Сбросим Пушкина с парохода истории, или продолжение темы

На модерации Отложенный

 

Каюсь, не удержался. Рабочее название моей вчерашней статьи "Намочнение" было другим: "Нельзя давать козлам верховодить". Только мне ругаться не хотелось. Не то, что я уж совсем никогда не ругался, но чисто рационально дело это, коль скоро речь идет об обращении хотя бы к ста читателям, я считаю, как бы сказать, не слишком достойным что ли. И уж точно – не слишком продуктивным: моя задача – побудить думать, а не делиться горестными заметами сердца.

В общем, название я пригладил, стало "Намочнение". Но смысл, естественно, сохранился: не позволять духовным младенцам под руководством духовных детей чуть постарше, но уже совсем сильно испорченным (в статье я назвал их проще – "мерзавцы"), так вот нельзя позволять им верховодить обществом – решать, какие фото мне смотреть можно, а какие нельзя, запрещать мне распоряжаться моим телом по моему усмотрению, ну и, вообще, заставлять меня быть таким же идиотом, ладно, не буду ругаться – таким же дурачком, какими дурачками и дурочками являются они сами.

Писать об этом, по-видимому, теперь придется часто. Сюжеты будут приходить и приходить. Власти нужно отвлечь общество, а прежде всего – его протестную часть, от обличения своей государственной импотенции (не путать с политической: в политическом смысле узурпаторы победили, но в смысле историческом, в смысле развития страны и народа – проиграли и покрыли себя позором навечно). Так что отвлекающих сюжетов будет много.

Один не замедлил прийти просто вчера. Президентша Академии образования (бывшей академии педнаук), она же начальница в обществе русской словесности, предложила заменить в школе изучение "Войны и мира", а заодно и всего Достоевского изучением Библии. Потому что всю глубину Толстого школьники все равно понять не смогут. Так что надо читать духовную литературу.

Вообще-то, в части атаки на Толстого и Достоевского это плагиат. Дело было 104 года назад. Расцвет столыпинской реакции и далеко не лучшее время серебряного декаданса. Тогда-то только еще рождающийся поэт Маяковский вместе с друзьями и залепил знаменитую пощечину общественному вкусу: "Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности".

Но компанию Маяковского можно понять. Сегодня это назвали бы пиар-акцией: молодежь, расталкивая локтями старожилов, обустраивалась на Парнасе. Потом из этого родятся воспетые Булгаковым "Довольно пели вам луну и чайку! Я вам спою чрезвычайку!" и "В сердце бьется динамо-снаряд". Чем это кончилось, известно. Повзрослевший на 12 лет Маяковский разобрался в пушкинских иероглифах и втянул сброшенного коллегу на пароход обратно: "Я люблю вас". Это не Ленский Ольге, это Маяковский Пушкину.

Но здесь другое. Там был протест против непонятой жизни, принятой по наивности за мертвечину. Но протестовало-то живое. Сегодня верховодить пытается мертвичина.

Вообще-то, академику, да еще от словесности положено было бы знать, что во всей полноте ни школьники, ни взрослые не могут понять даже "Деда Мазая и зайцев". Во всей полноте они могут понять разве что "Зайка моя". Академику положено было бы знать, что для полного понимания писателя нужно быть даже не одного с ним роста – нужно быть выше. И что 150 лет "Войну и мир" читают не для того, чтобы ВСЁ в ней понять, а для того, чтобы понять ЧТО-ТО. Что-то, что ты понять способен. Но главное – читают, чтобы прикоснуться к чему-то такому, что потом на многие десятилетия станет ориентиром собственного развития.

И, конечно – чтобы добавить к своему собственному, в 15 лет еще очень куцему жизненному опыту опыт Толстого и толстовских героев. Чтобы пожить воображаемой, но прекрасной жизнью и дотронуться до прекрасного. А для самых способных – и чтобы пережить яркие, доступные только через чтение высокой литературы эстетические чувства: восторг первого бала, или звенящий ритм осенней охоты, а самые способные – и покой аустерлицкого неба. Ну, и конечно – чтобы загореться духовным поиском Пьера, бросающим его то в реформаторство, то в масонство, то на Бородинское поле, а то и в замысел теракта против Наполеона, и в конце концов, уже перед самой Сенатской площадью ведущим его к мысли об объединении хороших людей.

Конечно, сегодняшним детям такого лучше не читать. Но академик от словесности и педагогики должна была бы понимать, что в русской литературе нет ничего более духовного, чем Толстой и Достоевский. А тем более – понимать, что никакое чтение Библии без предварительного даже не просто чтения, а зачитывания, упивания Толстым и Достоевским невозможно. По определению. Как нельзя читать учебник по дифференциальным уравнениям, не выучив школьной алгебры. Иначе Библия останется просто набором букв, слов и странных сказок. Чтобы начать понимать хотя бы только первую главу первой книги Библии (про "сотворил Бог небо и землю"), нужно иметь отнюдь не школьные знания и отнюдь не школьный склад головы. Без этого чтение Библии – просто забивание головы вздором.

Мадам Вербицкая ничего этого и близко не понимает. И, значит, занимает не свое место – и в академии, и в обществе словесности. И вот тут я подхожу к самому трудному. Тут бы мне обратиться к академикам. Среди них есть нормальные, образованные люди. Ну, насчет глубин Библии я не уверен, но кто-то из них, конечно, понимают душеполезность Толстого и Достоевского. Я и собирался обратиться лично – с фамилиями, именами и отчетствами. Но... рука сама зависла в воздухе.

Академики-то они, конечно, академики. Но они ж еще и завкафедрами. И вообще не в безвоздушном пространстве живут. Как откликнутся они на мой призыв бросить с парохода современности своего президента, да как посыпятся на них синяки и шишки. И мучайся потом – на что добрых людей подбил? Мыслимое ли дело – бунтовать? Это у нас-то. Об этом, кстати, тоже есть в "Войне и мире". Помните первую встречу Николая Ростова с Марией Болконской? Когда он усмиряет взбунтовавшихся крестьян и они сами вяжут зачинщиков.

"Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем... Два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушак и подал им... Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали. Я же сказывал, что непорядки... Глупость наша... Связанных мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.— Эх, посмотрю я на тебя! — говорил один из них, обращаясь к Карпу.— Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?— Дурак, — подтверждал другой, — право, дурак!".  

В общем, дорогие академики и член-корреспонденты, не стану тревожить вас лично. Воля ваша: хотите жить с таким президентом – живите. Только не удивляйтесь, если кто-то когда-нибудь, потом бросит вам (а может, вашим детям, а может – и внукам): "Это какой, какой академии? Образования? Это где президент Толстого из школьной программы исключал? Ну, что ж – понятно... Понятно..."