«Я могу позволить себе громко смеяться»

Сегодня он – один из самых популярных духовных лидеров мира. Для верующих – воплощение Будды, для всех остальных – миролюбия и здравого смысла. Далай-лама XIV согласился побеседовать с нашими корреспондентами в своей резиденции. Тенцзин Гьяцо – о себе, о нас и о жизни.

От Дели до резиденции далай-ламы – 9 часов езды по ухабистой индийской дороге. Пыльные деревенские околицы, по которым бродят коровы и обезьяны, сменяются лесом гималайских сосен, узкий серпантин взбирается все выше в горы. В крошечной деревушке Маклеод Ганж, где расположились монастырь Намгьял и тибетское правительство в изгнании, царят чистота, спокойствие, степенность и постепенность. Отовсюду слышны мантры, рикши-индийцы спрашивают гуманную цену, и даже худые ленивые быки, развалившиеся на жаре, похожи на медитирующих аскетов.

Интервью назначено на 11 утра. Пройдя через два металлоискателя, сдав мобильный и заполнив анкету, похожую на таможенную декларацию, я попадаю в комнату для аудиенций. На стенах – тханки, буддийские иконы на ткани. У стены – большой алтарь... Но вот по коридору пробегают монахи, и в дверях появляется неожиданно высокий и широкоплечий пожилой мужчина в оранжевом – Тенцзин Гьяцо, далай-лама XIV, лауреат Нобелевской премии мира, Океан мудрости, Держатель Белого лотоса и Защитник Страны снегов. Он складывает руки лодочкой у груди, широко и радушно улыбается, быстро проходит к креслу. В движениях – ни намека на старость, глаза живо и немного лукаво сверкают из-под старомодных квадратных очков. В его присутствии мгновенно чувствуешь себя как дома. А после первых вопросов интервью мне начинает казаться, что мы знакомы тысячу лет и это – мой самый верный и близкий друг.

Почти год назад Его Святейшество отметил 70-летний юбилей. Сегодня он – один из самых популярных духовных лидеров мира; встречи с ним ищут политики и журналисты, голливудская элита и энергичные московские яппи. Он оказался в изгнании в 1959-м. Он не в силах освободить Тибет от китайской оккупации и не может помочь своему народу. Но неизменно говорит, что ненависть и желание отомстить – плохие советчики.

Тенцзин Гьяцо почти непрерывно в дороге – с 1973 года, когда Его Святейшество, впервые в истории Тибета, отправился в Европу, встречался с папой римским, президентами и премьер-министрами. И, хотя изначально эти поездки были нужны, чтобы привлечь внимание к проблеме его родины, неожиданно оказалось, что этот улыбчивый монах, воспитанный в жестких канонах феодального протокола, оказался именно тем религиозным и политическим лидером, которого так не хватало Западу. Непосредственным и мудрым, искренним и жизнерадостным, способным обсуждать метафизические вопросы и выслушивать жалобы простых смертных на проблемы с начальством. Он не пытается никого обратить в буддизм и вообще считает, что «большинству людей, возможно, вообще не нужна религия. Главное – быть хорошим, добрым человеком».

Он ездит по свету, читая лекции, давая интервью и проводя сложные религиозные церемонии. А также пишет книги – ясные и мудрые, с говорящими за себя названиями: «Искусство быть счастливым на работе», «Сила сострадания», «Политика доброты». И при этом остается поразительно естественным и внимательным. Во время нашего разговора он непрерывно улыбается, жестикулирует и строит гримасы, как семилетний мальчишка, вызывая отчаяние у нашего фотографа, не успевающего зафиксировать нужный ракурс. В нем нет ни грамма пафоса или морализаторства, в отличие от многих, он постоянно оговаривается: «Мне кажется», «Это только мое мнение», «Я ни в коем случае не настаиваю на этом, но, возможно, вам пригодится мой совет».

Psychologies:: В двухлетнем возрасте вас признали реинкарнацией далай-ламы XIII, вашего предшественника. Когда вы осознали уникальность своей личности? Как приняли те обязанности, которые вам полагались?

Тенцзин Гьяцо: Нельзя сказать, что я принял на себя обязанности далай-ламы в один прекрасный день, когда они были на меня возложены. Я считаю и, мне кажется, всегда считал себя воплощением моих предшественников. Окружавшие меня люди тоже были уверены в этом и, естественно, готовили меня к несению моих обязанностей. Но еще раньше, когда я был таким же ребенком, как все, мое подсознательное – особенно в снах – казалось, напоминало мне о той связи, которая существует между мной и предыдущими далай-ламами. Например, я говорил тем, кто был готов слушать, что родился в Лхасе, хотя ни разу там не бывал. И мне так хотелось туда «вернуться». Когда в окрестностях нашей деревни появилась делегация, на которую была возложена миссия найти воплощение моего предшественника, я ужасно разволновался!

Вы когда-нибудь думали, как могла бы сложиться ваша жизнь, если бы этого не произошло?

Я родился в глубинке, там не было школ – скорее всего без образования я стал бы крестьянином. Хотя я всегда интересовался техникой… Так что был шанс стать трактористом.

Насколько наша судьба предопределена?

Если я рождаюсь тибетцем, то, конечно, цвет моих волос или разрез глаз предопределены с момента зачатия. Но, с буддийской точки зрения, все остальное находится в постоянном изменении и мы должны действовать в соответствии с обстоятельствами. Какой будет ваша следующая жизнь? До последней минуты, до последнего вздоха этот вопрос не решен. Даже после смерти есть некий переходный период, когда возможны изменения.

Вы покинули дом совсем маленьким. Вдалеке от близких никогда не чувствовали себя несчастным?

А я никогда не был полностью отделен от семьи. Когда в два года я покинул родительский дом, то вначале отправился в монастырь в Кумбуме, где уже жили двое моих братьев. А еще через два года отправился в Лхасу, и родители обосновались рядом с Норбулингкой, летней резиденцией ламы. Разумеется, мама навещала меня почти каждый день. И все же я отчетливо помню несколько трудных для меня расставаний. Однажды по случаю праздников моя мать провела со мной целую неделю. Когда они закончились, я на самом деле ощутил некий приступ тоски. Из-за отъезда матери, разумеется, но... главным образом из-за того, что надо было снова вернуться к учебе! (Смеется.)

Вам тогда недоставало женской заботы?

Это не совсем так. (Задумавшись.) Знаете, я был окружен пожилыми монахами, которые уделяли мне много внимания, были привязаны ко мне, постоянно играли со мной. Чего мне, несомненно, не хватало – это общества моих сверстников. Я вырос среди взрослых людей.

Вы часто повторяете, что вы прежде всего простой монах. Но ведь для тибетцев вы – живой Будда…

«Живой Будда» – это неверный перевод с китайского. «Лама» – это «учитель», то есть некто, обладающий большими, нежели другие, знаниями и потому заслуживающий уважения. И все. По закону винайи (монашеский кодекс. – Примеч. ред.) для лам высокого ранга не полагается никаких исключений. Далай-лама не может уклониться ни от обязанности совершать медитацию, ни от ежегодного ретрита (жизнь в отшельничестве – Примеч. ред.) в течение трех месяцев сезона муссонов. Если в это время мне нужно куда-то поехать больше чем на десять дней, я должен получить разрешение у монашеской коллегии.

На заседании будет рассмотрено прошение монаха Тенцзина Гьяцо. Но… одобрят они мое прошение или нет, ехать будет нужно все равно! (Хохочет.)

В ноябре позапрошлого года вы впервые за 12 лет смогли приехать в Россию, в Калмыкию, – до того вам отказывали в визе во избежание трений с Китаем. Что вы чувствовали?

Это был очень короткий визит, почти как сон. Когда я прилетел, было еще темно, и меня поразило то, что тысячи людей вышли на улицы, а затем, несмотря на снег и мороз, стояли и слушали мою лекцию. У далай-ламы XIII были особые связи с русскими царями. На протяжении многих столетий ученики из буддийских регионов России – Бурятии, Калмыкии и Тувы – приезжали на Тибет учиться. Из этих стран вышли крупнейшие философы. Но после революции практически все контакты между буддистами из Советского Союза и Тибета прекратились, я мог встречаться с бурятами или калмыками только в США или Европе. Россия – великая страна. Люди России прошли через множество испытаний, и сейчас у вас, кажется, более открытое общество.

Вы и ваш народ оказались в изгнании, при этом вы никогда не призывали объявить войну Китаю. Вы должны были бы испытывать гнев, ненависть или страх. Как вы справляетесь с негативными эмоциями?

Сталкиваясь с подлинной трагедией, мы либо утрачиваем надежду и занимаемся саморазрушением, либо принимаем ситуацию как вызов и необходимость стать внутренне сильнее. Благодаря изгнанию мне открылись многие буддийские истины и добродетели. Мне кажется, есть две контрмеры против негативных эмоций. Я буддист, и я обращаюсь за помощью к Будде. Я знаю, что как буддист я не должен злиться. Последователь учения Иисуса Христа также знает, что не должен развивать этих негативных чувств. Но если вы неверующий человек, у вас остается единственная возможность – думать. И это даже более эффективно! Я сам прибегаю к этому способу. Я анализирую: вот я разозлился, накричал на другого человека и… испытал облегчение. Но проходит время, и я сожалею о произошедшем. Это значит, что под влиянием негативных эмоций мы теряем способность отличить хорошее от плохого.

Еще один аспект. Гнев не дает мне покоя. Я плохо сплю, теряю аппетит. Приносит ли мой гнев реальный ущерб моему врагу? Нет. Но он разрушает мой организм и душевное равновесие. Это очень научный подход. Установлено, что позитивные эмоции оказывают на мозг благоприятное воздействие, а негативные затрудняют его работу. Такой способ решения эмоциональных проблем в буддизме называется «аналитической медитацией».

Вы предложили ученым из университетов Принстон, Гарвард и Беркли исследовать работу мозга буддийских монахов во время медитации. Зачем вам это было нужно?

Буддийские практики – чрезвычайно мощный и эффективный метод борьбы с негативными эмоциями. Тибетцы прибегают к их помощи на протяжении столетий. Поэтому я предложил моим друзьям-ученым исследовать при помощи самой современной аппаратуры процессы, происходящие в мозге во время медитации.

Например, буддийской медитации сострадания. И результаты были поразительными! В частности, обнаружилось, что некоторые ламы не вздрагивали, когда слышали пистолетный выстрел. Ученые думали, что это рефлекс, который человек не может контролировать усилием воли, а ламы оставались совершенно бесстрастными.

Еще выяснилось, что опытные монахи могут практически безошибочно чувствовать и понимать эмоциональное состояние других людей. Обычные люди воспринимают это почти как чтение мыслей. Они также обнаружили, что у лам практически не активны зоны мозга, отвечающие за страх и агрессию, и очень активны те, что отвечают за радость и творческое мышление. Если ученые подтвердят, что буддийская медитация действительно оказывает такое положительное воздействие на мозг, то все, независимо от вероисповедания, смогут воспользоваться этими практиками.

Есть ли у вас слабости?

Я ленив. (Смеется.)

Но ведь вы так напряженно работаете!

Это лень иного рода. Например, когда я приезжаю на Запад, я преисполняюсь энтузиазма и решаю «подтянуть» свой английский. Но, стоит мне вернуться домой, как через несколько дней весь мой пыл улетучивается. А еще в числе моих слабостей – все-таки гнев и привязанность. Я, например, привязан к моим часам и четкам.

Можете рассказать о своем распорядке дня?

Я встаю в 3.30 утра. Медитирую, делаю простирания, затем умываюсь. Потом я отправляюсь на прогулку и читаю мантры или продолжаю медитировать. В 5 утра я завтракаю и слушаю «Голос Америки» на тибетском. После завтрака снова медитирую или изучаю труды по буддийской философии. Иногда я читаю перед завтраком журналы и газеты – Newsweek, Time. И обязательно слушаю в 7.30 новости BBC. У меня даже развилось что-то вроде зависимости: когда я нахожусь за границей и по каким-то причинам не могу послушать BBC, я чувствую, что остался без информации о мире. Затем работаю до 5.30 вечера, в 6 пью чай. Как буддийский монах, я не могу принимать пищу после полудня, но иногда позволяю себе два печенья. В это время я смотрю новости BBC. Затем снова медитирую и в 8.30 ложусь спать. Сон – самая важная медитация для всех. Даже для птиц! Не для того, чтобы попасть в нирвану, а чтобы выжить.

Многие общественные деятели современности могли бы позавидовать вашей невероятной жизнерадостности и чувству юмора...

Вы просто не видели меня в плохом настроении! (Смеется.) Я беженец. И поэтому могу вести себя довольно неформально, в отличие от других людей, которые вынуждены соответствовать занимаемым должностям. Я могу позволить себе громко смеяться! В моей семье все любили и любят посмеяться – и братья, и сестры. Тибетцы вообще очень жизнерадостный народ. Я часто думаю, что слишком строгий протокол и большое количество формальностей лишь создают дополнительные барьеры между людьми. А я стараюсь избегать барьеров.