Васильевна

Летними вечерами, когда спадала жара, Васильевна выходила из дома и садилась на каменные полуразрушенные порожки веранды возле старой дикой груши.

- Васильевна! - звали ее соседи. - Иди к нам.

   Забор у Васильевны невысокий. И с улицы видно, как сидит Васильевна на порожках, склонив голову.

- Спасибо, - отвечает Васильевна. - Я тут посижу. Помечтаю, - тихо добавляет она.

   А мечтает Васильевна о том, как летом будет сыновей встречать, когда они приеду в гости. Двор Васильевна подметет, песком посыплет. Стены дома побелит, дорожки из ряднины на полу расстелет. Новые занавески на окна повесит. Стол вынесет во  дворе поставит, чтобы видно было кто за столом сидит. Скатерку из комода достанет. И стол накроет. В сад пойдет. Яблок и груш для внуков нарвет. А потом и сама присядет. Посмотрит на сыновей, какими они стали. И расскажет, как сама живет и сыновей расспросит.

- А что я им расскажу? - говорит Васильевна.

   Она представляет, как сидит с сыновьями за столом. Шелестит старыми листьями дикая груша. Во дворе внуки бегают. Слушают сыновья, опустив головы, и невестки слушают, подперев руками щеки, молчаливо покачивая головой и вытирая слезы. Васильевна увлекается и вспоминает, как болела зимой, как холодно и тоскливо было в хате, и как хотела все продать и уехать.

- С гостями тебя, - слышится Васильевна голос.

   Она поднимает голову. Тихо во дворе. Так тихо, что кажется,  вымер двор. Даже дикая груша не шелестит листьями. Молчаливой от старости стала. Кора потрескалась. Ветки засохли. И все тянется ввысь, словно жить хочется.

- Зачем я им это рассказывать буду? - вздыхает Васильевна. - Они молодые.

   Она улыбается, как улыбалась на свадьбах сыновей, смотрит на поредевший палисадник с сиренью, пустую собачью будку, запустевший сад и  плачет. Плачет она тихо, чтобы не слышали соседи, вытирает рукой слезы и, опираясь на две палочки, идет к забору. Возле забора Васильевна останавливается.

   Летний вечер тихий. Небо чистое. Со степи набегает легкая вечерняя прохлада. Шумят в посадках птицы. Догорает солнце за бугром. Засыпают балки. Над рекой поднимается теплый туман. Лето. А поселковые новости грустные. Рассказывают их каждый вечер. И кажется, что никогда им не будет конца, как никогда не будет конца и самой жизни…

   Васильевна возвращается к порожкам, садится. И думает о муже, который умер от астмы. Лечили его и в поселковой больнице, и в городской. К бабке-знахарке возила Васильевна мужа. А когда у мужа отнялись руки и ноги, на себе носила. Вынесет во двор, осадит на порожки. Подушки под спину подложит, чтобы не упал. И сама сядет. Молчит муж. Молчит и Васильевна. Смотрят на старую дикую грушу.

- До войны сажали! - скажет муж.

- До войны! - эхом отзовется Васильевна.

   Помолчит муж и заплачет. Васильевна тоже заплачет. Жалко мужа. Тяжелый на руку был. А жалко. Не раз соседи Васильевну водой отливали. И сыновья не раз у соседей ночевали. Хотела Васильевна бросить мужа. Сколько раз думала, чтобы он навсегда в шахте остался. Она вспоминает, как хоронили мужа. Сыновья не приехали. Телеграмму прислали. Телеграмму Васильевна положила вместе с мужем. После похорон сыновья чаще писать стали. А звать к себе - не звали.

- Не приедут к ней сыновья, - говорят соседи. - С такими деньгами, да к матери ехать? Васильевна!

   Не откликается Васильевна. Смотри на притихший двор. А раньше шумный двор был. Брат с сестрой и племянниками приходили. Васильевна племянников в сад пустит. А сама с братом и сестрой разговаривает. Вечером с шахты муж приходит. Трезвым он Васильевну не обижал. Сядет за стол и тоже разговаривает. Разговоры хорошие, веселые о сыновьях. А сейчас не ходят брат и сестра. Живут на другой улице. Огородами можно пройти. А не ходят. Передают через соседей:

- Перепишет на нас дом, тогда и придем. И ухаживать будем.

- А сыновьям что оставлю? - спросит Васильевна.

- Зачем им? У них и так на заработках деньги большие.

   Васильевна встает и ходит по двору: от порожек к груше, от груши к порожкам… Все чужое стало Васильевне. И дом, и сад… И сама себе чужой стала. Мысли путаются. Ночами не спится. Утренние зори не радуют. Выйдет Васильевна рано во двор. Солнце из-за бугров поднимается. Загораются макушки тополей, акаций… Сад просыпается. Свежо на улице. Пройдет Васильевна по дорожке в саду и остановится возле забора. Смотрит на степь, балки… Далеко тянется степь. А не выйти уже Васильевне в поле. Не пройтись по балкам.

- Отходилась, - говорит Васильевна. - Сыновей бы только дождаться.

   Она садится на порожки, растирает рукой грудь и снова смотрит на старую дикую грушу. Стоял возле груши шалаш их сухих стеблей подсолнечника. Весело было в шалаше. Сыновья играли. Наиграются и в шалаше уснут. Васильевна их одеялом укроет. Сама сядет. И сидит до утра. Тих и спокойно было на сердце Васильевны. Мечтала она, как окончат школу сыновья, поступят учиться, большими людьми станут, женятся и заберут Васильевну к себе  внуков смотреть.

* * *

   Уже и соседи разошлись по домам. И солнце скрылось за буграми. Уснул поселок. Тополя и акации притихли. А Васильевна все сидит на порожках. Не хочет идти в дом. Смотрит на край поселка, где кладбище. Ходила Васильевна к мужу, когда ноги еще не так болели. Придет. Сорную траву из могилы вырвет. Хлебных крошек на холм набросает, стаканчик поставит, может, помянет кто мужа, расскажет, как живет, загадает: придет в следующий раз сама или принесут ее и уйдет. И сейчас пошла бы. Да не дойти ей.

   Васильевна встает и выходит на улицу. Пусто на улице. И на душе Васильевны пусто. Она садится на лавочку, плачет. Плачет она громко. Спит поселок. Никто не услышит. Молчаливо смотрят тополя на Васильевну. Тянутся они вдоль улицы: высокие и стройные. Не раз видели они Васильевну. Не раз слышали ее плач.

   Наплакавшись, идет Васильевна в дом. Дверь дома не закрывает. Соседка Захарова закрыла, а открыли только на третий день. В доме Васильевна долго ходит по комнатам, а потом садится у окошка. У окошка легче. Тополя, акации не видны, улица, бугры… Все кажется, что не одна. Васильевна чувствует, как гулко стучит сердце и звенит тишина…

- Умру и сыновей не увижу, - говорит она.

   Хочется Васильевна к брату и сестре сходить. Выгонят. Скажут - завещание оставляй. Васильевна ложится на кровать. У нее дрожат руки. Холодным становится лоб. Закрываются глаза. Закрывать глаза Васильевна боится. Она встает и ходит по комнате, пока не начинают дрожать ноги, и снова ложится на кровать.

- Васильевна! - слышит она голос.

   Васильевна поднимает голову. В дверях стоит муж. Он в шахтерках. За плечами тормозок.

- Устала я, - говорит Васильевна.

- А ты выйди во двор, - отвечает муж. - Пройдись. На улице хорошо. Там люди…

   Васильевна выходит во двор. Возле груши стоит шалаш. Она заглядывает в шалаш. Пусто в шалаше.

- Где же дети? - спрашивает Васильевна.

   Темно в доме. В открытую дверь влетает ночной ветер. Он колышет занавески, шевелит волосы Васильевны.

- Дети! - говорит Васильевна.

   Она выходит на улицу. И идет. Уже и улица кончилась, и поселок, и кладбище… Степь началась. Легко в степи Васильевне. Она слышит, как дышит степь. Из-за бугров поднимается солнце.

- Дети! - шепчет Васильевна.

   Она не замечает, что лежит на кровати. Чувствует только тяжесть большого усталого тела и боль. Васильевна смотрит в открытую дверь и видит: чистый двор, посыпанный песком. Стол под дикой грушей. За столом сидят сыновья, внуки, муж, брат, сестра. Васильевна улыбается. Как долго они не собирались вместе…