Чему нас учит опыт Зимбабве

Тому, что политические режимы одного типа ведут себя одинаковым образом. Что режимная классификация — полезный научный инструмент. Зимбабве — электоральный авторитаризм, то есть выборы проводятся, оппозиция в них участвует и иногда получает осязаемый результат, но перехода власти посредством выборной ротации не происходит. Одновременно это партийно-персоналистская автократия, когда власть концентрируется в руках лидера и его ближайшего окружения, но существует правящая партия, до определенной степени служащая механизмом карьерного лифта и имеющая вес в принятии решений.

Это система, которая для контроля результатов выборов опирается не столько на недопуск (как в российском варианте), сколько на контроль над финансовыми потоками и медиапространством в процессе кампании и фальсификации результатов. В России к нынешнему историческому моменту систему настигло понимание, что, кроме недопуска, других гарантированных инструментов контроля над результатами выборов нет. Если допущены альтернативные кандидатуры, то, с точки зрения системы, результаты начинают становиться непредсказуемыми. Поэтому сделан выбор в пользу полного контроля состава участников.

Армия больше не является модернизирующей силой, и организованные ею перевороты не являются успешными

Сходство между нашими политическими системами есть, но различия значимы. Во-первых, это отмеченные мной иные электоральные практики. Во-вторых, гораздо более персонализированный характер власти. В Зимбабве действительно можно увидеть персоналистскую автократию, где жена становится вице-президентом — нам до такого еще далеко. И главное различие, которое проявилось в последние дни, — совершенно другая роль армии. Перевороты в целом и военные перевороты в частности — благодарный предмет для изучения политической наукой (поскольку это такое же ограниченное во времени цельное событие с началом, концом и внятным результатом, как выборы). Военные перевороты характерны для тех стран, в которых армия является политическим актором. Важно, как это ни покажется контринтуитивным, что в таких странах армия является или осознает себя светской, модернизирующей, а часто и вестернизирующей силой.

Само военное руководство часто рассматривает себя как образованную, прогрессивную политическую силу, которая противостоит традиционализму, коррупции, персоналистской концентрации власти и всяческого рода архаике. Это до последнего времени ситуация Турции, характерна она была и для ряда латиноамериканских и африканских стран. Схема, когда против диктатора восстает армия и на смену персоналистской диктатуре приходит военная диктатура, типичная и одновременно достаточно устаревшая. Иными словами, Зимбабве демонстрирует паттерн, характерный для Латинской Америки и Турции образца 60–40-летней давности. Кстати, последние события в Турции показали, как выглядит вырождение этого паттерна: армия больше не является модернизирующей силой, и организованные ею перевороты не являются успешными. Еще точнее, она уже не в силах организовать перехват власти как единый актор.

Зимбабве — бедная страна, диктатура Мугабе крайне неэффективна экономически. Пик ее неэффективности пришелся на предыдущее десятилетие, в последние годы особо тяжких финансовых экспериментов они не проводили, и у них даже начался некоторый экономический рост. Тем не менее это, конечно, бедная, если не сказать нищая, страна. Что подводит нас к следующему вопросу — о роли Китая.

Если это не Россия, которая испортила все выборы, не Сорос, оплативший все митинги, то, наверное, это Китай?

Тут надо сказать об охватившем весь мир безумии, в соответствии с которым ни одна страна не управляет своими внутренними делами, но любая управляет делами соседа. Следовательно, все происходящее внутри страны должно иметь внешние причины. Это форма умственного расстройства, и другого названия для этого нет. Соответственно, «кто ни умрет, я всех убийца тайный»: если это не Россия, которая испортила все выборы, не Сорос, оплативший все митинги, то, наверное, это Китай?

Китай ведет активную политику в Африке. Некоторые политологи называют его «черным рыцарем» для африканских стран. «Черный» и «белый» рыцари — крупные государства, экономически и политически влияющие на свое окружение. И они либо ведут его по демократическому пути, либо по авторитарному. Это, разумеется, оценочные символы: скажем, «белым рыцарем» называют Соединенные Штаты для Латинской Америки, «черным» — Китай для ряда стран Африки или (до последнего времени, когда эту завидную роль переняла у него Россия) для Венесуэлы. Из этого не следует, что большая страна организует непосредственно политические процессы внутри малой страны.

Китай — третий торговый партнер Зимбабве, после Южной Африки и Ботсваны.

Эта страна закупает из Зимбабве табак, дает им кредиты, а недавно списывала им долги. Это кредиты на сотни миллионов долларов, не такие большие цифры в терминах межгосударственных отношений, но тем не менее важные для такой бедной страны, как Зимбабве. Точно так же говорили, напомню, когда Китай довольно долго спонсировал венесуэльский режим. Хотя Китай первым же начал переговоры с венесуэльской оппозицией, когда у правящего режима дела пошли хуже.

Цель Китая состоит не в том, чтобы установить нравящийся ему режим в той или иной стране, а в том, чтобы иметь экономические преференции при любом режиме

Китай действительно спонсирует многие автократии. Но цель Китая состоит не в том, чтобы установить нравящийся ему режим в той или иной стране, а в том, чтобы иметь экономические преференции при любом режиме. Именно поэтому они всегда общаются со всеми: и с властью, и с оппозицией. Нам трудно это понять, потому что мы действуем во внешней политике по принципу личной симпатии: поддерживаем тех, кто нам нравится, и тех, кто говорит нам приятные слова. Эти хорошо видно, если сравнить размеры нашей двусторонней финансовой помощи разным странам. Мы платим за визиты к нам, за признание наших сомнительных территориальных приобретений, за участие представителей этих стран в делегациях и миссиях наблюдателей на наших выборах и референдумах. В некотором роде похожим образом поступают и США: они связаны идеологическими ограничениями, и по своим внутренним правовым нормам должны оказывать помощь демократическим и демократизирующимся странам. Если помощь и идет диктатурам, то власти за это стыдят внутри страны, и они предпочитают этих фактов стесняться.

То, что Китай ведет себя совершенно иначе, ускользает от нашего понимания.

Возвращаясь к Зимбабве: когда идет процесс транзита власти, ни ближние, ни дальние соседи не заинтересованы, чтобы там началась резня. Все разделение на группы интересов в африканских странах основано на клановой принадлежности, на этносах и субэтносах, а они склонны убивать друг друга, когда баланс интересов нарушается. Пока же видно, что из перечисленных мной торговых партнеров Зимбабве посредником на переговорах выступает президент ЮАР. Соответственно, Южно-Африканская Республика заинтересована в стабильности в своем регионе, в том, чтобы их торговый партнер продолжал им быть, а не запрудил территорию ЮАР сотнями тысяч беженцев.

Часто спрашивают, каким образом прогрессивный лидер, освободитель, революционер или реформатор за годы власти превращается в заурядного клептократа, озабоченного только удержанием власти и обогащением своей родни?

Невозможно одному человеку приносить общественную пользу слишком долго на одном месте без того, чтобы не скатиться до причинения вреда

Если посмотреть на ситуацию глазами этого лидера, то все будет выглядеть не так: не жажда власти, а желание сохранить стабильность и спасти страну от всяких нехороших вещей, которые непременно произойдут, как только его не станет. Все мы, когда смотрим на окружающую действительность со стороны, видим то, что есть. А изнутри мы видим одновременно «как должно быть», «как раньше было» и «как было бы, если б не я». Представьте свой дом: вы не видите просто комнату — вы видите, что «обои нужно переклеить». И должные, желаемые обои затмевают для вас то, что есть на самом деле. Или вы видите чистый пол и вспоминаете, каким он был грязным до того, как вы его помыли. И думаете: «Молодец, что я это сделал, а то бы было черт-те что». Вы видите прекрасный пол в сравнении с картинкой, которая находится у вас в воображении. Человек, который приходит к вам, может счесть пол грязным, а для вас он чистый, потому что вы помните, какой он был раньше.

Третий вариант мышления еще хуже — человек приходит к вам домой и видит, что у вас все окна заклеены газетами. Он говорит: «Что ты делаешь?» Вы объясняете, что иначе бы их выбило взрывом, потому что соседи только и мечтают вас взорвать, а так вы молодец, вовремя подсуетились с газетами, и теперь все стекла целы. Так и политические лидеры живут в мире предотвращенных угроз, и это оправдывает любые их действия. Собственно, для того, чтобы нам всем не пришлось так глубоко влезать в психологию незнакомых людей из телевизора, и придумана система ротации посредством выборов. Она построена исходя из того, что невозможно одному человеку приносить общественную пользу слишком долго на одном месте без того, чтобы не скатиться до причинения вреда. Если бы человек мог это делать, то не было бы нужды в смене власти, не нужно было бы контролировать спецслужбы посредством гражданских институтов — достаточно было бы одного мудрого лидера на всю жизнь и сотни смелых и честных полицейских ему в помощь. Но поскольку мы все грешны и со временем меняемся не всегда в лучшую сторону, то система регулярной ротации необходима. Вот и вся мораль.

Екатерина Шульман