Шашлык, вашу мать!..

Отрывок из романа “Вчера”

Лейтенант Евгений задумчиво почесал в затылке и позвал Сенькиного  друга дядю  Андрея, издевавшегося над шикарным аккордеоном.

– Ты это, значит, Конопатых, слыхал приказ майора? Шашлыком дело  оборачивается. Он, собака, на Таньку глаз положил, вот и прирывается раз за разом. Что делать будем?..

– А што, видать, барана в этих галушечных краях не сыскать. Пойду пройдусь по улице, может где телёнка соображу… А вы тута пока насчёт костерка и дровишек к нему разберитесь…

Дядя Андрей вышел из ворот, а Сенька хотел было увязаться за ним по хутору провожатым, но просекла бабуля, вышла к ясеню и сказала, чтобы от двора ни ногой!..

У школы крутились колхозники, пытаясь завязать отношения с военным начальством. Красный флаг на школьном крыльце уже который день полощется символом неистребимой советской власти. От крыльца отвалили два мужика и пошли к нашему двору, завидев дядю Андрея.

Оказалось, что это бригадир Трифон Трифонович Мартыненко и якобы партизан  Толька Шаповал.

– Колхозный актив, што ль?.. – Поинтересовался дядя Андрей.

– Та мы тутэчкы гуртуемося, шоб може чим допомогты вызволытэлям…

– Ха-ха-ха, сучары, однако, на ловца и зверь, как говорится, сам и вприпрыжку. Так, мужики, слушай мою команду. Тут начальство поминутно шастает, значит что? Положено подкормить полководцев. И лучше нету закусона, как шашлычок с дымком… Короче, нужен баран или телок. И  – быстро. Одна нога здесь, другая – там. Поняли, комбайнёры?..

– Та якжэ нэ зрозумиты… Тилькы телят щэ литом выризалы люды, бо нимци хотилы скотыну з собою гнаты… А баранив ни в кого нэма зараз. Можэ вивця згодыця? Е в одного дядька вивця, вин тэж партизан справжний, домовымося…

– Овца в самый раз. Тащите её, собаку, шустрее!

Колхозники, гордые доверием бойца, почти вприпрыжку понеслись в конец улицы примерно к Кучерям. И в самом деле, вскоре вернулись, таща на верёвке упирающуюся, грязную как подстилка в колхозной конюшне, всю в репьяхах овечку.

– Молодцы! На обратном пути из Берлина представлю вас к медали “За взятие Берлина”, потому что баранина очень полезна для повышения боеготовности пехоты!

Колхозный актив засмущался, лопоча: – Та ну, шо вы такэ кажете, мы б и свыню заризалы та прыпэрлы, абы у кого була… Та нэмае…

Дядя Андрей потащил несчастную овцу в огород на делянку, где летом рос подсолнух. За ним пошёл дядя Евгений с топором и большим ножом. Бабушка дала воинам большой эмалированный таз, табуретку и разделочную доску.

– Сенька, гуляй  во дворе, не ходи за извергами! – приказала бабушка Фрося тоном, не допускавшим ослушания.

Дедушка тоже, выдав инструменты, не пошёл участвовать  в казни овцы. Он такие дела не любил. Ему зарезать петуха было сущей мукой.

Но пока Сенька облазил огуречную грядку и набрал в полумисок с десяток последних, скрюченных и безнадёжно переросших огурцов, вернулся дядя Евгений, сказав что всё сделано.

– Петровна, извините, но дайте ещё соли и что-нибудь вытереть руки.

Он взял стоявшее у колодца ведро с водой и принесённую бабулей пёструю тряпку из её старой юбки, названную полотенцем, поллитровую баночку с солью и пару крупных головок цыбули.

– Спасибо, Петровна! Вы, как моя мама, добрая и всё понимаете…

Лейтенант ещё пару раз приходил с огорода. Одни раз он принёс в миске всякие окровавленные внутренности овцы и выплеснул под бузину на пепелище за хатой. На пепелище сразу, как по команде, побежали семь куриц во главе с огненно-рыжим петухом Михалом Иванычем, названным так бабулей в честь дедушки Калинина. Куриный взвод начал жадно клевать то, что выплеснул дядя Евгений.

Второй раз дядя Евгений попросил у дедушки лопату выкопать траншейку под костерок и дров. Однако, деда нехотя дал ему на одну руку несколько чурбачков из-под навеса, сказав что дров нет, а это вот немного из веток от сломленного ветром старого осокоря за хатой.

Вскоре с огорода потянуло волнующим дымком костра. Быстро прошагал в сторону “Студера” связистов, мурлыча “Бродяга Байкал переехал, навстречу родиммая ммать…”, дядя Андрей. Он вскоре вернулся, неся пучок каких-то длиной с руку по локоть проволок и охапку брусков из разбитого снарядного ящика.

– Айда, Сеньк, шашлык нанизывать! – Пригласил он маленького.

Не ведая, что такое “шашлык“, Сенька медленно побрёл к месту таинственного действа.

Там уже во-всю кипела работа. Дядя Андрей расстегнул ворот гимнастёрки и колдовал у костерка, разведённого в узкой траншейке, а вдоль этой огнедышащей канавки на четырёх рогульках располагались две длинные палки, на которые, как Сенька узнал позже, будут опираться  “шпажки” из той самой проволоки, что принёс дядя Андрей.

– Дровишки заканчиваются, а дед не даёт… – занервничал дядя Евгений. – Надо срочно решить с дровами, а то какой шашлык. Из нас шашлык сготовят…

В это время на улице к двору подъехал “виллис” с тем самым скандальным майором. Он и ординарец разыскали шашлыкоделов в огороде и, подойдя к месту сражения за шашлык и выяснив оперативную обстановку, начали  жутко материться, как в довоенное время председатель колхоза Антон Нэтудыхата.

– Срочно рубите что-нибудь в саду. Пошли посмотрим, что потолще и поподходящее. Бери, Конопатых, топор. За мной!

Боевая группа вернулась к летней печке и остановилась у яблони.

– Вот это то, что надо! И дым даёт благородный… – Сказал майор, шатая зачем-то одну из толстых веток. –   Руби, Конопатых, чего скис?..

– Яблоню нельзя, товарищ майор, грех. Это же, как аиста погубить!..

– Много ты знаешь, валенок!.. Поговори мне! Исполняй приказ, дрова кончаются…

– Ой, ироды кляти, хрэста на вас нэма! – Кричала, подбегая, бабушка Фрося. – Бач шо задумалы… Хиба ж можна яблуньку рубаты? Зараз дида поклыкаю, вин вас у ставку втопыть…

– Не каркай, бабка, шамать охота, а ты тут под ногами… Наступить могу,  – отмахнулся майор, отбирая топор у дяди Андрея.

– Шо ж вы робыте, хлопци, нэ можна так… Сказылыся вы чи шо? Вы ж военни люди, вид  нимця нас вызволылы, а сами таки врэдни!.. – Подключился из ниоткуда возникший деда.

– А ты откуда, старый хрыч, выполз? – Переключился на дедушку майор. – Мы за вас кровь проливаем, а вы тут под немцем наблатыкались и  залупляетесь. Посторонись, старый козёл, не тряси тут своими тухлыми причандалами, а то поотрубаю  к хренам!.. 

Деда схватился за сердце, а бабушка побежала за валерьянкой.

Топор засверкал далёкими зарницами. Несколько сильных взмахов, и яблоня упала к ногам победившего её шашлыколюба…

 – Нэ плач, стара, я тоби казав, шо воно такэ гидкэ, так так и е… –  утешал бабушку деда, ожив после выпитой валерьянки. – Мы вэсною з Сэмэном тоби дви яблуни посадымо…

 Когда через какое-то время пришёл дядя Андрей и принёс деду-бабе и Сеньке невиданного жареного мяса под названием “шашлык” на трёх проволочках, народ, то есть Сенька, дедушка и бабушка, отказались попробовать угощение, хотя пахло оно, надо признаться, очень аппетитно. Так и унёс дядя Андрей эти “шпажки” обратно на берег Чавки, где военные устроили себе расслабуху…

Вскоре от Чавки послышались взвизги гармошки и девчачий смех.

– Мабуть, вэлыка гульня почалася… – определила бабушка, осуждающе покачивая головой.

И вправду, там непонятно как оказались и девчата – соседка бывшая Сенькина нянька Тоня Балэнко, радистка Таня и её подруга Алла. Судя по тому, что дядя Андрей, вроде спокойный и не уркаган, вдруг начал орать так громко, что даже во дворе было слышно, причём непрерывно и только  мать-перемать, у них там появился и спирт, а это, как сказала бабушка,  до добра не доводит. Скоре им там захорошело и они запели.

Ну, там, “Гулял по Уралу Чапаев-герой…”, “Катюшу”, “На позицию девушка…”, “Синий платочек”… “Бьётся в тесной печурке огонь…”

И так допоздна, как говорится, до первых петухов.

А на следующий день вообще случилось ужас что. Ну, с утра пока все разобрались, кто с кем и где упали на ночь, сражённые не вражеской пулей, а каким-то коварным пойлом, так не похожим на сладенькую довоенную водочку, как потом сокрушался дядя Андрей, было всё по-военному чётко, – умывание в ставке, завтрак, оперативное совещание командиров в здании школы.

Так надо же, в одном из дворов пропала противотанковая пушечка “сорокопятка”. Там квартировал противотанковый взвод. Кто-то из колхозников польстился на колёсный ход орудия. Пневматические шины, лёгкие в движении, искусили злодея, и он раскурочил пушку, сумев снять ствол и сошки, бросив и то, и другое в кусты. Наверное, надеялся, что после прохождения войск сможет сделать из этой колёсной пары замечательный возык - тележку для домашнего хозяйства.

Что тут началось! Весь хутор был перерыт и пересмотрен. Солдаты в буквальном смысле слова рыли землю, тыча металлическими прутами вскопанную землю в огородах. Короче, нашли этот колёсный ход в сене под навесом у хозяйственного мужика Крупки.

Дознание провели быстро. Оказалось, что Иван Крупка, мужик мало того что смурной, так ещё и хваткий, со своим  шестнадцатилетним сыном Петьком и обтяпали дельце в ночь под новолуние. И хоть работали наощупь, а всё получилось. Сильные умом и пальцами ребята!..

Но Красная Армия всех сильней! Ворюг поставили к стенке их же собственной недавно побеленной хаты и приказали снять картузы и петь “Интернационал”.

Старший Крупка ещё вспомнил первую строчку “Вставай, проклятьем заклеймённый…”, а молодой только шевелил побелевшими от страха губами. Командир роты построил троих безусых из вчерашнего уфимского пополнения и приказал зарядить карабины и направить их в пособников фашистов, зажравшихся во фрицевском тылу.   Новички неуверенно дослали патроны в патронники и прицелились в диверсантов в ожидании роковой команды.

В этот миг из хаты выскочила распатланная Крупчиха и кинулась в ноги командиру роты.

– Пожалийтэ, дядьку, мойих дурнив, бо в них розуму зовсим нэмае… Абы ж я знала, шо воны задумалы, то мабуть сама повбывала б йих…   А в нас жэ ще двое пид стил ходять, як жэ я йих ростыты буду? А-а-а… Люды, рятуйтэ!..

Командир роты художественно выплюнул бычок самокрутки, строго окинул взглядом толпу солдат и соседей, сбежавшихся на мать-перемать и поймаю–повешу, доносившиеся от Крупок с утра, и вдруг рассмеялся широко и беззлобно.

– Ну что вы за люди такие кулацко-подляцкие. За последние полгода у нас уже третий раз сорокопятку мужички разбирают и ход уводят… Как с Мерефы и Харькова началось, так буквально раз в два месяца и развинчивают. Хрен вам! Кто в четвёртый раз посягнёт, точно мозги повышибаем, зарубите себе на носу!..

Отставить расстрел диверсантов! Завтра их всё равно призовут и  в самое пекло бросят… Разряжай! Вольно! Разойдись!

Крупчиха, обливаясь слезами,  пыталась обхватить немытыми с весны руками кирзачи ротного, а он погрозил ей пальцем и поднял на ноги за ворот фуфайки.

– А вы чего стоите, немецкие прихвостни? Айда в дом, каким-нить делом займитесь!

Заново родившиеся Крупки саженными прыжками рванули в хату.

– Ты вот что, Мальвина, – обратился ротный к Крупчихе, которую, между прочим, звали Параской, и которую он почему-то продолжал крепко держать за воротник неопределённого цвета кухвайки, – у тебя сколько кур?

– Та можэ з десяток будэ… А шо?

– А ты не догадываешься, Мальвиночка? Я тебе двух мужиков что, за так подарил? Значит, что надо сказать дяде? Правильно! Спасибо! Режь всю стаю и вари самый большой казан борща. Я так полюбил ваш украинский борщ  после всех диверсий с орудием, что уже слюнки текут. Ферштейн? Раус!..

Часа через три действительно четырёхведерный чугунный казан ароматнейшего борща, сваренный на летней плите во дворе Крупок, был готов. Чтобы обеспечить надлежащий огонь в плите, солдаты вытаскали почти всю поленницу сухих дров, приготовленную хозяевами к зиме за счёт вырубки сухостоя в соседней лесополосе. Из трёх длиннющих сосновых досок, которые Иван Крупка прятал на чердаке “на домовыну”, то есть на гроб, если бог призовёт, за вишней соорудили большой стол прямо под окнами хаты.

Противотанковый взвод и ротное начальство тесно обсели место боя с борщом. Каждому досталось по полкурки, а уж борщ можно было хлебать по два, а кто хотел, то и по три котелка.  Правда, хозвзвод не подвёз во время хлеба, но зато достал мешок муки. Тётка Мальвина-Параска сообразила и напекла из этой, давно не виданной в хуторе, пшеничной муки ароматных толстых коржей на кисляке…

Сеньке тоже повезло. Дядя Андрей одолжил ему свой котелок, он сбегал к Крупкам и тётя Параска налила ему полный котелок борща и завернула в драное полотенце пару ещё тёплых коржей. Дома бабушка разделила борщ в три полумиска, и все – деда, бабушка и Сенька – тоже смачно пообедали…