Линия разлома

Одно и тоже. Всегда и везде – одно и тоже… 
Столкновения первого мира и третьего – случались всегда. Будь то восстание сипаев в Индии, или падение Хартума, или высадка морской пехоты США в Никарагуа… это всегда так было. Но мой Бог, неужели было так страшно? 
Сначала – все было обычно. Когда американцы осваивали Аравийский полуостров, когда за громадные деньги они строили там всю инфраструктуру, скоростные бетонные шоссе. Когда строили целые города – было не так. Арабы – хоть и относились враждебно, но все таки такого беспредела не было. Американцы строили маленькие америки – на острове Киш в Иране, или американские городки в Саудовской Аравии – и так и жили в них, за забором, известным всем и каждому и никто никому не мешал. 
Но в какой-то момент – все это сломалось. Забор сломали сразу с двух сторон. Ибо те, кто правил этими маленькими злобными народцами, по кривой усмешке судьбы почему то владеющими богатейшими землями – они уже не просто хотели жить как американцы. Они хотели БЫТЬ АМЕРИКАНЦАМИ, они посылали своих женщин, чтобы те рожали в Америке, они посылали своих сыновей и внуков в Сандхерст и Вест Пойнт, они начинали относиться к своим народам не как к своим детям, пусть непослушным, но все же детям – а как к чужакам, к тем, кто мешает по-настоящему наслаждаться жизнью в БЕЗОПАСНОСТИ и ДОВОЛЬСТВЕ, не ощущая острого как нож взгляда соплеменника в спину, презрения простого подавальщика в ресторане, ненависти соотечественника на дрянной Ладе, не пропускающего вперед на дороге. А народы, которыми они управляли – видели все это – и озлоблялись. И отцы наций, становились даже не отчимами, жестокими и равнодушными, но все же своими – а чужаками, вломившимися в дом сами и приведшими в дом чужаков. Бурлящая лава ненависти – прорывалась на едва подсохшей корке протуберанцами взрывов и мятежей, расползалась мутным валом беженцев, несущих за собой голод, болезни, претензии и тщательно взлелеянную злобу.

Заборы были сломаны – и рядом с зеркальными небоскребами столицы, Алма-Аты и Астаны – могли быть чудовищные нарывы лагерей беженцев, на которых всем было плевать, новое, взрощенное на воле, жестокое племя конных дикарей – басмачей, безумие и дикость самозастроенных шайтан – городов, занимающих землю бывших колхозов. И ненависть, ненависть, ненависть… Те, кто ломал эти решетки и заборы, говоря о плоском мире и о конце истории – в какой-то своей детской наивности полагали, что рядом – может сосуществовать успешный казах – менеджер нефтяной компании или предприниматель, закончивший бизнес-школу, и купивший сто пятидесятиметровую квартиру в новой бетонной высотке – и казах – дикарь. Как здесь их называли «мамбетня» - дикие уроженцы маленьких, брошенных на произвол судьбы городов и поселков, которым не повезло находиться рядом с Каспием, или там, где иностранный инвестор сажает пшеницу с урожайностью девяносто центнеров с гектара. Почти не знавшие школы, ласки, заботы, не видевшие в жизни ничего, кроме чужих машин и заборов, за которые нельзя, опасные как обрез трехлинейки – они тоже жили в этой стране и по мнению тех, кто ломал заборы и решетки – все они были одним народом. В то время как давно уже – они были народами разными, и один стеснялся своего монголоидного разреза глаз и гордился тем, что английский знает лучше родного казахского, а другой – ходил в подпольную молельню, которых за последние десять лет открылись десятки и сотни, присоединился к «умме», постигая «сокровенную мудрость арабского Востока». Жизнь неверного разрешена. Имущество неверного разрешено. Женщины неверного разрешены. А кто якшается с безбожниками и многобожниками – тот и сам из них. Джихад фард айн. Носи новое, живи свободным и умри шахидом. Эти два народа – стремительно удалялись друг от друга, и между ними - было уже мало чего общего, кроме страны, в которой они жили. Одной стране на двоих…