О жанрах протестной публицистики

Их несколько, и каждый из них по-своему полезен. Хотя иногда – только тем, что обнаруживает свою бесполезность.

Есть  вот, например, такой жанр – "Заглянуть под ковер". Кто-то из советологов сравнил советскую политику с дракой собак под ковром: понятно – что драка, непонятно – как протекает. Пока из-под ковра не выбрасывают очередной политический труп. Традиция не умерла, и самые золотые перья протеста обожают анализировать отношения между башнями кремля, или между злым (протест добрым его, конечно, назвать не может) царем и злыми же боярами. Кириенко продвинули – что это значит? Володина передвинули – а здесь в чем интрига? Чувствуется нереализованный потенциал Пикуля и попытки реализовать его в публицистике. Но что хорошо в романе в аналитике так себе. Очень даже "так".

Два похожих жанра – "Чем сердце успокоится?" и "Что было бы если бы?". И здесь нереализованная страсть к белетристике правит бал. Если БЫ не было революции; если БЫ не Сталин, а Троцкий; если БЫ Ленин не умер – и куча других БЫ рождают тонны мечтаний о прошлом, чья ценность ограничивается демонстрацией отсутствия в таких текстах какой бы то ни было иной ценности. Но читателям нравится. Потому что они очень любят и исторические романы, и фантастические. А различать публицистику и белетристику не обучены – когда нам было учиться?

Прогнозы ("Чем сердце успокоится") мало отличаются от мечтаний о прошлом. Разве что здесь предмет мечты – будущее. Которое рисуется в соответствии с душевным настроем автора либо черным ("Шеф, всё пропало!"), либо розовым цветом. Сколько было написано даже не золотым, а иридиевым пером протеста, что дни Путина сочтены и что уйдет он вот-вот, ну, просто сию минуту, ну, вот сейчас же уйдет! А сколько других прогнозов было! И все один точней другого – гадом буду, как к бабке не ходи. И в самом деле, зачем – к бабке? Когда у нас Вангой становится любой. И здесь в читателях недостатка нет – помимо любви к фантастике, кому же не хочется знать свое будущее. У цыганки со старой колодой клиенты не переводятся.

Примыкают к нерализованным стругацким и нереализованные конандойли. Взять звонкое убийство, и  строить версии – это ли не удовольствие. И для читателя, и для писателя.

Есть, конечно, и более осмысленные жанры. И главный из них – обличение. Здесь, по крайней мере, есть надежда, что текст достигнет того, кто не знает, но хочет разобраться. Есть и такие. Кто не понимает, что под красивые разговоры о будущем счастье – не на этом свете, так на том – его просто грубо разводят. На деньги, но не только. Разводят на всю его жизнь – если не убивают прямо, то превращают его потенциально могущую быть человеческой жизнь в скотскую. Но, конечно, под очень красивые слова – про родину, про патриотизм, про вставание с колен, про суверенитет, про бога и про духовность.

Конечно, более-менее зрелому человеку стоит взглянуть в глаза ораторов, чтобы всё понять. Но ведь то – более-менее зрелому. А где они? "Менее"-то гораздо поболее будет, чем "более". И для этих "менее" обличения полезны. В них они узнают, и какую именно страну мы про..., и какую именно имеем сегодня.

Но обличения полезны, только когда ведут к пониманию, что нужно делать делать. И вот с этим у нас плохо. Разговоры о что делать почти исключительно сводятся либо к сжатым кулакам и гуляющим желвакам, либо же к мечтаниям, продолжающим фантастические прогнозы. Это жанр "Когда я вырасту большой". Когда мне снова свалится в руки власть, тогда я... И дальше – про переходный период и учредительное собрание, в общем, праздничные сны. Иногда, правда, в праздничное настроение добавляется немного прянности в виду упования на Гаагу. Или – на иные органы правосудия. Тогда "Когда я вырасту большой" превращается в "Подожди, генри хиггинс!"

Примыкает к "Когда я вырасту большой" и близкий жанр "Если бы директором был я". Это жанр советов действующему руководству. Но вы понимаете, как оно нуждается в наших советах.   

Я ничего не забыл? Забыл, наверное... Точно – забыл: про псевдонаучную аналитику. Это когда берутся очень умные, научные слова, делается очень серьезное выражение лица (то самое, с которым делаются все глупости), задается вопрос, на который нельзя ответить, и начинаются продолжительные манипуляции с умными словами в надежде обнаружить кошку, которой нет. И совершенно при этом не обращая внимание на других "кошек" – которые есть.

Всё? Или еще что-то есть? Наверное, всё равно не всё. Наверное, что-то забыл. Но не забыл я главного – того, что главного в нашей протестной публицистике как раз нет. Потому что главное – это два тесно сплетенных вопроса: что делать и как делать?

Почему так получается? Потому что у публицистов нет сомнений в том, что они хотят. Почти все хотят в Норвегию. И мысли их, если это, конечно, можно так назвать, направлены только на одно. Как нам сделать из России Норвегию? Ладно, мы не гордые – согласны и на Финляндию. Но немудренный анализ любому и даже вполне плотно зажмурившему глаза  публицисту открывает немудренную истину – не получается из России Финляндия. Не выходит. Как у Данилы-мастера – каменный цветок. А дальше реакция разная. От "Не выходит – и черт с ним, займусь лучше своей собакой (котом, дачей, деньгами, карьерой)" до "Ну, и плевать, что не выходит – не мешайте мне мечтать; а может быть, праздничный сон и сбудется: какое-нибудь счастье и привалит само". А посередине – "Не важно, что не выходит – трясти надо!".

Альтернатива? Ну, это долгий разговор. Об альтернативе – в следующий раз.

45
1030
10