Замороженный. 2 - элита

Если с Вильнюсом я "разморозился" почти через сорок лет, то со свободоросами, собравшимися в Вильнюсе, – через двадцать. Но поразило меня, как они "похорошели", куда сильней, чем изменение Литвы.

Но здесь у меня очень трудная задача. Вы-то видите их (и себя) каждый день и изменений не замечаете: нормальные люди, даже хорошие... Я же увидел скачок в ментальном статусе, медленно, каждодневно накапливающийся из 7000 крошечных ежедневных изменений. 7000 изменений в один миллиметр каждый. А вырастает 7-метровая стена.

Нашу интеллигентскую элиту (культурно-нравственную) массово я не видел вживую около 20 лет. По одиночке – да. В письменном общении – да, всё время. Последние 11 лет – просто непрерывно. Но оказаться в одной комнате с двумя сотнями диссидентов – нет, не было. С людьми попроще – сколько угодно. А со сливками общества (или, как Ландсбергис ласково поименовал нас, с маслом) –  не было.

Оттого таким ярким было впечатление. Вот этого я недавно читал. Этого всё время читаю. С этим ругался недавно. А этого ругал, правда, уже довольно давно. Зато этого – не слишком давно. Впрочем, он-то как раз такой уважаемый человек. И этого ругал. Хотя он, вроде бы, и человек весьма умный. И кажется таким образованным. За что и ласкаем разными властями –  и здесь, и там... А вот еще один. Доктор. Наук. С ним я тоже полемизировал когда-то. А вот про эту просто много слышал. Да, и кто про нее не слышал!.. Про дочь такого отца!.. Нет, не этого отца, о ком вы подумали. Другого. И репутация у нее не плохая. Наоборот –  хорошая такая репутация. Несмотря на отца. Но что репутация – как увидишь вблизи!.. Про этого я просто много читал, правая рука единственного настоящего... А вот и еще одна рука... А вот и жертва режима...

Но дело даже не в тех, кого я знал заочно. Большинство не знал. Но все они – и знакомые заочно, и совсем незнакомые были объединены чем-то, совершенно мне не знакомым. И удивительно противным...

Попробую объяснить. Был когда-то наш карас. Свои люди. Когда попалал в их компанию, сразу чувствовал – среди своих. Это были советские интеллигенты. Не все умные. Не все самоотверженно честные. Но все – свои. Более-менее воспитанные. Более-менее эрудированные. Более-менее образованные. Более-менее совестливые. Более-менее добрые или хотя бы доброжелательные. Более-менее тонкие. И умные тоже более-менее.

Лихие девяностые стали уносить этот наш мир ветром. Стремительно уносить. Интеллигентные люди превращались в бывших интеллигентных. БИЧ – "бывший интеллигентный человек". Интеллигентные люди стремительно учились воровать. И – врать. А кто-то – и не только воровать. Иметь дело с ними стало просто невозможно. Лучше уж с бандитами. Бывшие интеллигентные люди становились добропорядочными партнерами, только понимая, что иначе их убьют (изобьют, разорят...). Другой управы на них не было.

Но при этом чисто внешне они оставались интеллигентными. Из-за чего, правда, иметь дело с ними было еще сложнее: ты-то думаешь, что он – нормальный, порядочный, а он уже успел стать таким, простите за выражение...

В общем, таким я оставил наш карас без малого 20 лет назад: изнутри порядком сгнившим, но внешне еще вполне милым.

Нашел же через 20 лет я его совсем другим. Вся гниль проступила наружу.

Я смотрел на эти лица и не мог поверить, что это он и есть – цвет нации. Букет был еще тот – диффузная агрессивность, полная закрытость, отсутствие мысли и нацеленность на получение какой-то выгоды, не то личной, не то общественной,  при полной невозможности никакую выгоду в таком ментальном состоянии получить.

Но хуже того, этот букет еще и пах. Очень неприятным запахом. Запахом смерти. Это очень странное ощущение: знаешь, что человеку 40, а он выглядит, как будто одной ногой в могиле. И так – со множеством людей. Живые и в то же время неживые. Такие вот живые труппы.

Были ли исключения? Да, были. Из выступавших: Каспаров, Ландсбергис, один американец, один латыш... Может быть, кто-то еще...

Этих людей совершенно спокойно можно пускать и на телевиденье. Революции такие не делают. Самые одаренные будут Киселевыми-наоборот, Толстыми-наоборот... У них не то, что нет программы или хотя бы цели преобразования страны РФ, но – что много хуже – не может быть.

Означает ли это, что кремлевские лучше? Нет, конечно. Не лучше. Хуже. Но сам этот вопрос бессмысленен – в таком состоянии души нам Кремль не очистить. За такими нами люди не пойдут. Понимая, что если мы куда и можем идти сами, то только на кладбище. А на кладбище их и без нас приведут.

Что темы, что проработка этих тем на семи панелях были настолько бессмысленны, что слушать даже живых докладчиков было невыносимо. Не говоря уж про попугаев, бессмысленно повторяющих красивые слова, и про прагматиков, повторяющих те же красивые слова в стремлении получить эфемерные выгоды. (Впрочем, для многих, вроде дочки Лукьянова, доктора наук пусть и юридических, на службе у дочки Собчака, ведущей Дома-2 – кто мог такое представить в 89-м году? – и не такие уж и эфемереные.)

Но не это самое неприятное. Самое – что развернуть эти головы к чему-то более осмысленному невозможно: род ментального паралича. Бесконечное повторение одних и тех же слов, как это делают дети-аутисты: санкции, люстрации, имперское проклятие, коммунистическая катастрофа, выборы, выборы, путин-дурак, дурак, долой самодержавие...

Но даже и это не самое-самое. А самое-самое – некурабельность. Абсолютное большинство людей, которых я видел, нельзя вылечить. Вот я тут недавно пытался достучаться до Сергея Давидиса. Зачем? Беглого взгляда на человека достаточно, чтобы понять: он способен воспринимать лишь очень ограниченный ряд вещей, и всяко не те, что я пытался ему втолковать. Я ему о том, что будет через десять лет, а для него за пределами года мира нет.   Это уже не говоря о том, что в своем внутреннем мире он вполне органичен и ведет себя вполне логично. Просто от этой логики обществу РФ хорошо не будет.

В этом-то и беда: за пределами их мирка (а мирок этот много меньше по масштабу, чем страна), их нельзя побудить хотя бы просто начать думать. Пусть неглубоко – пусть хоть как-то. Судьба их – в таком состоянии и умереть. Смотреть на это невесело...

Что случилось? Как дошли мы до жизни такой? И что же всё-таки с этим можно делать? Об этом и только об этом нам надо думать. Естественно – тем, кто может.