Рассказ бывшего оперативника Центра «Э»

Мурманчанин Дмитрий Джулай больше двух лет проработал оперативником Центра «Э». Служба в управлении по борьбе с экстремизмом сначала не вызывала у него вопросов — Дмитрий занимался делами «черных копателей» — но затем руководство сменилось, и большую часть рабочего времени борцы с экстремизмом стали посвящать поиску картинок «ВКонтакте». Джулай ушел в адвокатуру и рассказал «Медиазоне», почему разочаровался в системе.

Я в органы шел, как и большинство сотрудников, чтобы помогать людям, делать что-то хорошее. На деле, когда сталкиваешься с этой системой, получается, что все совсем не так. Потому что нашей системе не нужны думающие инициативные сотрудники, ей нужны деревянные солдаты Урфин Джюса, которые будут тупо исполнять приказы.

С 2011 по 2014 годы Дмитрий Джулай работал следователем отдела по борьбе с организованной преступной деятельностью в сфере экономики следственного управления УМВД Мурманской области, а затем два с лишним года — с 2014 по 2016 год — оперативником в региональном управлении по противодействию экстремизму (Центре «Э»). Сейчас Джулай — адвокат, он специализируется «на защите по экономическим преступлениям и должностным составам, экстремистским преступлениям в сфере интернет».

Кто-то уходит и не может с этим смириться. Кто-то остается, и продолжает переть, как танк, через это и дослуживается до пенсии, а кто-то прогибается под систему. В милиции больше порядочных сотрудников, но, к сожалению, судят по тем единицам, которые попадают в новости. По крайней мере из моих коллег, я могу сказать, что гораздо больше было честных и порядочных сотрудников.

«Что-то во мне сломалось после этого». Дело о дырке в крыше беседки

Я могу рассказать, почему я туда (в Центр «Э» — МЗ) пришел. Я работал следователем по экономическим преступлениям и в какой-то момент понял, что не хочу этим заниматься. Могу рассказать один случай, после которого я уже принял для себя твердое решение, что в этом подразделении работать не буду.

Мне дали дело, суть была такая: на заведующую садиком в одном из городов нашей области наложил штраф пожарный инспектор, две тысячи рублей за какую-то ерунду, что у нее дырка в крыше в беседке на детской площадке. А женщине уже лет 60-62, ровесница моей матери. И она эти две тысячи рублей штрафа оплатила не из своего кармана, а оплатила со счета этого детского садика. В результате ей вменили часть три 160-й [статьи] УК — это присвоение, растрата с использованием должностного положения. Несмотря на смешную сумму, это тяжкая статья.

Я как старался, открещивался от этого дела. Начальница прекрасно знала о моем отношении к подобным не очень с моральной точки зрения приятным делам. Что сделал я? Я подошел всесторонне и объективно к расследованию — как, собственно, и должен подходить нормальный следователь. Я начал изучать, а выделялись ли ей вообще деньги на ремонт. И выяснилось в ходе беседы с сотрудниками министерства образования, что в течение пяти лет она запрашивала по 300 тысяч на ремонт каждый год — каждый год ей отказывали. Она просто не могла сделать этот ремонт. Хотя это не отменяет того, что она совершила преступление.

Начал собирать характеризующие — выяснилось, что она чуть ли не лучшая заведующая в регионе. Выяснил, что у нее зарплата 13 тысяч, и она на эти 13 тысяч тянет одна, без мужа, сына, инвалида первой группы с синдромом Дауна и диабетом, и эти 13 тысяч у нее все уходят на лекарства. То есть для нее даже эти две тысячи рублей — что для нас с вами, допустим, раз сходить на неделю продуктов купить — для нее это огромная сумма. Я все это отразил в материалах дела. По сути, это ничего не меняло, это не меняло квалификацию, это не прекращало дело, то есть дело все равно уходило в суд. [Но] заведующей благодаря объективно отраженной картине дали меньше минимального наказания — штраф пять тысяч рублей.

Но это [дело] стало последней каплей. Ну, что-то во мне сломалось после этого. А мне как раз предложили пойти в Центр «Э». И я молодой, горячий — ну, центр по борьбе с терроризмом и экстремизмом — думал, что буду ваххабитов задерживать, крутить.

«Черные копатели» и телефонные террористы. Чем занимался Центр «Э» раньше

Мне надоела бумажная работа следователя, после трех лет хотелось как-то разбавить. Ну и [работать в Центре «Э»] действительно было очень интересно в первые три года, пока у нас не поменялся начальник. У нас была полевая работа, интересные громкие дела, связанные с организованной преступностью. Я по линии незаконного оборота оружия работал, потому что у нас на территории Кольского полуострова очень много шло боев в Великую Отечественную войну, и, соответственно, очень много захоронений, солдат и оружия. И у нас развито «черное копательство». Я по этой теме работал, мне было интересно.

У меня были хорошие источники, хорошие связи в этой среде, и я это считал значимыми делами — когда изымаешь мешки патронов, оружие, гранаты. Я чувствовал, что я приношу какую-то пользу.

[Были] разные категории дел. Выявление экстремистских преступлений приветствовалось особенно, потому что у нас все-таки отдел по борьбе с экстремизмом назывался. В основном это 282-е, то есть высказывания в интернете. Я выявлял одинаково — и когда русские ругали нерусских, и когда нерусские ругали русских.

Но и никто дела по 282-й не накручивал, не фальсифицировал. Если я заметил, что там гражданин пишет, что надо всех русских или нерусских... что-то с ними страшное делать, я, естественно, составлял материал на такого неадекватного гражданина. А специально кого-то провоцировать — такого не было при мне. Все было по факту.

Я бы не сказал, что это такое зло. Я считаю, что давать реальные сроки за картинки или слова в интернете несообразно самому преступлению, что вполне можно было бы ограничиться в особо сильных случаях штрафами.

Очень много было преступлений по заведомо ложным сообщениям о терроризме, когда народ в пьяном состоянии решал повеселиться и звонил, что заминирован торговый центр, отель. Это было иногда по пять-шесть раз в месяц, иногда по несколько раз на неделе.

У нас был замечательный начальник, замечательный коллектив. Мы занимались оперативной работой, все было слаженно, организованно. У нас достаточно спокойный регион. Все-таки это Крайний Север, не так много приезжих. Но у нас был свой «Реструкт» (сообщество сторонников неонациста Максима Марцинкевича по кличке «Тесак». Члены «Реструкта» нападали на людей, которых подозревали в причастности к наркоторговле — МЗ). Я не по этой линии работал — не по националистам. Но вообще, да, были случаи, когда били людей по национальному признаку, писали всякие призывы в интернете. Но их удалось забороть по большей части.

[Экстремистское] сообщество у нас выявлял сотрудник. Об этом писали. Представитель этого сообщества эмигрировал на Украину, воевал на Украине, был ранен — националист Александр Валов. Он занимался избиением лиц кавказской национальности, пропагандой в интернете всех этих ценностей националистических.

«Искать 282-е в интернете, не вставая со стула». Чем занимается Центр «Э» теперь

Потом (в 2016 году — МЗ) у нас поменялся руководитель.

В первые три месяца его руководства ушли десять человек из 15 сотрудников: кто на пенсию, кто уволился — потому что перевестись нормально ни у кого не получилось, скажем так.

Реальная работа заменилась бумажной, вместо реальных преступлений и работы «в поле» стали делать административки и искать 282-е в интернете, не вставая со стула. Административки в диком количестве требовали.

Я ушел через полгода после всего этого. Потому что стало много бумажной работы: отчеты, справки, справка на справке, докладные по справкам, докладные по рапортам, рапорта на справки, справки на рапорта. 60-70% занимала писанина вместо реальной работы оперативной по делам. В какой-то момент просто рабочий день начинал заканчиваться часа в 22-23, без выходных.

Я просто могу рассказать, как у нас один из сотрудников из этих десятерых уволился. Нам выкатили на совещании, выдали листочки с долгами по докладным, по рапортам, справкам — у кого сколько. Ему выдали из 47 пунктов вот этот лист. Он на него посмотрел так — ну, он такой матерый опер, грамотный очень, честный, порядочный, всю жизнь проработал опером, достиг достаточно большого звания, должности — он посмотрел на это и написал рапорт об увольнении на этом самом листочке.

У кого была пенсия, те ушли на пенсию. Кто мог на гражданку устроиться — те ушли на гражданку. Я был молодой, мне было все равно. Я статус адвоката получил и вот я работаю адвокатом. А у кого семья, кому до пенсии долго — те остались работать. Таких два человека.

Раньше не было столько бумаг, и как-то и преступления раскрывались, и достаточно высокие показатели были, и все было чудесно. Иногда просто ему (начальнику — МЗ) лень почитать дело оперативное, он заставляет писать обзорную справку на 10-15 листах. Вместо того, чтобы ходить общаться, допустим, с теми же источниками, осведомителями, раскрывать преступления, ты сидишь по вечерам, по выходным печатаешь эти докладные, справки. Ну и да, стал более политический уклон.

«Адольф Гитлер, или "Бей рыжих!"». Дела за картинки в соцсетях

Я, когда переводился в Центр «Э», думал, что буду бороться с террористами, заниматься мегасерьезными делами — ну и был, конечно, немного разочарован, что приходится искать картинки в интернете. Меня лично всегда [это] возмущало — ну вот сами эти административки, когда человеку за картинку «ВКонтакте» дают 5-10 суток ареста. Я бы нашел, чем заняться помимо составления административок за картинки.

В основном, это все находилось в интернете, когда люди пишут «ВКонтакте» всякие глупые вещи. Находится это очень просто. Просто пишешь в поиске «ВКонтакте», допустим, название «Адольф Гитлер» или «Бей рыжих!», грубо говоря. Тебе выдается список этих сообществ, открываешь самое массовое, где больше всего участников; [затем их надо] отсортировать по городу, и заходишь на странички пользователей, смотришь. Выбираешь, у которых аватарки самые упоротые — с Адольфом Гитлером, со свастикой — вот тебе, пожалуйста, нашел картинку.

Согласно статистическим данным Судебного департамента при Верховном суде, за 2016 год российские суды рассмотрели 2 121 дело по статье 20.3 КоАП (пропаганда или публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики). 174 дела суды вернули для устранения недостатков в протоколах, а еще по 67 делам производство прекратили. По таким делам были признаны виновными 1 796 человек: из них 1 574 получили штрафы на общую сумму более чем 1,8 млн рублей, а еще 221 отправили под административный арест.

По делам о распространении экстремистских материалов (статья 20.29 КоАП) в 2016 году суды рассмотрели дела в отношении 1 925 человек. Прекращены были 70, возвращены из-за нарушений — только 135. Административное наказание в итоге получили 1 679 человек, из них 1 631 человек были обязаны выплатить штраф, а 43 — арестованы. Всего штрафов по подобным делам в 2016 году назначили на сумму 4,7 млн рублей.

По административкам самые разные люди [привлекаются] — вплоть до каких-то правых, которые там размещали символику РНЕ, свастику и до случайных граждан, которые смешную картинку со свастикой скопировали, но я по таким административки не делал. Я старался именно упоротых граждан [привлекать].

Много поступает обращений от граждан, что по такому-то адресу «ВКонтакте» есть такой-то пользователь, который выложил на своей странице нацистскую символику, проведите, пожалуйста, проверку. И приходится проводить, потому что это же официально зарегистрированное заявление. А сейчас же много не надо — зашел на сайт МВД, по форме отправил.

АППГ. «Идите украдите банку кофе и сами на себя дело возбудите»

У нас министр, если не ошибаюсь, сказал, что «палочной системы» у нас нет в МВД, ее отменили. У нас есть такая штука, как АППГ —аналогичный период прошлого года. То есть, если в прошлом году было выявлено столько-то преступлений, то в следующем ты должен выявить больше. Ну и разница-то… Если ты не выявил, то ты как бы негодяй, лодырь и бездельник.

Мне один из знакомых следаков с земли рассказывал, что вот им дословно начальница говорила: нету преступлений, не совершаются —идите украдите банку кофе и сами на себя дело возбудите. Ну, правда или нет, я не знаю — за что купил.

«На сленге называется "cлепить нахалку"». Почему в МВД замалчивают нарушения и насилие

Мне кажется, это исключение из правил. Все-таки большинство сотрудников, с которыми я работал — это честные, порядочные люди. Но бывает, кто-то в силу своих умственных способностей не может получить доказательство нормальным путем процессуальным, поэтому он занимается выбиванием. На сленге называется «слепить нахалку». Вот меня это всегда очень сильно бесило. Я принципиально за всю свою службу даже голос на задержанных не повышал, потому что я считал —ну, это как-то непрофессионально. Либо ты можешь своим умом победить злодея, либо ты не можешь — распишись в своем непрофессионализме.

Никто не будет открыто об этом говорить, потому что за такого залетевшего сотрудника пойдет цепочка наказаний, увольнений вплоть до начальника ОВД. Если он работал в областном управлении, то вплоть до начальника УВД — генерал, начальник УВД может получить неполное служебное [соответствие].

«Чтобы развалить дело, надо знать, как оно строится»

Я был разочарован конкретно работой в органах. Я пришел на романтике, как и многие приходят молодые люди, а выяснилось, что в основном приходится делать не то, что положено, а то, что говорят. В адвокатуру я пошел, потому что у меня в какой-то момент прикипело от чтения новостей о произволе сотрудников органов. Как юрист читаешь, когда грубо нарушаются процессуальные нормы — возникает здравое желание как-то с этим бороться, помогать людям, ставшим жертвой беспредела.

Работа в следственных и оперативных подразделениях, знание специфики, знание ошибок, нюансов, которые допускают сотрудники, и знание, как противодействовать их ходам, оно, конечно, помогает. Чтобы развалить дело, надо знать, как оно строится, какие допускают ошибки, за что можно зацепиться, чтобы выдернуть доказательство из дела.