Лев Данилкин: «Любое прикосновение к телу Ленина – объявление гражданской войны»

На модерации Отложенный

Лев Данилкин: «Любое прикосновение к телу Ленина – объявление гражданской войны» 

Автор новой книги о «вожде пролетариата» о том, что роднит его с Гагариным и почему Казань стала третьей столицей благодаря большевикам 
В Казани Владимиром Ульяновым была пройдена точка невозврата, которая сделала из него Ленина, считает автор нового ленинского жизнеописания Лев Данилкин. В канун 147-й годовщины со дня рождения «вождя пролетариата» Данилкин рассказал в интервью «БИЗНЕС Online», мог ли герой его книги стать чиновником или ученым, почему на казанских мечетях писали «За советскую власть, за шариат», а также подходит ли основателю СССР роль религиозного реформатора. 

«ЛЕНИН ВЫЗЫВАЕТ БЕШЕНСТВО И НЕАДЕКВАТНЫЕ ИДЕИ ВРОДЕ: «СЕЙЧАС МЫ ЕГО ПЕРЕЗАХОРОНИМ, И ВСЕ ВСТАНЕТ НА СВОИ МЕСТА» 

— Лев Александрович, вы специально приурочили выход биографической книги о Ленине к столетию революции 1917 года или так получилось случайно? 

— Нет, я начал писать книгу в 2012 году и должен был закончить в 2013-м. Если бы не было естественного дедлайна — 100-летия революции, — я бы до сих пор продолжал писать. Даже сейчас, когда вышла книжка, я сижу и пишу продолжение в голове, потому что знаю, что ее можно бесконечно улучшать. Книга должна была быть в пять раз короче, но задним числом я понимаю, что вообще не осознавал ни масштаба Ленина, ни сложности «истории о Ленине». То, как выглядит сейчас эта книга, так же странно для меня, как если бы я вдруг встретил на улице самого Ленина живьем. 

— Что вам пригодилось при написании книги из советской и постсоветской ленинианы? Какие авторы, писавшие о Ленине, вам интересны и близки? 

— Невозможно изучить все. Если вы смотрели фильм «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега», то помните, что он заканчивается тем, что камера отходит от этого уникального артефакта и становится видно, что до горизонта стоят ящики с такими же святынями, бесконечное количество. Так же примерно выглядит количество хороших книг про Ленина. Его изучали лучшие историки, они сделали множество черновой и затем беловой работы. Знаю, что ничья биография в мире не была исследована столь подробным образом. Существовал специальный институт, который занимался изучением каждого дня жизни Ленина, специально обученные люди получали зарплату за то, что годами изучали — нехалтурно. Ленина доверяли лучшим — какой-нибудь месяц из его жизни. 

В смысле материала главная проблема человека, который пишет книжку про Ленина, не отсутствие или нехватка материала, а его избыток.

Парадокс в том, что историки свое дело сделали, а общество так и не смогло договориться о Ленине, он по-прежнему вызывает раздражение, в основном тем, что людям не дают на чем-то остановиться: все время возникают новые «толкования», картина мира рушится, и так по много раз. В результате Ленин вызывает бешенство — и неадекватные идеи, вроде «сейчас мы его перезахороним, и все встанет на свои места». И это означает, что нужна была все же еще одна, сегодняшняя, книга о Ленине, где будет придуман какой-то свой угол входа в этот океан. Собственно, придумать эту манеру рассказа — главная задача, я ее искал, пробовал, нащупывал пять лет. 

— Но все же по поводу авторов: кто оказался вам более близок из тех, кого прочитали? 

— Есть разные типы авторов. Есть настоящие архивные историки. Это черная неблагодарная работа — исследовать документы о голоде 1921 года, что это было такое на самом деле: нарочно спровоцированный большевистским правительством голод, последствия военного коммунизма или очередной кризис в череде голодов, которые были в Российской империи на протяжении столетий регулярно. Люди, которые исследуют такие вещи, изучают статистику, переписи, жалобы, уголовные дела. Кстати, Ленин тоже был статистиком, он сидел, считал, выписывал циферки. Это одна категория. Есть блестящие историки, например, покойный Сергей Павлюченков — гениальный русский историк. 

Есть еще такой жанр, как лениниана — художественные произведения о Ленине. Странным образом я сам в большей степени сформирован этим типом литературы, потому что в детстве, как у всех людей моего возраста, моими первыми книжками были произведения Зощенко, Бонч-Бруевича — те, где Ленин, как на октябрятской звездочке, я до сих пор могу по памяти несколько таких житийных сюжетов воспроизвести. Не то чтобы я испытываю ностальгию по этим рассказам и песням о Ленине, которые нас заставляли петь в детском саду, но это такой естественный бэкграунд, от которого я не могу избавиться — и не хочу. Это тоже часть отношений автора и героя, это история, которая началась не пять, а сорок лет назад — и она продолжает разворачиваться. 

Читать далее: https://www.business-gazeta.ru/article/343795