ИИСУС. АРЕСТ.

Определимся с названиями мест, где всё это происходило. Гефсимания (по-еврейски – Гат Шеманим, переводится как «масленичный пресс») – место на склоне горы Елеонской (Масленичной). Именно там провёл Иисус последние часы перед своим арестом.

Как сказал один военный, я тут как-то случайно подумал, мне понравилось. О чём это я? При изучении событий, связанных с арестом Иисуса, мне в голову вдруг неожиданно пришёл вопрос: а какого хрена после ночного (именно ночного, проводившегося не во время ужина, а позднее) застолья Иисуса и его друзей вдруг понесло вон из города? Пасхальные правила требовали от каждого иудея оставаться внутри городских стен после жертвоприношения. Вопрос остаётся без ответа. Ну, допустим, Иисусу с учениками захотелось заняться групповым «богохульством» и выйти из города в нарушение религиозных запретов.

Тогда возникает другой вопрос: почему они как обычно не пошли проторенным путём: на ночлег в Вифсаиду, - а пришли в селение Гефсиманию и стали в потёмках блуждать по Гефсиманскому саду на Масленичной горе? Пришли в селение, называемое Гефсимания (Марк 14:32). Как они покинули Иерусалим? Насколько я знаю из истории Древнего мира на ночь городские ворота накрепко закрывались и выставлялась стража, чтобы до рассвета никто не мог открыть ворота и пройти через них. Это подтверждает и Ветхий завет: В сумерки надлежало затворять (городские) ворота (Иисус Навин 2:5). Тем более, что «ордер на арест» Иисуса был уже выдан. Единственный путь – по верёвке с городской крепостной стены. Таким способом, например, спасся в Дамаске апостол Павел: Ученики же ночью, взявши его, спустили по стене в корзине (Деяния 9:25). Попутно заметим, что в древние времена помещения в городских стенах в мирное время использовались под жильё. Так иерихонская блудница Равва спустила из окна своего дома в городской стене израильских лазутчиков. Дом её был в городской стене, и она жила в стене. И спустила их, и они пошли (Иисус Навин 2:15, 21).

Я специально перечитал евангелия, но никакого внятного ответа на заданный вопрос не нашёл. Лука только добавил тумана. Он пишет: И вышед (из Иерусалима) пошёл по обыкновению на гору Елионскую; за Ним последовали и ученики Его (22:39), - потому что ночи, выходя, проводил на горе, называемой Елионскою (21:37). Как мы знаем, остальные евангелисты называют местом ночлега Иисуса и учеников Вифсаиду, пригород Иерусалима. Видимо, и Луку озадачил приход Иисуса в Гефсиманию и, чтобы найти выход их ситуации, он и написал: «по обыкновению».

И только в одной из прочитанных мною книг вскользь акцентируется внимание на этом эпизоде. Накануне ареста, после тайной вечери, на пути в Гефсиманский сад, Иисус неожиданного говорит ученикам, что не намерен возвращаться в город и наутро участвовать в пасхальных празднествах. Он один решил вернуться в Галилею, видимо, потому что его пребывание в Иерусалиме стало слишком опасным. Ученики должны были присоединиться к нему позже. И говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря и рассеются овцы. По воскресении же Моём, Я предварю вас в Галилее (Марк 14:27-28, аналогично Матфей 26:31-32). Надо сразу сказать, что слова «по воскресении же моём» не соответствуют оригинальному тексту евангелия на греческом языке. Буквальный перевод с греческого оригинала звучит как «в момент, когда я проснусь», то есть утром. Ни Иисус, ни его ученики не имели в виду воскресение из мёртвых. Нарушение Иисусом иудейского религиозного правила и попытка возвращения на родину в Галилею можно воспринять только как паническое бегство. Подтверждением этому служат и слова Иисуса: Посидите здесь, пока Я помолюсь (Марк 14:32), побудьте здесь и бодрствуйте (Марк 14:34). Они говорят о том, что Гефсимания не была его конечным пунктом назначения. Лишь арест не позволил ему идти дальше; остановка в пути оказалась роковой. И всё же, ответов на поставленные перед собой вопросы, я не нашёл.

Несомненно, Иисус видел сгущавшиеся над его головой тучи, и не исключал возможности своего ареста.  Должно быть, Иисус испытывал сильный страх за свою жизнь. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно (Марк 14:33-34, аналогично Матфей 26:37-38). Именно потому, что Иисус хотел жить, он непрестанно молил бога, чтобы тот защитил его и сохранил жизнь. Как любой верующий, он надеялся, что его молитвы будут услышаны. Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (это пятая чаша Седера, чаша горечи и смерти); впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Матфей 26:39). По мнению исследователя Ж.Клаузнера, слова «не как я хочу, но как ты» были вставлены позже авторами евангелий, которые никак не могли поверить, что такая искренняя молитва могла остаться неуслышанной богом. Но существует и другое объяснение. Исследователь Х.Кюнг отстаивает мнение, что указанная формулировка является частью одного из традиционных еврейских «Восемнадцати благословений». Это типичная формула, суть которой и заключается в том, что исполняется именно божья воля, а не воля молящегося. Об этой молитве Иисуса позже напишет и Павел. Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принёс молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти (Евреям 5:7). Могущему, подчеркнём, но не спасшему. Отметим, что у Иоанна, изображающего Иисуса почти богом, слова Иисуса звучат совсем по-другому. Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? (Иоанн 18:11). Но и Иоанн не может скрыть страха Иисуса. Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! (Иоанн 12:27).

Лука дорисовывает картину человека, мятущегося в страхе и надежде. Явился же к Нему Ангел с небес и укреплял Его. И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лука 22:43-44). В самом позднем евангелии от Иоанна, в котором, как мы уже говорили, Иисус превращён автором из человека в божественное существо, эта сцена рисуется совершенно противоположно. Иисус возвёл очи Свои на небо и сказал: Отче! пришёл час: прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя (Иоанн 17:1). В такой трагический момент мечтания о славе?

Изображение образа Иисуса в приведённой чуть выше цитате Луки идёт в прямое противоречие с тем образом, который рисуется современной церковью, образом человека, возвысившегося над смертью, ощущающего себя под постоянной божьей защитой и знающего, что смерть будет кратковременной, и что он будет вскоре воскрешён для вечной жизни в раю. В синоптических евангелиях, и особенно, у Луки мы видим человека, «поставленного на колени» судьбой, трепещущего в великом страхе и отчаянии. Молитва осталась последней надеждой. Исследователь М.Кравери пишет по этому поводу: «В течение всей истории христианства этот отрывок евангелий резко критиковался, поскольку он изображает человеческую слабость Иисуса, не достойную не только Сына Божьего, но даже философа, вырабатывающего в себе пренебрежение к смерти. Во многих рукописях, включая ватиканские, этот отрывок просто игнорируется. Но, как замечено, именно его неуместность является лучшим доказательством подлинности евангелий». Состояние душевного волнения и страха, описанное в Гефсиманском эпизоде, необыкновенно сильно контрастирует с безмятежностью Иисуса в остальных повествованиях. Как отмечает библеист М.Гогуэль, рассказ о Гефсиманском эпизоде мог родиться только в те времена, когда было доподлинно известно, что Иисус в тот момент испытывал настоящий страх смерти.

С этой точки зрения события в Гефсиманском саду, вне всяких сомнений, подлинны. Библеист Ш.Бен-Хорин пишет: «Здесь перед нами предстаёт не герой, не полубог, не миф! Перед нами человек, трепещущий от страха за свою жизнь. В этот момент трепета Иисус ближе всего к нам. Перед нами предстаёт настоящий человек, попавший в сети страха смерти, рождённый со страхом смерти, чья жизнь – это жизнь, всегда заканчивающаяся смертью, и чьи стремления и борьба всегда обусловлены попыткой избежать встречи со смертью».

Предвидел ли Иисус свою смерть? Или арест и казнь стали для него неожиданностью? Евангелие от Марка содержит три высказывания Иисуса, в которых содержатся упоминания о таких предсказаниях (8:31, 9:31, 10:32-34). Матфей и Лука заимствуют у Марка эти три пророчества, причём Лука вводит дополнительные торжественные слова Иисуса: Вложите себе в уши эти слова (9:43). Матфей приводит ещё два дополнительных предсказания (12:40, 26:1-2). Но исследователи библии практически единодушны: верить здесь евангелистам нельзя. Посмотрим на поведение учеников до и после распятия: разве оно хоть чуть похоже на поведение людей, которые предупреждены? Они в панике разбегаются, один ещё и отрекается, а потом все вместе не верят вести о воскресении. Можно представить их глупцами или больными амнезией, но не естественнее ли считать, что никаких предсказаний вовсе не было?

Но как у каждой медали и здесь есть другая сторона. Во-первых, Иисус уже знал печальную судьбу Иоанна Крестителя. Да и сам он регулярно подвергался опасности как продолжатель его дела – проповеди о «царстве божьем». Он видел, что бог не хранит своих пророков. Во-вторых, поскольку он мыслил себя преемником древних израильских пророков, он не мог не оглядываться на их судьбу. В Ветхом завете неоднократно говорится о мученичестве пророков (3Царств 19:10, 2Паралипоменон 24:20-22, Неемия 9:26 и др.). Отсюда следует однозначный вывод: Иисус считал не только возможным, а даже вероятным, что и его ожидает мученичество.

Другое дело, что предсказания о Страстях в той форме, в какой они приведены в евангелиях, скорее всего, дают картину упрощённую. Иисус не расписывал с уверенностью своим ученикам будущую картину в подробностях. Скорее всего, он лишь говорил, что вскоре богу может быть угодно, чтобы он, подобно Иоанну Крестителю, прошёл через смерть. И было это, конечно же, не в виде торжественных речей, а в виде беглых упоминаний и намёков и полунамёков. Ученикам же не хотелось думать о плохом. Если Иисус говорил о возможности своей смерти, то он наверняка говорил и о своём будущем оправдании богом, а может быть, даже и воскресении, только, конечно же, не о воскресении через два дня, а в конце времён, который в любом случае ожидался вот-вот.

Гефсиманская молитва Иисуса исключительно важна для понимания его замыслов. Мы лишний раз убеждаемся, что Иисус не хотел умирать. Как уже говорилось, он откликнулся на проповедь Иоанна Крестителя и ждал скорого пришествия «царства божьего» на земле. Однако последующие события всё больше и больше заставляли его приходить к мысли, что «божественный замысел» сложнее и трагичнее, чем он и Иоанн думали поначалу.

Он вовсе не собирался совать голову в петлю и всегда надеялся, что доживёт до прихода «царства». Создаётся впечатление, что лишь в гефсиманскую ночь он до конца осознал: по «замыслу божьему» вовсе и не предполагалось, что он выживет. Иисус цеплялся за жизнь и молился всеми силами, но чуда не произошло...

Евангелия описывают триумфальный въезд Иисуса в Иерусалим. По сути, всё население города и толпы паломников, прибывших на Пасху, приветствовали его, согласно евангелиям, радостными возгласами и принимали как мессию. Но прибытие Иисуса, вызвавшее вначале восторг людей - весь народ удивлялся Его учению (Марк 11:18), - и хвалу из уст детей, восклицающих в храме и говорящих «осанна Сыну Давидову!» (Матфей 21:15), позже произвело настоящее смятение.

Стали распространяться слухи о том, что он возмущён положением, сложившимся во дворе иерусалимского храма. На территории храма продавались жертвенные животные, которых покупали паломники, потому что не могли приводить их с собой из дальних мест. Римские и греческие монеты, считавшиеся «нечистыми» из-за изображения на них лика римского императора, обменивались на особые храмовые монеты, специально чеканившиеся для храмовых нужд, потому что платить в храме языческими (римскими, греческими и другими) монетами было запрещено. Иосиф Флавий отмечает, что священники храма «активно занимались торговлей принадлежностями для жертвоприношения, подобно неразборчивым в средствах биржевым работникам».

Не считаясь со служителями храма и храмовой охраной, Иисус, по словам евангелистов, перевернул столы и стал кнутом выгонять торговцев, менял и паломников (а где же его заповедь «не противься злу?»). И вошёл Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано: «дом Мой домом молитвы наречётся», а вы сделали его вертепом разбойников (Матфей 21:12-13, аналогично Марк 11:15-17; Лука 19:45-46; Иоанн 2:14-17). Иисус выгнал их из двора храма, выполнив тем самым очередное пророчество Ветхого завета: не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Моё? (Иеремия 7:11). Исторически такое событие было бы вряд ли возможно, хотя бы потому, что один человек не мог очистить площадь такой величины. По словам швейцарского теолога Е.Хенхена, территория храмовой площади была «сравнима с размером древнего города Ура». С точки зрения правил городской безопасности и общественного порядка этот эпизод выглядит фантастически. Создаётся такое впечатление, будто безумие обуяло Иисуса, когда он ступил на территорию храма. При этом ни храмовая охрана, ни римская стража не проявили ни малейшего желания вмешаться в конфликт. Этот факт ещё более поразителен, если мы вспомним, что Понтий Пилат с войсками специально прибыл из Кесари Приморской в Иерусалим для поддержания порядка в городе, и в первую очередь в храме, во время празднования Пасхи. Свидетельство о том, как оперативно римляне реагировали на грозящие бунтом беспорядки даже не во время праздников, мы находим в книге Деяний апостолов. «Когда же они (иудеи) хотели убить его (апостола Павла), до тысяченачальника полка (римского гарнизона крепости Антония) дошла весть, что весь Иерусалим возмутился; он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них» (Деяния 21:31-32). В книгах нескольких христианских авторов, прочитанных мною, приводятся попытки представить случай с разгоном менял и торгашей историческим, то есть произошедшим в действительности. Но объяснения эти настолько нежизненны, надуманы и высосаны из пальца, что я не буду утомлять ими уважаемого читателя.

После такого бурного дня Иисус мирно ретировался со своими учениками из города. «Когда же стало поздно, Он вышел вон из города» (Марк 11:19). Любой желающий мог проследовать за ним, но, похоже, представители власти (и римской и иудейской) не видели в этом необходимости, и против Иисуса не было предпринято никаких карательных мер. Евангелия не сообщают, возобновили ли свою деятельность торговцы и менялы, однако, здравый смысл подсказывает, что именно так и произошло.

Так или иначе, но, похоже, что никто не возражал против трёхдневной (вторник-четверг) проповеди Иисуса в притворе Соломоновом иерусалимского храма перед огромным скоплением народа. Первосвященники, книжники, старейшины собирались вокруг него и вели религиозные споры и дискуссии, в которых Иисус проявил себя как искусный диспутант (Марк 11:27-33; 12:1-11).

Согласно евангелиям, внезапно руководство иерусалимского храма изменило своё отношение к Иисусу. Было принято решение его арестовать. Дальше сюжет развивается ещё более любопытно. Власти не могут выследить правонарушителя! Вместо того чтобы дождаться его возвращения на следующий день и спокойно задержать, охрана храма оглашает совершенно бессмысленный «ордер на арест»: «если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его» (Иоанн 11:57). При этом великое множество людей и, прежде всего, представители властей, должны были хорошо знать, где находится Иисус. Иоанн говорит, что он был в Вифании, селении в пригороде Иерусалима и «многие из Иудеев узнали, что Он там» (12:9), - но никто и не подумал подчиняться предписанию и содействовать аресту. Кроме того, когда Иисус вернулся в Иерусалим, очевидно, не подозревая о выписанном «ордере на арест», не были предприняты никакие меры к его задержанию. Похоже, власти ранее «погорячились» и смирились с положением дел. «Фарисеи же говорили между собою: видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идёт за Ним!» (Иоанн 12:19). И Иисус говорит первосвященнику Анне о противоречивости поведения властей после своего ареста. «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего» (Иоанн 18:20).

Надо заметить, что евангельское повествование о причинах ареста Иисуса в Гефсиманском саду противоречит критериям объективности. С одной стороны триумфальный приход в Иерусалим, а с другой – неожиданный арест. С одной стороны – всеобщее признание и известность, а с другой – необходимость предателя, который бы указал на малоизвестного Иисуса.

Упомянутые выше несообразности, связанные с «ордером на арест» и ролью Иуды, приводят к выводу о том, что арест производился не еврейскими властями, а римлянами. Когда конвой прибыл в Гефсиманский сад, где Иисус находился в кругу своих учеников, эти люди не знали даже, как выглядит намеченная ими жертва. Если бы Иуда не указал на Иисуса, они могли бы по ошибке арестовать кого-нибудь другого. В отличие от иудеев, среди которых Иисус вёл открытую проповедь, римский офицер не мог знать, как он выглядит. Это объясняет, почему офицеру нужен был человек, который мог бы указать на будущего заключённого. Упоминание о том, что римский отряд захватил с собой еврейских чиновников, может быть объяснен ещё так. Помощь со стороны еврейских властей могла понадобиться для перевода речи с латинского на арамейский язык и обратно.

Только Лука указывает на присутствие при аресте первосвященников и членов синедриона. «Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, Иисус сказал»… (22:52). Марк и Матфей упоминают кроме римских солдат, вооружённых мечами, лишь служителей (мелких чиновников) синедриона. Иметь при себе меч разрешалось только римлянам. Служителям синедриона пришлось, видимо, ограничиться дубинками и «кольями» (Марк 14:18).

И Иоанн говорит о том, что Иисус был арестован римлянами. В его евангелие (18:3 и 18:12) упоминаются speira и chiliarchos, переводимые с греческого языка как «отряд воинов» и «тысяченачальник». На латыни «speira» означает когорту, десятую часть легиона, состоящую из шестисот воинов. В этом случае речь идёт обо всех римских войсках, дислоцированных в крепости Антония, располагавшейся на окраине Иерусалима, о которых говорят и Марк (15:16), и Матфей (27:27), и Лука (Деяния 21:31). А сhiliarchos – это звание, в котором находился командир когорты.

Иоанн так описывает события. «Тогда воины и тысяченачальник и служители иудейские взяли Иисуса и связали Его, и отвели его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником. Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им. Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе» (18:12-13,19,21,24). То есть начальник крепости Антония арестовал и привёл Иисуса в дом бывшего первосвященника Анны, который к тому времени уже не обладал юридической властью; его сместил с поста первосвященника прокуратор Иудеи в 15 году нэ. Новым первосвященником был Каиафа, зять Анны. Но титул «первосвященник» к Анне применён правильно, потому что и бывший первосвященник пожизненно сохранял за собой этот титул, как сохранял место и право голоса в синедрионе. От Анны закованного в цепи Иисуса повели в дом действующего первосвященника Каиафы. Ни тот, ни другой не принимают по этому делу никакого решения, поэтому заключённого ведут в римскую преторию.

Римским солдатам, видимо, был отдан приказ об аресте одного Иисуса как предполагаемого вождя бунтовщиков. Их, вероятно, не интересовала суть проповедуемого им религиозного учения, поэтому их и не интересовали ученики Иисуса, а также то, что Пётр отсёк ухо у слуги первосвященника: «и один из них (Пётр) ударил раба первосвященникова и отсёк ему правое ухо» (Лука 22:50). Если бы арест производили служители синедриона, они бы вместе с Иисусом, конечно же, арестовали бы и всех его последователей для искоренения всей еретической секты.

3
600
1