзя. Пару дней назад, в день Конституции, старейшина протестного движения Виктория Вольпина, жена Александра Сергеевича Есенина-Вольпина, (в 1965 они с мужем, ссылаясь на действующую конституцию, придумали и организовали первую послевоенную политическую акцию — «Митинг гласности») сказала точные слова: «Годы благополучия отняли способность сопротивляться злу». Максимум, что можешь — поставить «лайк» под словами Явлинского. Вот вам, мерзавцы, получите!

Приятельница, ныне проживающая в Англии, пишет, что у нее от новостей с родины крышу сносит, что она спать не может и балансирует на грани нервного срыва. И вдруг радостно присылает ссылку на Youtube: там немецкий дядечка, садовый фанат, рассказывает про черенки. Что из черенков можно вырастить и как. Как из косточки авокадо вырастить полноценное дерево, все в этом духе. Юля немецкого не знает, но это и не важно.

Ей нравятся его спокойная интонация, обстоятельность и доброжелательность. Под его неспешные рассказы она мирно засыпает и, возможно, видит во сне розы, авокадовые рощи и кисельные берега — вегетарианский вариант «Тысячи и одной ночи». Небось, какие-нибудь «британские ученые» уже открыли, что рассказы на ночь про ЭТО — листики-тычинки — эффективнее феназепама и прозака.

Когда мы с мужем жили в Нюрнберге, один из местных телеканалов всю ночь транслировал в реальном времени передвижение пассажирского поезда. Отправление из Нюрнберга в 2.30, прибытие в Баден-Вюртемберг — в 5.30. Вот едет он и едет на запад, и так до самого утра. Картинку видим из кабины машиниста: эллипсоиды, кубы и пирамиды стриженых туй, островерхие черепичные крыши, ратуша вдали, зеленый от патины фонтанчик. Шварцвальд только называется черным лесом, а на самом деле леса здесь с яркой, сочной зеленью, олень у самой обочины. Совсем как тот, с ковра моего детства. Стоит и не думает уходить.

Машинист, герр Цапфе, иногда что-то комментирует. Вот, говорит, и Фрайбург позади, подъезжаем к Баденвейлеру. Жду. Жду, когда скажет, и сон потихонечку уходит. Но нет, он разглагольствует о своем немецком счастье.

Эх, дяденька! Тут же Чехов умер. Его последнее:

— Ich sterbe.

А перед этим они с доктором выпили шампанского.

Но герр Цапфе вспоминает фахобершуле, что-то типа нашего ПТУ, и свою первую любовь. Говорит, что, наверно, живет она по-прежнему в этих местах, и что хорошо быть молодым и беззаботным.

«А еще хорошо быть офицером или студентом, сидеть где-нибудь в кафе и слушать музыку…» Это Антон Палыч.

Решила действовать по Юлиной наводке: поставила про черенки. Знание языка только мешает. Не хочу же я в реале вырастить авокадо из косточки… Или, может, хочу?

Людям хочется хотя бы во сне не бороться и дискутировать, а гулять по райским кущам, пусть и выращенным собственными руками. Людям хочется видеть добрые лица, слышать спокойную речь, улавливать искренность в интонации. Разве это такая уж сказочная, несбыточная мечта?