В реальном мире чудес не бывает

Фундаментальная проблема современного гуманизма кроется не в его крайней ангажированности или подмене социальных коннотаций политическими. И даже не в мертвой спайке с либерально-демократическими идеями, а в том, что пятнадцать процентов населения Земли считают свои ценности безусловно общечеловеческими.

Развитие общества потребления и распространение в мире либеральной демократии утвердили в коротком историческом срезе доминирование образа и философии предсказанного когда-то Шпенглером «европейского горожанина» — глобалиста, космополита, пленника тысяч условностей, изменчивых, как курсы мировых валют. Этот «горожанин» — кочевник и безбожник, но не в смысле статуса апатрида или личностного атеизма. Напротив, часто он нарочито, до гротескного патриотичен и набожен – беда лишь в том, что патриотизм или вера в любое божество вплоть до «макаронного монстра» для него в той же мере условность, что и все прочее. Этот человек – «свободен», свободен не иметь ни своего мнения, ни своей веры, ни своих знаний и, в конечном счете, свободен презирать мнения, веру и любые знания, противные его картине мира. И главный парадокс заключается в том, что, будучи апологетом безусловной свободы личности, он беззаветно, до рабского преклонения предан идеям, принципам и лозунгам, весь спектр значений которых ему не понятен.

Такой «горожанин» по Шпенглеру инфантилен и подвержен фрагментированному, глубоко магическому мышлению. В его мире понятная и безусловная ему идея – могущая быть лишь сугубо ситуативным явлением, вброшенным в информационную среду стремительно и столь же стремительно из него выпадающая после, — имеет непреложную истинность. В этом магическом мире вообще ничто не истинно, но действуют магические законы, и потому истинным будет то, что наиболее соответствует моменту, даже если после от всех слов и утверждений будет выгодно отказаться. Не зря главным источником знаний в мире «европейского горожанина» стала Википедия – истинным признается отнюдь не то, что «взвешено и измерено», а то, что признанно таковым демократическим путем.

На смену Истине пришел общественный консенсус.

Забавен не сам по себе такой исход – подобное положение удобно, и потому не раз имело место в истории ранее, пусть и не в таких масштабах. Забавно то, что люди, испокон веков боровшиеся с подобными проявлениями человеческой слабости – ученые, философы, просветители, с пришествием «дивного нового мира» возглавили то, чему должны противостоять. Наиболее одиозные из них, поднявшись на трибуну, провозгласили «конец истории» — распространение в мире идей либеральной демократии они сочли достаточным поводом для экстраполирования образа того самого пресловутого «горожанина» на все человечество, уйдя от скромных «европейских» ценностей к категориям ценностей «общечеловеческих». Смелое утверждение – подобное тому, как Советы объявили бы в 70-х годах о наступлении коммунизма, — не покреплено ничем, кроме демагогии, но если что-то удобно считать истиной джентльменам – это будут считать истиной или, как минимум, деятельно обсуждать в поисках пресловутого консенсуса.

Господа договариваются о деталях. Объективная действительность? Нет, не слышали – если действительность противоречит нашим интересам – тем хуже для действительности.

А это удобно. Все бытие «европейского горожанина» пропитано духом «конца истории». Он – нигилист, свободный нонконформист, противостоящий конформизму исторического «мракобесия» и при этом – высокоморален и гуманистичен. В его быту и взглядах легко уживаются пуританская мораль с разнузданностью сексуальной революции, гордость плюрализмом мнений с животной ненавистью ко всему, что похоже на критику его собственных воззрений. Он глубоко противоречив в угоду моменту, но не видит и не желает видеть абсурдность подобного явления. Его кредо – мода на мысли, изменчивая, как творчество кутюрье.

Этим пропитано все. Похоронив слишком резкий, недостаточно толерантный к «развитому» человечеству модернизм, через выхолощенный и аляповатый поп-арт, «конец истории» закономерно выродился в философию постмодерна, призванную заполнить пустоту, образовавшуюся вместо вырванных с корнем «мракобесных» идей. Философию некритического нигилизма, построенного на деконструкции идей, но в сухом остатке – не несущую собственного конструктивного начала. А зачем? «Конец истории» наступил, сделав идеи и смыслы прошлого бессмысленными и ненужными, достойными лишь «переосмысления», деконструкции и откровенно злого глумления.

Но что-то пошло не так.

Крайне неудобным свойством объективной действительности является то, что она неизбежно разбивает любые иллюзии. Невозможно отменить рассвет или закон всемирного тяготения, и в той же степени нельзя отменить ход истории, провозгласив победу того, что не имеет на победу никаких шансов. И ладно скроенная, крепко сшитая машина самообмана пошла в разнос, натолкнувшись на объективный факт: история продолжается, не смотря на громогласное объявление собственного «конца».

Сегодня последователи Фукуямы, просвещенные нигилисты, постмодернистские рыцари «конца истории», свободные люди, живые символы новых гуманистических идей, напоминают сектантов, раздавших имущество бедным и вышедших в чистое поле ждать конца света. Но их обманули, Апокалипсиса не случилось, и вот они — нищие, униженные, в одном исподнем бредут назад, старательно убеждая себя в том, что никакой ошибки нет, что они все-таки правы, просто «сроки сдвигаются» и вот уж завтра «конец истории» точно придет, дав страждущим все причитающееся. А все эти «вороженьки», смеющие не разделять «общечеловеческие ценности» пятнадцати процентов человечества, перекуются, приняв вожделенные «ценности», или, на худой конец, сгинут, «как роса на солнце».

Увы им — в реальном мире чудес не бывает.