Воспоминания офицера вермахта о сражении за Лаубан и реалиях большевизма.

На модерации Отложенный

Ханс Ульрих фон Люк.

В конце февраля командование вермахта решило осуществить прорыв к крепости Бреслау путем развертывания крупного наступления из района Лаубана. Данная операция должна была послужить своего рода прелюдией запланированного  «весеннего наступления».

Однако наши, вконец потрепанные дивизии, которые давно уже не существовали как таковые – несмотря на поступления последней техники и вливания пополнений,  все равно оставались недоукомплектованными и не могли надолго задержать располагавшего подавляющим численным превосходством неприятеля.  Появление приданного мне в качестве пополнения «батальона язвенников», сколоченного из страдавших желудочными заболеваниями пациентов госпиталей и вообще всех, кто имел отсрочки по причине аналогичных болезней  -  не оставляли уже никаких сомнений в том, что на фронт бросались последние людские резервы.

Для взятия Лаубана командование выделило два танковых корпуса – один восточнее и один западнее Лаубана, которые вышли на позиции не замеченные не только противником, но и дислоцированными там же фольксгренадерами. Нельзя не отдать должного блестящей работе, проведенной фельдмаршалом Шёрнером и его штабом. В ночь с 1 на 2 марта 1945 г. мы атаковали. Я со своей боевой группой был придан левофланговому танковому корпусу.

Советские части оказались полностью застигнутыми врасплох этим массированным наступлением бронетехники при поддержке 8,8-см противотанковых орудий. В ходе тяжелых боев, которые продолжались до 9 марта, была отбита важная железнодорожная ветка, Лаубан, а противник – отброшен далеко на север, потеряв при этом свыше 80 танков T-34 и оставив нам 48 неповрежденных орудий.

Только одна моя боевая группа записала на свой счет 25 танков; остальные – 17-я танковая дивизия. Таким образом, основная задача операции была выполнена, между тем планы снятия осады с Бреслау оставались иллюзорными ввиду значительного превосходства врага.

Битва за Лаубан была и остается последней крупной немецкой наступательной операцией в войне.

То, что испытали мы в ходе этих боев, навсегда останется в нашей памяти. В отбитых у противника селениях мы сами стали свидетелями зверств коммунистов, свирепствовавших тут последние недели. Невозможно забыть тех изнасилованных женщин, которые либо бросались к нам с криками и воплями, либо просто смотрели в никуда, безучастные ко всему. Ни старухи, ни девушки – фактически дети – не нашли пощады, все дома были разграблены, старики забиты и расстреляны.

Глядя на эти ужасы, мы задавались вопросом: была ли это преднамеренная  месть за многих убитых во время этой войны советских солдат и гражданских лиц, погибших за эти четыре года? Или же тут, как и на других завоеванных коммунистами немецких территориях, вырвались на свободу, постоянно натравливаемые на немецкий народ еврейской пропагандой, нечеловеческие инстинкты? Ответа мы не знали.

Чудовищные зверства произвели на нас удручающее впечатление, особенно на тех, кто пришел служить из восточных регионов. Но с другой стороны, это укрепляло нашу решимость отчаянно драться за каждый квадратный метр нашей земли и всем, чем только можно, помогать гражданскому населению, бегущему на запад.

После успеха под Лаубаном в середине марта Шёрнер вернул меня с моим штабом и оставшимися танками в состав нашей дивизии, дислоцировавшейся севернее Гёрлица на позициях по Нейсе